***
Звуки со всех сторон
Мой нарушают сон,
И не дают уснуть,
Справимся как-нибудь.
Лучше я напишу
Вымученную лапшу,
Вечный поставлю шах –
Пусть висит на ушах.
В цирке
«В библиотеке должно быть тихо», -
Это запомнилось у Галустяна,
Мы снимем новый ужастик «Стихо»
На земляничной своей поляне.
«В библиотеку привел Сусанин
Полчища жадной, голодной чайки» -
Вот ты и говоришь словами,
И тебе тоже поставят лайки.
Серенький фильм одного актера
С треском проваливается в прокате,
Мы не поедем с тобой на море,
С вышивкой сядем в домашнем платье.
В цирк в воскресенье с дитями сходишь,
Только не смотришь на представленье,
По фильму ужасов колобродишь
И сочиняешь стихотворенье.
Вот ты и заболел словами,
Больше не смотришь на голых женщин,
В библиотеке гремишь цепями -
Самый отесанный из деревенщин.
***
Издалека долго
Прямо на красный свет
На двадцать первой «Волге»
Едет лихой поэт.
Три всего передачи,
Нету зато ремней,
Гонит себе и плачет
По стороне своей.
Чуть повернешь налево -
Встречная сторона:
Снежная королева,
Вечная тишина.
***
Тихоокеанский флот:
«Петропавловск», «Стерегущий»…
Мы выходим из-под вод
К публике эффектов ждущей.
Витгефт вовсе не убит
И Рожественский не сдался,
Брат Маклая – клещ, стоит,
Мостик вечным оказался.
И мы будем не тужить…
А чего от нас вы ждете?
Будем Родине служить,
Вы – на суше, мы – на флоте.
***
Мы смотрели с тобой на фигурное катание,
И нам нравились красивые одеяния.
И мы радовались золоту, словно дети,
Позабыв на миг о больном поэте.
Ахнув после выброса четверного
Пили чай с тобою мы до полвторого.
Дактилическая рифма не получилась,
Золотая медаль на других свалилась.
Все тулупы-сальховы-лутцы-флипы,
Все падения-крики-вздохи-всхлипы
Не заменят нам нашей главной цели…
Главное, что с тобой смотрели.
***
Ты любитель биатлона,
я – обычных лыж…
Было время - был я молод,
и шумел камыш.
Строчки сами так ложились
гибнуть на снегу,
а теперь проходят лыжи
через «не могу».
***
Все, что я заработал посильным трудом,
я обратно бесплатно теперь раздаю…
Я работал, как волк, острым целым клыком
и строчил заунывную песню свою.
И теперь моя глотка орет на весь лес,
леденящая пятки писклявых зверьков,
но не любят они мою лунную песнь,
лишь луна отвечает обратно на зов.
***
Таких, как он, не бывает,
И больше таких не будет,
Теперь, когда умирает –
Никто его не осудит.
Он сделал все то, что сделал –
Хорошее и плохое,
Теперь умирает смело
За сделанное собою.
Ну что загрустили, братцы?
Запойте погромче песню!
Незнайка был тунеядцем,
Но станет он всех известней.
А я - безыскусный Цветик
Работаю – «пакля – рвакля»,
В одной из простых поэтик,
В одном из пустых спектаклей.
***
И с кем бы не был я накоротке,
Я у тебя одной ищу приюта,
И временами нахожу как будто
Синицею в протянутой руке.
Так - эдак можно тут добавить слов
И по любому - сверху или снизу,
Вы ничего не поняли, маркизы
Обоих благороднейших родов.
***
Я уже давно разговариваю с Богом,
и со всеми говорю со своей высоты
грязненького и удобненького порога,
на котором я растянулся, ты
знаешь, хорошо прослывать графоманом
в маленьком Отечестве скучном своем,
я люблю тебя и не строю плана,
мы живем и растворяемся в нем.
***
Большая и смертельная усталость
Наполнила до краешков меня,
Оставили меня без одеяла,
Оставили без верного коня.
Без горьких, но живых переживаний
По поводу начавшейся войны
Вселенская помойка состраданий
Закрыта мной по просьбе тишины.
***
Хочется написать для Олега,
Чтобы понравилося ему.
Что-нибудь вроде «осеннего брега»,
Но не смогу или не пойму.
Хочется что-то сказать такое,
Но не умею это сказать,
Если бы был пистолет под рукою,
Точно бы начал сейчас стрелять
По воробьям и бутылкам сочно,
Чтобы кричали и бились те
Над бесполезным моим подстрочным,
Неполучившемся на листе.
***
Восьмое марта: деньги, хлопоты,
Походы за карагандой,
Пустое небо с самолетами
Своей страдает ерундой.
Пойду я со своими лыжами
Кататься в парк «ЦПКИО»,
А на обратном по заниженной
Куплю мимозу для нее.
***
А теперь уже точно смерть –
Молодежь обошла меня,
Будет Верхняя мне Сысерть,
Смрад рабочего трудодня.
Хорошо, что в моей судьбе
Закупорка не удалась,
И ношу на своем горбе
Очень сладкую эту власть.
***
Римляне убивали,
Римляне убивали,
Слово было в начале,
Слово будет в конце.
И последнее слово
Было сказано снова,
А последнее слово –
Это слово любовь.
***
Ты сказал, что Фон Триер лучше, чем Гренуэй
Кто такой ты, чтобы это мне говорить?
Но веселые строчки подсочинить
Я могу по этому поводу, фей.
Это Караваджо и святой Себастьян,
Это на Англию мой прощальный взгляд,
Я не знал, что это был детский сад,
Легкомысленно верил в желтый туман.
***
Как писал какой-нибудь Пастернак
Про какое-то рождество,
Я пишу обычный весенний брак
Про свое убожество.
Снег блестит на солнце и падает
На сверкающую слякоть,
Март идет по маслу, надежды нет,
Я – в аптеку, прости Господь.
***
Мы с тобой – два города:
Каменск и Свердловск,
Это было здорово –
Европейский лоск.
А теперь вернемся мы
В провинциализм,
А теперь проснемся мы
И начнется жизнь.
***
Все только начинается,
Маленькая страна,
Мы теперь рассчитаемся
Сразу с тобой сполна.
Так возросла задолженность,
И котелок кипит,
Нет никакой возможности,
Чтобы нас примирить.
***
Проснулся в новую субботу,
Сходил бесплатно на работу,
Зашел домой за этой строчкой,
Поехал на метро за дочкой,
Забрал ее на воскресенье,
Провел свой уикенд весенний
И написал простым поэтом
Без злого умысла об этом.
***
Мы новый лозунг написали
И понесли его домой,
Мы спали – ели, ели – спали
И завтра день невыходной.
Зачем мы вышли на дорогу,
Куда нас к черту занесло?
Затем, что было одиноко
И вовсе было нетепло.
***
А ну-ка песню нам пропой веселый Вертер.
И вейся по ветру с веселой рожей…
Как хорошо, когда опять о смерти.
Как хорошо, когда мороз по коже.
Давай же мы ослабим эти строчки,
И пусть живет, как Гете, бедный Вертер,
И встретит свою Лотту перед смертью,
У Манна было правильно и точка. | 
