Ирина Зайкова
ДНЕВНИК ИРИС
Отрывки
 Просто сон. 27 декабря 2006
Этот сон я ношу в себе уже больше десяти лет. Мы стоим на краю огромного зеленого поля. Где-то на линии горизонта темнеют горы. Моя рука в руке моего любимого. Утренний воздух наполнен ритмичным жужжанием и стрекотанием каких-то насекомых. И в такт этим звукам движутся люди, людские потоки направляются к высокому округлому зданию как будто бы растущему из самого центра поля. Я киваю в ответ на взгляд его медово-карих глаз, и мы начинаем наше движение и вот мы уже внутри здания. Оно огромное, все внутреннее пространство занимает лестница из белого камня, ступени которой уходят вертикально вверх. Маленькие боковые дверцы и витые прячущиеся в стенах лестнички усиливают сходство с театром. Любимый вдруг бросается к боковой дверце, его ладонь выскальзывает из моих беспомощно разжавшихся пальцев.
– Идем, так быстрее!
– Нет! – кричу я. – Идем, как все, по лестнице!
– Встретимся наверху, – нетерпеливо кидает он, и его высокий, юношески-худой силуэт исчезает в боковом проходе.
Я продолжаю подниматься по белой лестнице вместе с чужими людьми. И вот огромный заполненный гулом людских голосов зал. Кругом хаотично расставлены стулья соединенные в короткие шеренги как в кинотеатре. Почти все места заняты ожидающими. На удачу в шеренге прямо передо мной два незанятых места. Я кладу руки на спинки стульев, а сама не перестаю оглядываться. Ни одного знакомого лица. Из угла зала доноситься крик:
– Девушка, вас ищут!
Бросаюсь на крик. И вот я проснулась.
Глубоко личное. 1 мая 2007
Третий день сижу на диете. Вид несчастный, затравленный, глаза ... Скажем, христианский мученик с иконы, по сравнению со мной, выглядит непрошибаемым оптимистом. Сосед по кабинету периодически пытается скормить мне сэндвич или какое-нибудь печенье, безрезультатно. Сегодня под конец рабочего дня он с беспо-койством заметил, что я уже белее стенки и сбегал с киоск за чипсами. Не взяла ни одной!
Что интересно, мужчины выказывают необыкновенное внима-ние, шеи таки выворачивают, оглядываясь. Я на дверь магазина только подумаю, уже кто-нибудь бежит ее открывать. Это у нас-то! Хотя если мне сейчас предложить выбрать между Ричардом Гиром и антрекотом...
9 Мая 2007
Мой дедушка, Василий Алексеевич, которого я никогда не видела, погиб в 1941 году под Ленинградом. Прямое попадание бомбы в машину, которую он вел. Через пятьдесят лет пришло письмо из во-енкомата, в котором сообщалось, что под Ленинградом найдена братская могила, где он похоронен вместе с другими солдатами. Ин-тересно, какой он был. Папа его почти не помнит. Из того немногого, что рассказывала бабушка, знаю, что он был веселый, дерзкий, предприимчивый, и его очень любили женщины.
Другой мой дедушка, Давид Борисович, который меня много ба-ловал и немного воспитывал, начал войну политруком и отступал вместе со своим пограничным отрядом почти до середины войны и почти до середины России. Потом его отправили в тыл по состоянию здоровью. Он тоже ничего не рассказывал про войну, потому что в войну не стало всей его семьи, и он не мог говорить о том времени. Я помню, что он был добрый, мудрый, веселый и его очень любили женщины.
Мистическое. 16 мая 2007
По поводу одной картины. Девушка любит звезду, а звезде уже давно все равно. Я не хочу спорить с художником, я просто вспомнила историю, случившуюся со мной два года назад.
Мы возвращались из Бат-Яма в Тель-Авив. Ничего особенного, маленькая вечеринка, я представляла подруге своего очередного поклонника. Мы славно посидели в уютном ресторанчике, который я люблю за огромное во всю стену окно с завораживающим видом на почти черное вечернее море. Поклонник с честью выдержал смотрины и вполне очаровал мою придирчивую подругу интересными разговорами и новомодным напитком: маргарита с тропическим фруктом пасифлорой. Засиделись почти до полуночи и возвращались через старое ночное Яффо, осторожно петляя по узким, плохо освещенным улицам, с окнами, спрятавшимися за наглухо закрытыми старинными ставнями. Было бы жутко, но за нами ехало еще две машины, одна почти вплотную, а другая замыкала наш караван метров так через десять. Проехали старый рынок, и в предчувствии Тель-Авива добавили скорость. Из переулка на встречную полосу выскочила старая битая машина, вильнув, зарычала, увеличила ско-рость и пошла на лобовое столкновение с нами. Я почти ничего не помню, кроме странных отсутствующих лиц темнокожих подростков, сидевших в ней, где-то на расстоянии пары метров перед нашим лобовым стеклом. Каким-то сверхъестественным образом атакующая машина вильнула вправо, чуть не врезалась в стену дома, вы-вернула влево и вошла в стену дома на противоположной стороне улице между второй и третьей машиной. Мой при-ятель застыл, вцепившись побелевшими пальцами в рычаг тормоза. Одинокий водитель в машине за нами, казалось, тоже превра-тился в статую. Я механически достала мобильник, посмотрела на экран, пять минут после полуночи. Уже почти пять минут, как моему Любимому исполнилось сорок лет, исполнилось бы, если бы он не погиб десять лет назад.
17 мая 2007
Сегодня позвонила дочке моих друзей, чтобы пригласить девочку к себе на несколько дней, пока не успокоится ситуация в Сдероте. Она там учится по программе Наале. В ответ услышала:
– Спасибо, тетя Ирина, но у нас сейчас столько интересного, нас каждый день куда-нибудь увозят на экскурсии.
– Леночка, может, все-таки подумаешь.
– Ой, да вы не беспокойтесь, мы же слышим, что это просто с самолетов стреляют. Это совсем не опасно. Мы очень хорошо различаем, когда из чего стреляют.
Ну что на это скажешь. Легкое ощущение холодка под ложечкой.
Кухонное. 29 мая 2007
Сейчас поджарила куриную печенку (да простят меня мои изра-ильские френды) на сливочном масле. Кстати, рецепт паштета дошел от одной пожилой венгерской еврейки, прошедшей гетто, из ее рук все кошерно. Потом потушила лук и яблоки, по ходу дела посовето-валась с моей френдессой-гуру по кулинарии о специях. Тимьяну и соуса беласми не оказалось, зато был мускатный орех, черный перец и красное сухое вино. Затем позвонила подруга (тоже не дурочка пожрать) и рассказала, что ее бабушка добавляла крутые яйца и капельку коньячка. По яйцам я как-то засомневалась, да и Лара (моя гуру) не одобрила. Но вот по коньячку старушка была ой как права. Осталось это все перемолоть и (м-м-м) поставить в холодиль-ник. Пусть настоится!
Дневниковое. Гора Кармель. 8 июня 2007
Автобусы забираются по серпантину на заросшую лесом гору Кармель. Мы всем довольным рабочим коллективом направляемся на лошадиную ферму, сегодня день кайфа. По прибытию организа-торы поделили нас на четыре группы: первая на конную прогулку, вторая на джипы, третья в лес играть, и последняя в кантри.
– О, хочу в кантри, – обрадовалась я, – бассейн, массажи, джакузи...
Известно, что рот мне открывать возбраняется, нашу группу тут же отправили в кантри – временно свободный от лошадей загончик – и предложили нехитрые деревенские развлеченая, как то: перетя-гивание каната или кидание наполненными водой воздушными шариками. После того, как мы вымокли и я уделала недавно постиранные кросовки, организаторы предложили поразвлечься бросанием друг в друга яиц. Коллектив почти единогласно отказался.
– Оставь их, – прошипела одна из массовиков-затейников другому, – да разве можно расшевелить этих банковских работников.
И нас отпустили с богом на конную прогулку. Загорелый до черноты парнишка скороговоркой объяснил, что самое главное - это следить за ушами лошади. Если уши прижаты, значит, лошадь сердиться. Если бы с людьми все было бы так же просто. Я тут же приглядела смирную высокую лошадку, но инструктор взвесив меня на глаз, решил, что я самая легкая в группе, и выдал мне низенькую белесую клячу по имени Санта, которая всю дорогу еле тащилась и как выяснилось, приходилась бабушкой д'Артанянскому Росинанту. Держась за воздух, дабы облегчить жизнь несчастной лошади, я пыталась наслаждаться мирной библейской красотой поросшей низкими деревьями и кустарником горы Кар-мель. Не успели мы по возвращении подкрепиться круассонами, как нас тут же погнали в лес на игрища. Первым заданием, которое по-лучила наша команда красных шапочек (извиняюсь, белых и прочих кип, которые носят религиозные евреи в зависимости от степени религиозности), было перелезть через сплетенную из веревок крупно-ячеистую сетку. Причем, самых легких следовало пе-реправлять как дрова, поверху. Я полюбовалась как передавали из рук в руки длинную и изящную как африканская статуэтка темноко-жую секретаршу босса, и, не дожидаясь, когда пойдут искать следующую жертву, спряталась за деревом. После целого фейерверка подобных развлечений мы вернулись на ферму к круассонам и персикам. Наши религиозные мужчины, перемигнувшись, удалились на полуденную молитву: и впрямь, за удовольствие подержать на руках красавицу-секретаршу им следовало отмолить двойную норму. Тем временем я записала наш женский коллектив в очередь на массаж. Себя, понятное дело, к массажисту, дам, для приколу, к массажистке. Дождавшись ехидного вопроса, с удовольствием объяснила, что боялась задеть их религиозную скромность. Правильно сделала, как выяснилось, успела получить массаж до ужина. В то время как красав-чик в белом халате делал мне массаж головы, я смотрела в голубое небо сквозь ветки цветущей акации, и желтые цветочки, отрываясь и медленно крутясь, опускались на мое лицо. Славно отужинав и по-баловавшись на десерт горячим яблочным штруделем с мороженым, мы отправились домой. Во время осторожного спуска по серпантину вволю полюбовались глубокими зелеными ущельями и по-ехали вдоль моря на юг, в Тель-Авив. Вечерело, красно-желтое солн-це уселось в слоистые облака и стало похоже на певицу Лолиту в ба-летной пачке. Еще через четверть часа золотистое свечение над мо-рем превратилось в грязно-розовое, а серо-голубая прозрачная дымка сгустилась до темно-серого сумрака.
На обратном пути застряли в пробке и я, разумеется, опоздала на свой любимый сериал «Не родись красивой». Единственным утешением служило то, что девушка на сидении впереди меня была как две капли воды похожа на Катю Пушкареву.
Дневниковое. Карпаты. 15 июня 2007
Уже пятое утро я просыпаюсь и вижу огромную округлую гору прямо напротив окна гостиничного номера. Гора сплошь покрыта нежно-зелеными, кудрявыми, похожими на овец деревьями. С востока и запада к ней примыкают две горы поменьше, образуя на стыке темно-зеленые причудливые складки. На фоне горы выстроились в линейку несколько двадцатиметровых елей еще более темно-го цвета. И старинное коричневого кирпича здание с готическими остроконечными башенками.
Воздух над восточным горным стыком, словно бокал начинает наполняться золотистым пульсирующим сиянием. В шесть двадцать девять на дне бокала появляется нестерпимо-радостное солнце. Я выпиваю залпом.
Дневниковое. Диалоги. 28 июня 2007
Год назад.
Он: – Я подписал контракт.
Она: – Ты подписал контракт?
Он: – Это всего на год, я буду приезжать каждые три месяца, а ты будешь приезжать ко мне.
Она: – Всего на год?
Он: – Может быть, чуть больше. Почему ты молчишь?
Она: – Хорошо, поезжай. Я понимаю тебя. Это интересно, другая страна, другие люди.
Он: – Ты сердишься?
Она: – Нет. Не прикасайся ко мне.
Он: – Почему?
Она: – Забудь. Забудь мой номер телефона, забудь, где я живу, забудь, как я выгляжу и как меня зовут.
Он: – Ты сошла с ума!
Она: – Не прикасайся ко мне. Все. Меня больше нет. Для тебя. Все. Забыто. Поезжай с богом.
Полчаса до взлета.
Он набирает номер ее телефона.
Она слушает гудки и не отвечает.
Она набирает номер его телефона.
Он слушает гудки и не отвечает.
Настоящее время. Звонит телефон.
Он: – Привет, это ты?
Она: – Привет. А это ты?
Он: – Как дела?
Она: – Все так же. А как у тебя? Как съездил?
Он: – Спасибо. Замуж не вышла?
Она: – Нет. А ты?
Он: – Нет. Ты меня вспоминала?
Она: – Да, недавно. Вспоминала, как мы сидели в кафе на набе-режной, когда грохнуло. Ну прямо напротив нас. Тогда взорвали тот клуб. Помнишь?
Он: – Да, это было ужасно. Были убитые.
Она: – Я не видела. Ты видел. Бросил меня одну и побежал туда.
Он: – Не начинай. Я боевой офицер. Я должен. Так у нас в стране.
Она: – Я не начинаю. Я понимаю.
Дневниковое. Море в субботу 28 июля. 29 июля 2007
Каким вчера было море! Непривычно спокойное, гладкое слов-но шелк. И вместо волн, ритмичное трепетание упруго-натянутой ткани. В ранние часы можно ощутить возбуждающее слияние потоков прохладной ночной и уже нагретой утренним солнцем, во-ды. Почти нереального голубинного цвета, как будто и не бывало зеленого и синего. Небо тоже необычное из-за затянувшегося хамсина, еще не осевшей песчаной бури. В вышине зеленовато-голубое, выше линии горизонта белая прозрачная полоска, а у самого гори-зонта серо-голубое и плотное как море. Увлеченная нежным спокой-ствием потока, я заплыла за волнорез и испугалась. Море и небо были одного цвета и смешивались. Ощущение было совершенным, чуть зазеваешься, заплывешь на небо. А потом не сможешь выбраться.
Уличные заметки. Тель-Авив. Улица Аленби. 3 августа 2007
Южный Тель-Авив. Перекресток бульвара Ротшильд и улицы Аленби. Для тех кто не знает, слегка блошиная часть разношерстного города. В списке моих молитв, есть одна и для Аленби. Не дай мне боже, жить и одеваться на этой улице. Но это так, к слову.
Возле супермаркета разухабистая мелодия пытается перекрыть уличный шум. Немолодая коротко стриження женщина играет на по-трепанном аккордеоне. Музыка заходится не то смехом, не то рыда-ниями. Прислушиваюсь, да это же – «Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо!»
На другой стороне улицы четыре дня в неделю сидит старый бла-гообразный нищий в кипе. Белоснежные волосы, аккуратно подстриженная борода, на левой руке не хватает пальцев. Сидит, вы-прямившись на стуле, с достоинством отвечает на приветствия, благодарит за монетки знакомых, звучным голосом благословляет незнакомых прохожих. Иногда его навещают дочка с внучкой.
По тротуару едет на велосипеде щуплый парнишка лет девятнадцати. И беспрестанно мотает головой из стороны в сторону, нервный тик. Что же такое страшное увидел парень в своей недлинной жизни, чему до сих пор говорит нет. И не может остановиться.
Из окон нашего офиса виден небольшой фонтан с прямоугольным бассейном, метров так десять на шесть. Каждый день к бассейну приходит худой невысокий мужчина лет семидесяти, раздевается догола, аккуратно складывая одежду. Плавает минут десять-пятнадцать, выходит из воды и усаживается на краю бассейна, обсохнуть. Прохожие тихо фонареют. Затем он неторопливо одевается, застегивая рубашку на все пуговицы, и уходит. Плавает стилем баттерфляй.
Неподалеку от большой синагоги есть киоск лото. Пожилой лысый продавец с благожелательным интересом смотрит на прохожих. Взгляд глубокий, мягкий, но без улыбки. Вечером приезжает микро-автобус и специально оборудованный подъемник переносит в ма-шину грузное, безногое тело. Рабочий день закончен, продавец едет домой.
Жара спадает, уличный шум начинает стихать, толпы народа, с утра снующие по разнообразным дешевым магазинам, рассасыва-ются. Автобусы, шедшие сплошным потоком, редеют. Улица остается голой, замусоренной, притихшей. Несколько часов покоя. К ночи откроются бары, заискрятся вывески, понаедет нарядная молодежь. В темноте улица, словно потрепанная жизнью красавица, обретет загадочный, влекущий шарм.
Путевые заметки. Подземный Иерусалим. 9 декабря 2007
Сегодня была в Иерусалиме. День выдался солнечный, и я почти не мерзла. Несколько лет в жарком и влажном климате Тель-Авива превратили меня в парниковое растение, вянущее в любом другом месте.
Мельница Монтифьери блестела как новенькая и была похожа на огромную кефирную бутылку с пропеллером. Светлые кирпичики один к одному и позеленевшая бронзовая крышка. В павильоне напротив, уютная, немного сказочная карета того же Моше Монтифьери.
У Стены Плача было не протолкнуться – ханука. Туристы, израильтяне, высокие черные шляпы ортодоксов. Настоящий салат из молящихся и любопытствующих.
Слева от предназначенного для молитв участка стены, несколько полукруглых арок. Через одну из них спускаемся в подземелье. Вытянувшись в цепочку, идем вдоль подземной части западной стены храма. Стена внизу не такая шершавая и по краям каменных глыб выбита аккуратная каемочка – фирменный знак царя Ирода, построившего Второй храм. Фрагменты подземной улицы, полукруг-лые колонны входа в магазинчик, остатки огромной цистерны для воды, неиспользованные древними строителями каменные плиты. Время будто бы спрессовалось и его течение сопоставимо с текучестью камня, осознание собственной мимолетности словно холодная капля за шиворот.
На обратном пути, нас как водится, завезли в плохонький придо-рожный ресторанчик. Этой стекляшке я немедленно простила все за шикарный вид на Масленичную гору, золотые купола храмов и предзакатный белокаменный город.
В траве за окном сидели коты и не сводили глаз с ресторана. Се-рый полосатый и лохматый рыжий. Неожиданно рыжий исчез, серый по-прежнему был как глиняный. Я осмотрелась, с другой стороны стекляшки в проволочной клетке-ловушке тихо, не притрагиваясь к свежим куриным потрошкам, пригорюнился рыжый. Возле ловушки, огромный черный кот, тоже не двигаясь, смотрел на пойманного коллегу.
Тут ко мне подъехал хозяин ресторана с чашечкой кофе от заве-дения и сладкой улыбочкой – типа, не дадите ли телефончик. Не знаю, с чего бы это, но у владельцев общепитовских точек ко мне давняя и постоянная слабость.
– Спасибо за кофе, конечно, но котов зачем ловите?
– Они посетителям мешают, на столы прыгают. Но мы ничего плохого им не делаем, просто увозим подальше и там отпускаем.
На выходе из стекляшки, я оглянулась. Коты сидели как сфинксы, в их неподвижности было твердое обещание вернуться к ресторан-чику во что бы ни стало.
2 февраля 2008
Сейчас я работаю в самом высоком здании Израиля, а может, и всего региона. Что не так уж и радует, принимая во внимание обстановочку в том самом регионе.
Вообще архитекторы, застроившие район Раматганской биржи многоэтажками, неплохо повеселились. Если в городе дует средней силы ветер, то разгуливая среди небоскребов он достигает ураганной мощи, закручиваясь в смерчевые воронки. Но больше всех повеселился архитектор здания, где мне и посчастливилось найти работу. Он совершенно гениально воткнул свою 244-метровую круглую башню на углу, прямо посреди розы ветров.
Как раз на прошлой неделе погодка и разгулялась. А теперь представьте себе, как вечером, наработавшись, вся такая малень-кая, я пытаюсь выйти из здания. Кое-как мне удалось оторваться на пару метров от стены, две худые девушки, последовавшие моему примеру, с визгом вернулись обратно. Опа! Чувствую, от земли отрывает, еще чуть-чуть и опрокинет, пришлось сесть на корточки и вцепиться в каменную ступеньку. Переcидев сильный порыв ветра, я вернулась к зданию, и перебирая руками по стеночке, обтекая вжавшихся в нее людей, перебралась на подветренную сторону. На улице, подальше от небоскребов, ветер был уже не такой страшный.
Тель-Авив, 2006 – 2008
|
