ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА МЕРЕЖНИКОВА

Книжку стихов сейчас может выпустить любой желающий – были бы деньги на издание! При этом можно обойтись не только без редактора, но даже и без корректора. Важно ли для начинающего поэта, что в таком случае нередко не только орфографические, стилистические и прочие грубейшие ошибки едва не из каждой строчки торчат, так еще и элементарная логика отсутствует. Человеку куда важней, что вот он, в руках -  ЕГО СОБСТВЕННЫЙ СБОРНИК, который можно дарить знакомым и незнакомым с СОБСТВЕННЫМ автографом! А умеешь пользоваться интернетом – рассылай свои произведения по газетам, журналам и всевозможным конкурсам, и общайся, с кем хочешь, сколько хочешь, хоть по всей России, хоть с «за рубежом». Мудрено ли, что такая форма общения, учебы и продвижения литераторов, как литературное объединение, иным из молодых (да кой-кому и из вполне «взрослых» поэтов!) стала казаться неким анахронизмом: а зачем она теперь вообще нужна? О том, какую роль сыграло литературное объединение Каменска-Уральского в жизни многих каменских любителей поэзии, и какую - оно продолжает играть сегодня, я все же попробую рассказать.

Наше литобъединение, если не самое старое в Свердловской области, то уж совершенно точно - одно из самых старых. Оно было создано при городской газете «Каменский рабочий» в 1947 году  большими любителями поэзии - тогдашним заместителем редактора газеты Давидом Лившицем (впоследствии – известным на Урале поэтом, сотрудником журнала «Урал») и школьным учителем Александром Александровичем Кузовниковым. Отвечал за работу объединения литсотрудник «Каменского рабочего» Василий Гурьевич Шендриков, Уровень тех первых занятий в красном уголке редакции, размещавшейся в одном из темных, низеньких зданий старого Каменска, сейчас, наверное, оценили бы как «художественную самодеятельность», но именно с них начался творческий рост другого уральского поэта Николая Яковлевича Мережникова (1929-2010), члена Союза российских писателей, автора доброго десятка поэтических книг, человека разностороннего, мягкого, удивительно деликатного и тактичного, а главное – замечательного воспитателя молодежи.

С утверждения Мережникова руководителем (а тогда это было именно «утверждение» - причем, согласование происходило не только на уровне редакции, но и на уровне горкома партии, и даже – КГБ, негласно, разумеется) занятия все больше стали выходить за рамки обычных любительских разговоров о поэзии, постепенно переходя на новый для Каменска уровень профессиональной литературной учебы.

«Каменскому рабочему» обязаны своими первыми публикациями Владимир Потоцкий, Виктор Белоусов, Нина Буйносова, Алексей Сиголаев, Владимир Андреев, Алексей Ярушников, Николай Голден, Юрий Каплунов, Юрий Томилов, - писал в своих воспоминаниях Мережников. – Думаю, что у моих товарищей по литобъединению навсегда останутся в памяти дни нашего творческого общения, и они со временем будут вспоминать их, как я вспоминаю  те уроки и наставления, на которые щедры были мои старшие товарищи тех лет – А. Кузовников, Г. Казаков, Д. Лившиц».

Упомянутому Юрию Каплунову – одному из самых первых воспитанников Николая Яковлевича, который вел занятия в литературном объединении Каменска-Уральского четверть века (1953-1978), наш руководитель помнится сначала студентом, а затем совсем молодым выпускником  филфака УрГУ им. Горького (второклассника Каплунова за руку привел в литобъединение папа как раз в том самом 1953 году).  Невысокого роста, худощавый, смуглый, с копной длинных черных волос, каменский поэтический «гуру» обычно являлся на занятия с очередным, зачастую совершенно новым для членов объединения поэтическим именем и ворохом стихов именитых или только начинавших «звучать»  авторов, и щедро делился с нами всем этим,  почерпнутым из книг, журналов и газет богатством. С ним мы узнавали Межирова, Гудзенко, Гумилева, Пастернака, Фирсова, Самойлова, Старшинова, Ручьева, Рубцова, Тушнову… Я уж не говорю о таких тогдашних богах литературного Олимпа, как Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Ахмадуллина. Этих мы и сами отслеживали.

Если ты невзначай похвалился перед товарищами, что открыл для себя какого-то поэта – Николай Яковлевич тут же ловит тебя на слове: «Так, может, подготовишься – и на следующем занятии и нас познакомишь с этим автором?!» А что значит – «подготовишься»? Это не просто почитаешь всем полюбившиеся тебе стихи, но и расскажешь, чем данный поэт отличается от других. Какие особенности его стихосложения тебе показались наиболее интересными.

Чтобы мы стремились глубже вникать в суть поэзии того или иного автора, Мережников использовал прием особенно запомнившихся мне «угадаек»: «Угадай, чья строка?». Прочитает строчку или строфу не самого известного стихотворения конкретного поэта – а мы должны по стилю, по использованию словарного пласта определить, кому эта строчка или строфа принадлежит. До пяти-шести, а то и больше авторов переберет наш учитель за одно занятие. И как же бывало стыдно, если не узнаешь поэта, которого просто обязан знать. Как «Отче наш», мы должны были уяснить для себя, что глупо сегодня, после Маяковского использовать слабые рифмы, когда можно и нужно не лениться и искать рифму «умную», глубокую. Глупо хватать сходу первое попавшееся в голову сравнение или метафору – ведь чаще всего именно они уже у кого-то были. А ты поищи свои собственные, оригинальные. Увлекшись идеей обсуждаемого стихотворения, мы  нередко на ходу предлагали товарищу более интересную рифму, подсказывали, как можно «довернуть» концовку или вообще повернуть стихотворение в другую, более интересную  сторону…

И как же мне, например, (да и не только мне: жизнь, связанную со Словом, у нас избрали многие) пригодился сначала на факультете журналистики УрГУ, а затем – и в редакционной работе, и в работе над собственными стихами навык той суровой, но объективной, профессиональной литературной работы!

При обсуждении рукописи задача ставилась – не захвалить, но и не обидеть товарища. Были исключены оценки типа: «Сегодня я тебя похвалю, а завтра – ты меня». Обсуждение стихов шло дружеское, но жесткое. Слова «нравится», «не нравится» были объявлены вне закона: «Это – не критерий! Ты должен доказательно объяснить, какие конкретно литературные достоинства или недостатки видишь в данном стихотворении».

Когда у нас появились свои студенты Литературного института, кто-то из них предложил даже штрафовать за слова «нравится», «не нравится».  Штраф – 10 копеек. Наберется 1 руб. 80 коп. - покупаем бутылку «рислинга» и после занятия в хорошую погоду идем в лес, а в плохую - вваливаемся всей компанией в шесть-семь-десять человек на квартиру к Алеше Сиголаеву, и там до самозабвения читаем друг другу свои и чужие стихи, поем под гитару Коли Голдена привезенные нашими «литинститутовцами» из Москвы песни. Михаила Анчарова (поэта, близкого Окуджаве, но зазвучавшего чуть позже): «Парашюты надулись и приняли вес. Земля качнулась едва. А внизу - дивизии «Эдельвейс» и «Мертвая голова». И сказал Господь: «Э-ге-гей, ключари, открывайте ворота в ад. Даю команду до зари: пора принимать десант. И сказал Господь: «Это ж Гошка летит – Лагутинский атаман.  Череп пробит, парашют пробит. В крови его автомат…»). Или Александра Городницкого: «Когда на сердце – тяжесть, и холодно в груди, к ступеням Эрмитажа ты в сумерках приди. Там без питья и хлеба, забытые в веках, атланты держат небо на каменных руках…» Или Николая Рубцова: «В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, молча принесет воды…» Кстати, «Горницу» мы пели вовсе не на тот, несколько татарский мотив, на который обычно поют ее сейчас, а на мотив нашего гитариста, который учился в  Литинституте в те же годы, что и Рубцов, и утверждал, что сам автор предпочитал как раз его вариант. Во всяком случае,  и сегодня эта песня считается официальным гимном Литинститута, и поют ее там именно на мотив Николая Голдена.

Мы на ходу, на конкретных примерах учились различать понятия «гипербола», «литота», «оксиморон», «опоясанная рифма», «парафраз»… (Поэтический словарь Квятковского – самый первый  из словарей, который  Мережников настоятельно рекомендовал иметь каждому. По его совету мы в те поры вообще гонялись за любыми словарями. Словарь ударений – чтобы пародисты не ловили нас на неправильных ударениях. Словарь синонимов – чтобы мы не хватались за первую же попавшуюся рифму, а искали незатасканную. С той же целью добывали словари Даля. И т.д. и т.п. По поводу обеспечения литобъединения дефицитной в те годы литературой было даже принято особое постановление горкома партии, обязывающее всемогущий книготорг обеспечивать нас словарями и поэтическими сборниками. Так что на моих книжных полках, например, собраны едва ли не все словари, какие только издавались в стране. А художественную литературу, в том числе – поэзию,  при переездах, ворча, помогают связывать и таскать из дома в машину и наоборот все мои многочисленные друзья: собранная в те годы библиотека насчитывает около трех тысяч книг). 

 «Свеженькие», горяченькие, «с пылу, с жару» стихи обкатывались на публике. Мы нередко всем составом отправлялись в рабочее общежитие, в техническое училище, в школы, в Дом старшеклассников или во Дворец культуры на очередную встречу с читателями. И там, на мнениях коллег и любителей поэзии оттачивали только написанные строки. А после, позавидовав, что кто-то опять написал нечто замечательное, задетые за живое, старались тоже удивить друзей «новьем».

Литобъединение не просто помогало нам расти в профессиональном смысле. Оно сдружило нас. Вряд ли есть на свете поэт, которому не хотелось бы сразу же прочитать кому-то только написанное стихотворение. Много лет я, «жаворонок», могла ранним телефонным звонком разбудить «сову» Юру Каплунова, чтобы он сказал мне, что «не так» в только придуманных мной строчках. А он, соответственно, мог «отомстить» мне тем же, подняв меня с постели поздним вечером, когда я уже видела вторые сны. Мы ворчали друг на друга, но начинали придирчиво разбирать то, что написал товарищ. И, надо сказать, такие отношения складывались у многих. Тем более, что как раз в те годы Николай Яковлевич организовал еще одно литобъединение – при Дворце культуры школьников, и вскоре к нам «перетекли» его тамошние подопечные…

Как-то незаметно получилось, что наше, более взрослое  поколение взяло шефство над ними. У меня и у Коли Голдена подшефной оказалась Оля Расковалова, которая писала интересные стихи и, не менее интересные, рассказы. После Оля поступила на журналистику, но перешла в педагогический институт. Стала преподавателем литературы. Не считает себя ни поэтом, ни прозаиком, хотя «в стол» (и довольно необычные повести и сценарии, которые не на что издавать), пишет и сегодня. Работала редактором заводской многотиражки. Много лет занималась профсоюзной работой на крупном предприятии города. Теперь – методист в железнодорожном институте Екатеринбурга. Своеобразной работой со словом связал себя Саша Ильиных: стал адвокатом.

Впрочем, все это было позже. А тогда на занятиях литобъединения мы снизу вверх глядели на не отличавшегося ростом, но умного, едкого на язык, прекрасно разбиравшегося не только в прозе, но и в стихах Николая Голдена, - первого из наших, поступивших в Литературный институт им. А.М. Горького.

Простая жизнь тылового уральского города с ее ежедневным будничным подвигом встает перед нами  в его рассказе «Калым». Читаешь – и веришь каждому слову. А когда доходишь до последних строк, сдержать слезы просто невозможно. Нашего земляка, создавшего этот страшный, потрясающий жизненной правдой рассказ,  тогда приняли в Союз писателей СССР  сразу после появления на свет его первой небольшой книжки «Вертушка», что по тем временам было явлением почти чрезвычайным.

В популярном журнале «Смена», выходившем миллионными тиражами, рассказ Голдена «Причастие» был опубликован рядом с произведениями таких известнейших русских и зарубежных писателей, как Виктор Астафьев,  Леонид Жуховицкий, Эжен Веверис…

Сразу нацеливать своих воспитанников на «большую литературу» - это было со стороны Мережникова, наверное, слишком самонадеянно. Однако двинули (и сходу поступили!) в Литературный институт  Эдуард Образцов, Николай Голден, Алексей Сиголаев и (помимо литобъединения – Виталий Кодолов).  Алексей Ярушников и Владимир Потоцкий поступили на сценарный факультет ВГИКа (а конкурс туда по престижности был не меньший, чем в Литинститут). Позже по сценарию Потоцкого был снят фильм  о городе Трубнинске «Тихие троешники». Ярушников  опубликовал рассказ «Поездка в Крым» у самого Твардовского в «Новом мире» и, будучи еще литобъединенцем, выпустил книжку  рассказов «Саранки», а Эдуард Образцов - книгу стихов  «Небо – дом мой».

В конце 60-х –начале 70-х публиковать и нас. Сначала – в приютившей поэтов городской газете, затем – в областных - «На смену», «Уральском рабочем», а позже – и в журналах «Урал», «Уральский следопыт». А там стихи и проза каменцев стали появляться и на страницах московских газет, журналов, коллективных сборников. Целую полосу стихов и прозы раз в месяц обязательно отводил для наших творений «родитель» литобъединения -  «Каменский рабочий». При одном условии. Тогдашний редактор Михаил Константинович Кириллов, присланный из горкома партии на «укрепление дисциплины в редакции», которая прославилась особой любовью к «зеленому змию», требовал обязательной идеологической подкладки: «Чтобы в подборке было 60 процентов про работу и только 40 процентов – про вашу луну и про любовь».

Однажды он никак не хотел пропускать в печать стихотворение Виталия Коновалова «Картина»:

В яром гике, в полете погони,

Над растоптанной тишиной,

Как шальные, проносятся конники,

Перемазанные зарей.

А за ними бежит дорога,

Не остывшая от копыт.

Эй, давай, поднажми немного!

Сабля - наголо и горит.

Сабли песню лихую грянут,

Грянут сабли на голоса.

По траве, по степи охряной,

Порассыплются волоса.

Плачем плачут копыта синие

По холодной, рябой земле.

…Это было когда-то в жизни

И воскресло на полотне.

«Что это за выражение – «перемазанные зарей»? – Сурово вопрошал редактор. – Заря не может мазать! И почему земля у вас – «рябая»? А «плачущие» копыта – это вообще черт знает что!»

Нам было совершенно непонятно слышать такое. Сегодня-то мы понимаем:  конечно же, не виноват человек в том, что не дано ему было чувство Слова; что поставила его партия не на то место; что вот так, «каменно» - осознавал коммунист свой долг перед ней: нет и не должно быть в печатной фразе ничего непонятного! Никакого второго или третьего смысла! Никакого подтекста! Не должны копыта плакать – и все тут! Такое это было время. Не зря же именно тогда остроумные каменцы переименовали свой «засушенный» до сухарного состояния печатный орган из «Каменского рабочего» в «Каменный рабочий».

Идеологическая подкладка в работе с поэтами в советское время была обязательной. Но, с другой стороны, именно этому требованию тех лет – держать под контролем молодые дарования - мы были обязаны замечательнейшему явлению: областным поэтическим семинарам, которые совместно с областным отделением Союза писателей СССР организовывал главный шеф молодых литераторов – обком комсомола. Наше литобъединение было активным участников таких семинаров. Собравшись где-нибудь в профилактории или Доме отдыха, свердловчане, тагильчане, первоуральцы и, конечно же, мы, каменцы до хрипоты обсуждали представленные рукописи. Не книжки, как сейчас, а именно – рукописи! До разрешения издать собственную книжку или хотя бы опубликоваться в сборнике «под общей крышей»  надо было еще расти и расти! Впервые под такую «крышу» - коллективный сборник «Начало», выпущенный в 1974 году после подобного семинара Средне-Уральским книжным издательством, - в числе восьми счастливчиков  попали два каменца – Каплунов и я.

Как непреходящий праздник запомнился один из семинаров, на который где-то в лесу, в санатории собрали не только молодых поэтов и прозаиков, но и молодых певцов, музыкантов, художников, создателей мультипликационных, документальных и художественных фильмов… Трое суток, почти без сна мы носились из семинара в семинар, общались с талантами из самых разных сфер, пытаясь охватить все, предложенное нам богатство творчества. Носились еще и потому, что наш учитель Николай Яковлевич Мережников всегда твердил: «Книги, концерты, музеи, художественные альбомы, пластинки, общение с интересными людьми – не пропускайте ничего. Вы еще не знаете, где и когда вам могут пригодиться эти впечатления! Какие стихи они помогут вам создать!»

(И, если уж вспомнился этот совет про впечатления, то именно благодаря такому совету в свое время зачастил  в лес юный Юра Каплунов, а позже, уже по его инициативе,  начались и наши коллективные вылазки «на природу» - за березовым соком, за грибами, «на листопад», на осеннюю Камышенку, после чего в блокнотах и тетрадках литобъединенцев появлялись новые стихи).

 С одного из самых первых областных семинаров, в которых мне довелось участвовать, я до сих пор храню уже истрепавшуюся от частого чтения, с порванной и склеенной от руки обложкой потрясшую меня тогда крохотную (10 х 13 см) самую первую, зеленую, всего с тремя десятками стихотворений книжечку Майи Никулиной «Мой дом и сад». Помню, как сама она, молодая, тоненькая, как змейка, в зеленом облегающем платье («малахитница», да и только - подумалось мне) читала своим хрипловатым голосом: «Пусть будет вечен мой невечный дом. Пью воду из глубокого колодца и собираю яблоки в подол. И мне ли знать, откуда что берется. Откуда эти белые цветы и детская ненужность удивленья загадочному счастью повторенья  цветов и снега, яблок и воды?».

Надо сказать, что времена в уральской поэзии, пришедшиеся на момент нашего поэтического взросления, стояли интересные. Из старшего поколения в Свердловске работали Михаил Найдич, Венедикт Станцев, Леонид Шкавро, Николай Куштум, Давид Лившиц, Лев Сорокин... На слуху и на виду был всеобщий любимец, «уральский Маяковский» Борис Марьев. Активно публиковались молодые «пилипенковцы». Мощно завил о себе ниспровергатель всего и вся Юрий Лобанцев. С лету запоминались стихи талантливого Володи Кочкаренко. В областной прессе вместе с нами печатались стихи Любы Ладейщиковой, Германа Иванова. На крохотной кухоньке Майи Никулиной спорили о поэзии тогда еще желторотые, еще не оперившиеся, но талантливые Юрий Казарин и  Андрей Комлев.

На семинарах оригинальные и нахальные тагильчане «расталкивали плечами» поэтов, приехавших из городов поменьше. Во время обсуждения они обычно расхваливали «своих» и крушили «чужих», но когда дело доходило до конкретного разбора «тагильских» стихов, каменцы, набившие руку на подобных разборах, нередко разбивали хваленые произведения  в пух и прах. Мы же, по нашим неписанным «литобъединенским» правилам, дифирамбов друг другу на семинарах не пели, но  всякий раз и руководители, и участники семинара отмечали общий высокий  профессиональный уровень стихов «каменской школы».

Как раз на одном из таких семинаров, где наше объединение  было названо лучшим в области, Николай Яковлевич и объявил, что больше не будет с нами заниматься. О  необходимости «отставки» ему заявил уже упоминавшийся редактор «Каменского рабочего» Кириллов. Причина: публикация в «Литературной газете», где критически отозвались о стихах Мережникова, посвященных Ленину. «Как может руководить молодежью человек, которого газета ругает за стихи о вожде?!» Но на семинаре присутствовал представитель обкома партии Мазырин, и возмущенные литобъединенцы обратились к нему.

Вскоре в редакцию «Каменского рабочего» нагрянули представители КГБ и горкома партии – «разбираться в ситуации». Мережников был оставлен руководителем, а вместо редактора газеты курировать литературную страницу стал его заместитель Альберт Александрович Пряхин - человек, хоть и пристрастный к «зеленому змию», зато разбиравшийся в поэзии и чувствовавший слово.

Сейчас можно только удивляться, как Николай Яковлевич все успевал: и заведовал отделом поэзии журнала «Урал», и мотался из Свердловска в Каменск на занятия литобъединения, и стихи писал (выпустил больше десятка поэтических сборников). Оправдывая надежды учителя, опубликуют свои сборники поэзии и прозы и станут членами Союза писателей четверо тогдашних литобъединенцев.  Николая Голдена («Вертушка», «Творцы крылатого металла», «Стержни», «УАЗ и уазовцы», «Уазовские перекуры», «УАЗ – фронту»)  примут раньше, когда еще был Союз писателей СССР. Юрий Каплунов («Золотое новогодье», «Послевоенная музыка», «Летосчисление»), Евгения Кузеванова («Неровное сердцебиение», «И век кончается», «Мир мой деревенский») и автор этих строк («Трава живая», «Последний гривенник», «Студеный день») станут членами Союза писателей позже, в 2002 г., когда он уже будет называться Союзом писателей России. Нас рекомендовали в Союз руководители на Всероссийском совещании молодых поэтов, который проходил в Каменске-Уральском – городе, который с некоторых пор стали называть «каменской поэтической аномалией».