Свой первый стих Василий Скворушкин написал в пятилетнем возрасте. Там было что-то про бабочку, на которую он тогда нечаянно наступил. Смерть насекомого настолько тронула его юную, но уже достаточно возвышенную душу, что незамысловатые строчки полились сами собой. Он их тут же нацарапал в альбоме для рисования кривыми каракулями – буквы он, к счастью, уже выучил и почти не путал.

Первым читателем была, конечно, мама.

– Ого! – сказала она. – Да у тебя писательский талант проснулся. Молодец! Сочини что-нибудь ещё, этого не надо стесняться!

Вася и не думал стесняться – стихосложение вовсе не казалось ему постыдным ремеслом. Однако муза не посещала его после этого случая лет семь. Видимо, событий, равных по значимости с гибелью бабочки, в его жизни в этот период не происходило.

В шестом классе его ударила портфелем девочка по фамилии Щукина. Перед глазами запрыгали звездочки, и в их мерцании запрыгали буковки второго шедевра. Над ним он пыхтел дома часа два, из-под его пера в результате вышло потрясающее по глубине и искренности объяснение в любви, в котором «голубые Щукиной глаза» оригинально рифмовались со строкой «не сломай портфель себе, коза». Листок с черновиком он принес назавтра в школу, дабы на досуге подправить… Одноклассник Сёмка Мальцев застукал приятеля с поличным, когда тот переписывал опус набело.

– Чё это у тебя? Стих? Сам сочинил? Дай-ка!

Скворушкин и охнуть не успел, как его тайна была раскрыта перед всем классом.

– Что это вы там прячете? – строго спросила Анна Петровна. – А ну, дайте сюда!

Листок перекочевал на стол учительницы, та прочла содержимое поверх очков.

– Кто это написал?

– Это Скворушкин написал! – рявкнул весь класс. А Сёмка, гад, пискнул:

– Это он про Щукину!

Анна Петровна еще раз пробежалась глазами по авторскому тексту.

– Что ж, неплохо. Есть, конечно, определённые шероховатости, есть грубые слова, неприемлемые для литературы такого рода. Я думаю, тебе стоит извиниться перед Щукиной. Но, в целом, Скворушкин, у тебя есть способности. Если ты пишешь стихи, этого не нужно стесняться.

– А почему я должен этого стесняться? – в запале выкрикнул Вася. Но ему никто не ответил – учительница резко перешла к основной теме урока – правописанию «не» и «ни» с глаголами.

Щукина, кстати, вовсе не обиделась. Наоборот, подошла после урока и спросила:

– Скворушкин, а тебе не больно было… ну, портфелем? Скворушкин, давай дружить!

После этого случая муза стала посещать Василия достаточно регулярно – он и о природе стал писать, и об уроках, и о машинах… Вот только стихов своих больше никому не показывал – прятал в стол. Ему уже и самому стало казаться, что сочинительство занятие достаточно позорное, чтобы им похваляться.

Правда, было непонятно, почему маститые классики, которых изучают по программе, творили без всякого стеснения и даже, похоже, не краснели при этом. Неужели все эти люди были настолько бессовестны по натуре, что их даже не мучили кошмары после написания очередной нетленки?

В девятом классе Скворушкин решил, что всё это комплексы, и стал с ними решительно бороться. Вместо сочинения о лишних людях в романах Тургенева он написал в тетрадке стих про взаимоотношения Ивана Сергеевича и Полины Виардо. Получилось довольно-таки скабрёзно, Анна Петровна влепила версификатору кол, вызвала в школу маму, а перед классом публично разгромила его сомнительный талант.

– Скворушкин решил творить в эстетике откровенной похабщины – это его личное дело. Но никому не позволено марать грязью великие имена. Сначала бы писать грамотно научился, да и вообще – постеснялся бы!

Но Скворушкина было уже не остановить. Переходный возраст, как утверждают психологи, отменить вообще невозможно, а у поэтов он, однажды наступив, говорят, длится всю жизнь.

Скворушкин вырос в маститого поэта. Классическую форму стиха он всецело похерил – так в наше время писать уже нельзя! Его всецело захватили перформанс и андеграунд – вот уж где совершенно не нужно было стесняться. Он печатался в толстых журналах и солидных сборниках, ему посвящали свои статьи серьезные критики.

Особенностью творческой манеры Скворушкина было то, что женщинам свои растиражированные строки он больше не посвящал – писал исключительно для мужчин и мальчиков… Хотя некоторым женщинам его произведения тоже нравились, несмотря даже на обилие мата.

И только старенькая мама да поседевшая учительница хватались за сердце всякий раз, когда читали о нём в светской хронике:

– Эх, Вася-Вася! Ведь такой талантище был… Как же тебе не стыдно-то?