Ма-ма!
МА-моч-ка!
Была б ты живая, мама,
Я жил бы совсем не так:
И в рот бы не брал ни грамма —
Ни водку и ни коньяк!
Я не был бы очень дерзким,
Не жил спустя рукава…
…В камине горят по зверски
Берёзовые дрова.
Вот также сгорают и люди,
К тому же мела метель
Мороз был в ту Зиму лютый,
Мы быстро сожгли плетень.
Потом принялись за сени
И прочий чердачный хлам
Бывало, что я у соседей
Поленья таскал по ночам.
Но я не считал себя вором —
С морозом плохая игра —
У них этих дров были горы,
А мы замерзали в край!
Сгорели в печи полати,
Взлетев фейерверком искр,
Но время сказало: «Хватит!»
Весна предъявила иск.
Мы все поначалу ожили, —
Теперь-то конец всему,
Но голода острые ножики
Уже подступали к селу…
Сначала была картошка,
Потом кожуру толкли,
И волки скреблись в окошко
И ты хоть ори не ори…
Но волки — лесные звери,
Повоют да в лес уйдут…
Не верится, что мы ели
Крапиву и лебеду!
Спасибо тебе, крапива!
За то, что я жив и здоров…
Хоть ты и совсем не красива,
Но ты мне милей цветов!
Июль разгорался вяло.
Трава запотела от слёз,
А мама литовку искала,
Готовясь идти на покос.
Покос был за дальним полем,
И транспорт — солдатки горб
За это — позднее, боли,
Её спеленали в гроб.
Трава уродилась — прелесть!
А ну-ка, гульни, коса,
Под вечер мы ягоды ели,
Их было полно по лесам.
Ах, мама, любимая мама!
Прости мой дурацкий нрав,
И то. Что я был упрямым,
За всё, в чём я был не прав?
А был я не прав во многом —
Включая Войну и хлеб…
Была возле дом наш дорога —
Был в доме у нас ночлег…
Полуторки и трёхтонки…
К детям шофёры нежны.
Всё было у нас в избёнке,
Но это от страшной нужды!..
И ночь была целым веком,
Не ночь, а сплошной кошмар…
И я непослушные веки
От страха руками сжимал!
Но вновь голубели стёкла,
Рассвет — молоко с водой.
Орала соседская тёлка,
Предчувствуя скорый убой.
Зима наступила рано.
В сусеке подохла мышь.
Неделю мелели бураны
Наставив сугробов до крыш.
В углу тосковали боги.
Отец затерялся в войне.
Меня. Чтоб не вытянул ноги,
Мать собрала к родне.
Дорога была, как в сказке,
Вот только кобыла — смех!
И дядя глядел с опаской
На кем-то изрытый снег…
А лес и темней и гуще,
Дороге не видно конца,
И вот уже сумерек тучи
Тревожно клубятся в кустах.
И вдруг встрепенулась кобыла —
В лесу заплясали огни.
И дядя, что было силы,
Завыл вдруг: «Гони! Гони!»
Тогда я не чувствовал страха,
Лишь сердце стучало сильней,
А дядя всё ахал и ахал
Вожжой по костлявой спине.
Но звери напрасно трудились,
Задаром точили клыки:
Навстречу нам дровни катили,
А в них — из Сувор мужики!
Суворы! Грязнуха! Каменск!
Лесистая глушь кругом,
Понять не могу, как маме
Пройти удавалось пешком.
Но я и не думал про это,
Мне б только поспать да поесть.
…Несла она людям газеты,
Несла от знакомых весть! |