Есть слово страшное – «Война»
Осмыслить, как она страшна,
Не в силах слабый разум.
Мы не бывали на войне,
Известной нам, тебе и мне,
По фильмам и рассказам,
По орденам фронтовиков,
Да по солдатам в мае.
И смотрим мы на стариков,
Но их не понимаем.
Поймёт ли не вступавший в бой,
Что значит, жертвуя собой,
В поток единый влиться?
Пойму ли, славный ветеран,
Как часто из-за старых ран
Вам по ночам не спится?
Ведь я не пережил беду.
Я не прошёл через нужду,
Страданье и тревогу.
Не знаю боли тех времён…
- Не знаешь, - согласится он, -
Не знаешь… слава Богу.»
Но как – будь проклята война –
Для Вас закончилась она? -
Спрошу я ветерана, -
Ведь не было счастливей дня!?»
И он посмотрит на меня
Улыбчиво и странно.
Издалека – издалека,
Сквозь время. Через силу.
И я в глазах у старика
Увижу, как всё было.
Невзрачный дом. Унылый двор.
Больничная палата.
Ведут неспешный разговор
Два раненых солдата.
Один – с простреленной рукой,
Со шрамом на щеке другой,
А третий - скован гипсом.
Он сам с собою говорит
И зажигалку мастерит
Из пулеметной гильзы.
Четвертый сушит самосад.
Он десять дней тому назад.
Контужен при обстреле.
Отвоевал. Ему домой.
Он жив. Но он – глухонемой
С тридцатого апреля.
А пятый, маленький такой,
Храбрец, артиллерист лихой –
Трех «тигров» уничтожил! –
Котенку брюшко щекотит,
И у бойца – блаженный вид,
И у котенка – тоже.
Укол готовят пареньку.
Лежит, страдая на боку.
Не скажешь, что бесстрашен
Смельчак, что по тылам врага
Шел с красным знаменем полка
Из окруженья к нашим.
И вышел, цел и невредим.
Осколок в мякоть угодил.
(Раненье – стыд признаться).
Вот только стал совсем седым
В неполных девятнадцать.
Бойцы не вздорят меж собой.
Они на равных делят
Объединяющую боль
И общее безделье.
Привыкли с некоторых пор,
Их не пугают ныне
Ни изувеченный сапер,
Споткнувшийся на мине,
Ни замурованный в бинтах,
Замотанный, как кокон,
Сержант, что гнал горящий танк
По вражеским окопам.
Сегодня так живут они:
То – покури, то – отдохни,
Осмотры, перевязки…
Проходят медленные дни,
Как будто в сонной сказке.
И день – как сон. А ночь – без сна.
И сладко мучает весна,
И раны донимают.
Когда закончится война,
Ещё никто не знает.
День начат, как заведено.
Он ясен, но бесцветен,
Но вдруг в открытое окно
Ворвался свежий ветер.
Ворвался, весел и упруг!
И что-то изменилось вдруг
В больном, усталом мире,
И словно стало все вокруг
Просторней, выше, шире!
Не как всегда, не как вчера
Открылась дверь палаты
И появилась медсестра
Без
Белого
Халата!
И было все в ее чертах
Необычайно ново,
И слово билось на устах,
Особенное слово.
И видел каждый из бойцов
Ее прекрасное лицо
С огромными глазами,
И прошептала медсестра:
«Ура, товарищи! Ура!» -
И залилась слезами.
Все замерли, оцепенев.
Все поняли: конец войне,
Безумию и бреду.
И в несказанной тишине
Немой сказал: «Победа!»
Ну вот тогда и началось.
И поднялось, и понеслось!
Восторженно едины,
Пробуждены, восхищены,
Орали, будто пацаны,
Серьёзные мужчины:
Один, с подвешенной рукой,
Другой, с израненной щекой,
Пустились в пляс, а третий –
- Подумайте, какой мастак! –
Он отбивал танцорам такт
На гипсовом корсете.
Четвёртый стиснул сгоряча
В объятьях строгого врача
И доктор бородатый
Кричал: «Ура!.. Уймитесь вы!
Ура!.. Ведь разойдутся шва!
Ура! Ура, ребята!
А пятый, маленький такой,
Притопывал одной ногой.
Одной ногой.
Одной ногой.
Ну… не было другой.
А юный, но седой герой
Стоял над плачущей сестрой,
Твердя баском охрипшим:
«Ну, вас, девчонок, не поймёшь.
Чего ты, глупая, ревёшь?»
И мужественно всхлипнул.
И завершился мрачный спор,
И глубоко вздохнул сапёр,
Разжавший лапы смерти.
И посрамлённая карга
Стремглав ударилась в бега
Из этой круговерти.
Да будет жизнь.
И смерти нет.
И даже тот увидит свет,
Кто ужас тьмы изведал.
Из куклы, стянутой бинтом,
Как бабочка, прорвался стон,
Счастливый стон:
«Победа!»
Да, это был великий день
Тех удивительных людей,
Людей освобождённых.
Был светлый день.
Был звёздный час
Людей, что отстояли нас,
Покуда не рождённых.
И, право же, не их вина,
Что слово страшное «Война»
Не позабыли люди,
И трудно нам предположить,
Что мир когда-то сможет жить
Без грохота орудий.
Увы, непросто.
С детских лет
Учили нас, что Бога нет.
Но если есть он всё же,
Он мог бы с лучшей из планет
Быть и добрей, и строже.
Не допустил бы грабежа,
Раздора, беспредела.
Чтоб прежде времени душа
Не покидала тело.
И чтоб хватило всем тепла,
И воздуха, и света,
И чтобы мирною была
Прекрасная планета.
|