Владимир Ермошкин

                                 ПАСХАЛЬНЫЕ ЯЙЦА

Вообще-то Анфиса хорошей хозяйкой слыла. У неё мужик в полном ажуре был: и помыт, и наглажен. Да и сама-то она всем на зависть пестовалась. А вот только разошлись они по разные стороны − так и поблёкли.

Мужик самоваром раньше гляделся. И труба дымила, и кран блестел. Бабёшки около него бабочками вились. Ну, он втихаря, бывало, потискает самую тоскливую (не пропадать же добру!) – далёко было слыхать. Анфиска ему такие тиски опосля устраивала, что даже у соседских мужиков спесь куда-то пропадала.

А сейчас, после развода, у него одна сопля по ветру мотается, другая на штанине засохла. Да и под штаниной, видимо, не хлеще. Смотреть на него тошно. Как говориться, ни себе, ни бабам.

Что касается женского пола, у них такая же оказия. У замужней бабы рейтинг высоко стоит, даже если с лица не принцесса. Каждый задрипанный мужичок – то, что плохому танцору мешает, старается к ней подкатить. Только разошлась с мужиком. Всё. Ни ответа, ни привета. Сколь не стараются на себя разведёнки глянец навести, он всё равно матовым выходит.

Баба без мужика, что телега без коня. Скрипит только, а ни взад, ни вперёд. Вот так оно и получается, что в одной упряжке надо быть. Там и колёса мажутся, и оглобли правятся.

Уж больно видная пара была. Вот почему, на них наглядевшись, люди о семейной жизни судачат. А Анфиса, конечно, − душка, оптимизма и надежды не теряла. Искала своё счастье, где могла.

− Ой, бабоньки! Что я вам сейчас расскажу! – Анфиска, переодевшись в спецовку, с лукавой улыбкой плюхнулась в каптёрке на скамейку. – Я ведь вчера сама к чужому мужику эти «самые» подкатила! До сих пор стыдоба меня берёт!

− Неужто! Где же ты в бильярд-то поиграла? Дельный хоть, не пустозвон, как некоторые? – откликнулись на её разговор бабы.

− Не знаю! Но подкатила под самые помидоры, дура! Ой, не могу! Стыдобушка! – причитала Анфиска, подогревая интерес у бригады отделочниц.

– Интеллигентный такой, стеснительный! Ну, просто ангел с картины! И, вроде, свободный! А я! Яйца… – Анфиска стыдливо покачала головой, и взялась румянцем.

− Ты так и будешь сама с собой губы облизывать! Нам-то хоть плесни, об чём речь завела! Сидит голуба! Розовеет! А мы за неё додумывай! – возмутилась самая «прожжённая» из бригады Люська. – Рассказывай, где накувыркалась с ангелом-то!

− Да ты что! У меня от Егора ещё постель не остыла! А ты мне нову простынку стелешь! − фыркнула без сердца Анфиска.

− Ладно тебе скромничать! Заужималась сразу! − напрямую пропылила Люська.

− Я вот что, от себя, девки, скажу! Стоит один раз попробовать нормального мужика… − Люська гордо встряхнула грудью. − Потом ничем бабу не удержишь! Хоть к столбу привязывай! А ты не больно сытая, поди!

− Ишь, ты! Гулена какая! Не удержишь! Посовестилась бы свои откровения выплёскивать! − встряла в разговор мастерица Анастасия. − У нас вон девочки в бригаде незамужние есть! Чему ты их научишь такими речами? Сама-то, сколько слёз в подушку пролила, как без мужика осталась? А?! Это при мужике вы хвост задираете. А вот одна осталась. Много ты их видала? То-то и оно! – Настя обвела притихших работниц взглядом и, получив молчаливое согласие, продолжала:

− Конечно, если мужик не сволочь и не пьяница беспробудный, с мужиком лучше жить. Мужик – это голубь мира! А бабу гулящую, ведром поганым, жалко назвать. И кувыркаться с первым встречным − совсем не обязательно!

− Перестаньте вы ссориться! Пасха на носу! А вы всё бельё грязное на улицу вывешиваете! Не было у меня с ним ничего! Сказал, что христосоваться придёт, а там видно будет! – взяла вожжи в свои руки Анфиса. − Я не про горки и пригорки хочу вам рассказать, а про яйца − будь они не ладны…

− Ну, и…, − лицо Люськи вытянулось.

− Стою я, значит в очереди за ними в магазине, наблюдаю! Интересно наблюдать, кто для кого что берёт. Этот тортик, да коньячку взял! Скорее всего, куда-нибудь налево завернёт! Этот шоколадку взял. Молодой ещё. На свиданье торопится. Эта видно, что одинокая… Взяла блок сигарет, сыру, да кофе. И так этот набор продуктов чередуется меж людьми. Забавно смотреть.

− А тут один высокий, симпатичный мужчина в кожаной куртке и кепке, яиц полную авоську передо мной взял. Я ещё подумала, вот жену-то обрадует, такую заботу снимет. Зимняя тропинка в наш «спальник» одна. Народ друг за дружкой, будто муравьи, идут по ней. Только ноги чужие впереди тебя семенят. Постепенно отваливаются кто куда. Так вскоре эта авоська с яйцами, опять передо мной вынырнула. Поглядываю только на неё да под ноги, чтобы не упасть. Сумерки быстро опустились. Подмораживает. Разглядывать подробно, что за мужик впереди, некогда. Одна забота − не растянуться бы коровой на льду. А тот быстро катит. Сетка с яйцами только в руке подбалтывается…

Анфиска в преддверии чего-то весёлого прыснула от нетерпения и разошлась заливистом смехом. Даже серьёзная всегда Анастасия загоготала как гусыня.

− Давай заканчивай жарить яичницу да получай краску! – нашла она в себе силы подхлестнуть работницу.

− Иду за ним на расстоянии, а сама думаю: «Как же он за углом-то устоит? Там несусветная наледь образуется от капели. И если её не подсыпали, то пиши - пропало»…

Анфиса достала зеркальце, посмотрелась в него. Но опять не выдержала и прыснула заразительным смехом. За ней, как по команде, прыснули остальные. И всё же наглотавшись воздуха, наша душечка шаг за шагом, приближала историю к развязке.

− Он шустро за угол завернул. А я, крадучись, за ним выплываю. Ну, думаю, не дай Бог... − Анфиска сделала паузу… и выдохнула. − Так и знала! Не уберёг Господь! Лежит голубок на льду, кепка в стороне валяется…

Бабы хором ахнули, но хохотали недолго − голубь мира всё-таки. А Анфиса продолжает:

− Он бедняга встаёт, отряхивается, что-то про себя бурчит, но не материться, постеснялся, знать, меня. А я кепку ему протягиваю и ляпаю, как последняя дура:

− Яйца-то хоть целы?

Он опешил от такого прямо вопроса и в шарф недовольно буркнул:

− Да вроде целы.

Кепкой штанины отряхивает, а на меня глаз не смеет поднять. Мне и смешно, и в то же время жалко его стало.

− Главное, что целы! – говорю ему.

Потом:

− А где же они? – не унимаюсь я.

Он вообще чуть сквозь землю не провалился, молчит, покраснел только. Я головой своей куриной верчу туда сюда – яйца ищу… Глядь, а сетка с яйцами далеко впереди болтается. Это не тот мужик на наледи хряпнулся, а другой, встречный, в такой же одежде. А я, дурёха, скорлупки у него ищу. Вопросы идиотские задаю, про какие-то яйца...

− Ой, бабы! Сейчас в штаны пущу! – завопила Люська. Ну и подвесила ты его! Ну, надо же! А говоришь… дурёха! Так смазать мужичка не каждая сумеет!

Молоденькие девчушки, не выдержав Люськиного жаргона, выскочили из каптёрки. Анастасия хоть и смеялась от души, но ситуацию всё-таки повернула на Анфискину сторону.

− Ну, Христос с тобой, Анфиса! Не отпускай ты его, раз целы! – заговорчески подмигнув, сказала она. – Живи, пока живётся! Люби, пока любиться!  В этом наша жизнь заключается.

− Да жду я его «христового», жду…, – потупила глаза Анфиска и закрыла ладонями пылающие щёки…