Как стать геологом

Все знают, братцы, что врать нехорошо. Одно дело, когда ты набедокурил, и тебе надо вывернуться, но бывает и так, когда из тебя целый фонтан самых забавных выдумок бьет без всякой причины.  Почему? Человеку хочется, чтоб мир был чуточку иным.  В детстве плохо чувствуешь границу между твоими фантазиями и реальностью. Потому-то и любишь сказки. И расстраиваешься, когда видишь, что  в жизни многое  не так, что твое объяснение вовсе ничего и не объясняет.    Вера в сказки проходит уже лет в семь-восемь.   Но  то, что Дед Мороз очень добрый, что он любит тебя, в это веришь всю жизнь.

В детстве меня одергивали, когда я начинал врать. Я по-черному никогда не врал, ни ради выгоды,  ни из страха. Хоть  я  боялся родительской укоризны, но любил рассказ приукрасить. Мне хотелось, чтобы мир был прекрасным. Родители даже и на это смотрели неодобрительно.

Я увидал, как жившая невдалеке от нас девчонка, звали ее Соня, шла домой с веткой черемухи. Она была красавица. Я тут же догадался, что это Витька, мой двоюродный брат, подарил ей букет. Целый день я с жаром об этом рассказывал всем. Я красочно описывал, как ранним утром Витька ходил в лес, как наломал черемухи, принес и подарил Сонечке огромную охапку. Я полностью был убежден, что дело так и было. На следующий день у меня возникла новая идея. Витька, согласно моему новому рассказу, в этот день уже в лес не ходил, а наломал сирени, забравшись в чужой сад. На третий день он уже собирал для Сони в лесу ромашки. Я бы тоже такое делал каждый день.

На четвертый день Витька надрал мне зад, объяснив всю неправильность моей интерпретации его взаимоотношений с красавицей-соседкой. Но вечером, после этого привычного в общем-то события, подошла ко мне сама Соня и стала меня расспрашивать о Витьке, о чем он со мной говорил и как он о ней отзывался. Я естественно сказал, что Витька на нее давно заглядывается, что он ночами не спит, и ведет со мной о ней постоянные разговоры.

Соня мне рассказала о мальчике из повести Пушкина «Дубровский», как он носил записки от молодого барина и складывал их в дупло дуба. Она тоже передала мне записку для Виктора. Я знал, что дубы в нашей местности не растут, и мне придется объяснять Витьке, как записка попала ко мне в руки. Не разворачивая бумажку, я химическим карандашом нарисовал на ней сердце, пронзенное стрелой. И приписал «В + С - Л». Мне это здорово понравилось, потому что в учебнике у сестры я уже видел химические формулы, я мог долго их разглядывать. Буквы в формулах не русские, а вот цифры понятные, наши. И это была первая формула, которую я написал. Но не я ее придумал, я видел такие на скамейках в парке.

Я тщательно мусолил карандаш во рту, и брат первым делом спросил, почему у меня рот в чернилах. Я без слов передал ему записку. Он хмыкнул, прочитал ее,  обрадовался и сказал, что вечером пригласит Соню в кино. Но меня они не возьмут. Фильм для взрослых, сопливых туда не пускают. Брат считал меня малышом, он с небольшим ехидством мне объяснил, что в формуле есть ошибка. Вместо знака равно я случайно написал отнять. Я отвечал, что больше не ошибусь, и в его ответной записке к Соне я все написал уже правильно.

Взаимоотношения у Виктора и Сони налаживались, но я оказывался все дальше и дальше в стороне от событий. Записок больше я не носил, задушевных разговоров тоже не было. Это меня не устраивало, мне хотелось, чтобы новостей  было побольше. Я хотел глубже понять суть взаимоотношений между парнем и девушкой, но расспрашивать брата как-то стеснялся. Я понимал, что один человек может другому нравиться, я своего двоюродного брата искренне люблю, но любить кого-то совсем чужого мне казалось свыше моих сил. Все-таки брат разрешал мне кататься на велосипеде, учил меня играть в шахматы, брал с собою в кино. Я в своем четвертом классе дружил с ребятами, но любить девчонок я не хотел. Впрочем, дружить я мог бы. Я стал приглядываться к одноклассницам, чтобы предложить кому-нибудь свою дружбу.

Мне нравились тихие девочки. Я не был сплошным пятерочником и отличницы мною не интересовались. Была у нас в классе милая, вся в конопушках, Настя. Набравшись смелости, я подошел к ней и предложил сидеть со мной за одной партой. Была весна, конец мая, школа заканчивалась и я сказал Насте, что в пятом классе я буду обязательно сидеть с ней рядом. Она с удивлением посмотрела на меня и согласилась. А я с нетерпением стал ждать того момента, когда окажусь в пятом классе.

Бывало, и до этого я подходил к Насте и разговаривал. Мы обсуждали то, что мне неправильно поставили тройку, можно было бы и четверку. Я расспрашивал про решение задачи, когда вода в одну трубу вливалась, а из другой вытекала. Мне было непонятно, зачем надо наливать и тут же выливать, я не видел в этом никакого смысла. Ведь понятно, что либо вода перельется через край, либо вытечет вся, через отверстие на дне. Настя смотрела на меня и смеялась. И это было очень хорошо. Я с нетерпением ждал, когда пойду в пятый класс.

Пришло лето, и я уже в июне стал ждать, когда же мы снова пойдем в школу.

Миновало то время, когда людям приходилось обмениваться записками, писать письма. Эти обязанности сегодня взял на себя сотовый телефон. Но тогда их не было. И я решил, что буду писать Насте записки и прятать их в условленном месте. Повесть о Дубровском я уже прочел, сразу после разговора с Соней.

Лето выдалось жаркое. Люди ждали, когда с неба будут сыпаться дожди, но были грозы с молниями, а долгих, затяжных дождей не было. Я успел написать несколько – четыре или пять – записок и даже получить ответный листок от Насти. Мне нравился Дефорж – Дубровский, я стал читать и другие хорошие книги. Передо мной стал открываться огромный мир людей и реальных человеческих чувств.

Привычка врать или приукрашивать не исчезла сама собой. И это мне это аукнулось совершенно неожиданным образом. Я много читал и фантазировал. Я прочитал книжку про Дерсу Узала писателя Арсеньева. Он писал о своих исследованиях Дальнего Востока. Следом в руки попалась книжка про геологоразведчиков, и я сразу захотел стать геологом. Мне вдруг стало охота искать минералы, жить в палатке в лесу, переплывать через бурные реки, есть кашу из котелка у костра. Тем более, что и лес, и речка были явлением привычным, рядом с поселком текла небольшая река.

В следующей своей записке я сообщил Насте, что ухожу вместе с геологической экспедицией в тайгу и просил ее никому об этом не говорить. Я уезжаю в областной центр. Там у меня родственники, они мне помогут устроиться в какую-нибудь геологическую партию, работающую на Амуре или во Владивостоке. Надо спешить, пока стоит хорошая погода.

Я расколотил копилку и начал готовиться к путешествию. Уложил в рюкзак крепкие ботинки, теплую одежду, чай, сахар, носки, кружку, ложку, острый отцовский нож и компас. Рюкзак показался тяжеловатым, а я еще не уложил половины нужных вещей. Бытовые мелочи – иголка, нитки, спички, мыло, свечка, полотенце – вдруг выплыли на первый план. И еда. Я никак не ожидал, как много всего человеку надо. Не на один рюкзак набирается. И денег на билет маловато. Хорошо бы у Насти одолжить, и я написал об этом Насте.

Придя к тайнику, я обнаружил в тайнике деньги и записку от Насти. Она предлагала встретиться вечером для разговора.

Конечно, я должен был встретиться с нею перед отъездом. Вечером я пошел к условленному месту. Настя была уже там. Я спросил, откуда у нее деньги, так много.

- Мама дала.

- Как мама? Ты что, все ей рассказала?

- У меня же нет денег. Я попросила у нее. Она обещала никому не говорить.

- Слушай, не надо тебе ни в какую экспедицию, - продолжила она - Нам еще учиться надо.

Я и сам это понимал. Я протянул Насте деньги обратно. И вдруг слезы потекли у меня из глаз. Я не мог сказать ни слова. Настя взяла меня за руку и тоже ничего не сказала.

Когда я пришел домой, на столе лежал компас и папин ножик.

- Ты куда это собрался? Папа хочет пойти с тобой в воскресенье на рыбалку.

- Мама, а Настины родители с тобой ни о чем не говорили?

- Сказала Настина мама, ты хочешь учиться на геолога. Правильное это дело, сынок, надо учиться. Вот окончишь школу, поедешь на геолога учиться. Без института в геологи не берут.

Я все-таки обиделся на Настю. Конечно, в ее словах было много здравого смысла, но она рассказала родителям обо всем. Я стал ей выговаривать, это предательство.

Она вдруг расплакалась:

- Я же спасти тебя хотела.

В пятом классе я сел с нею рядом. Я многое понял. Все-таки об этом стало известно друзьям, я сам все им рассказал. Меня сразу стали дразнить «геологом». Но я всем говорил, что геологом буду. Постепенно к этому друзья привыкли и даже стали меня уважать. Вот и классная руководительница сказала мне однажды, что, мол, чтобы стать геологом, надо бы учиться получше. И я стал стараться учиться получше.