Наш пассажирский поезд «Свердловск-Симферополь» медленно полз по
российским просторам всё ближе и ближе к вожделенному Крыму. Старого
образца плацкартный вагон был полон, несмотря на то, что на дворе стояла
уже середина сентября, и сезон отдыха на Чёрном море подходил к концу.
Мы ехали по каким-то волгоградским степям. Скучный пейзаж за окном
навевал тоску и дремоту– выгоревшая от летнего зноя трава, куцые рыжие
кустарники, маленькие деревушки… Молодая пара – муж и жена, ехавшие со
мной в одном отсеке вагона, вышли на станции, а на их место сели две
женщины. Одна – лет 20-25, полноватая, красивая блондинка. Вторая –
женщина в возрасте за 70 (как мысленно определила я), но назвать её
«старушкой» язык бы не повернулся, она была из тех женщин, которые в
любом возрасте выглядят, как чуть подросшие дети, просто с морщинами на
лице. Маленького роста, худенькая, в брючках капри и футболке, с
короткой взъерошенной стрижкой, в очках в тонкой золотистой оправе.
Женщина слегка улыбнулась, поздоровалась, а мне как-то сразу подумалось,
что она похожа на преподавательницу ВУЗа. «Интересно, какой предмет она
читала (или всё ещё читает?) студентам – философию?.. культурологию?..»
-подумала я и улыбнулась своим мыслям. Вспомнилась преподавательница,
которая вела у нас курс анатомии и морфологии растений. Она была полной
противоположностью этой даме. Совершенно колхозного вида, неопрятная,
без маникюра и причёски, в разного цвета хлопчатобумажных чулках,
говорившая с каким-то провинциальным акцентом… Многие мои одногруппники
за спиной посмеивались над бабой Луцей (это была кличка – производное от
фамилии Луценко), но мне почему-то было жаль её. Она была человеком,
увлечённым своим предметом, большую часть жизни посвятившим
преподавательской деятельности, имевшим кандидатскую научную степень. А
что внешне так выглядела, так, наверное, это от отсутствия времени на
личную жизнь. Говорили, что у ней не было ни мужа, ни ребёнка, ни
котёнка. Помню, каким удивлением было узнать, что бабе Луце всего 47
лет…
Я и не заметила, как ушла в свои воспоминания о студенческой жизни.
Тем временем мои новые соседки уже расположились на двух плацкартных
полках напротив. На нижней – женщина постарше, а на верхней полке
постелила себе «гнёздышко» молодая дама.
Немного погодя женщины стали доставать свёрточки и контейнеры с провиантом, время было обеденное.
-Не хотите ли вы с нами пообедать?- Любезно пригласила меня дама постарше.
-Нет, спасибо! Я уже поела. А вот кофейку, пожалуй, выпью с вами за компанию.
Женщина улыбнулась, у нас завязался нехитрый разговор, обычный для
поездов дальнего следования - понемногу обо всём, начиная с погоды и
заканчивая мировым кризисом и порицанием нынешней российской власти.
Трапеза подходила к концу, Людмила Ивановна (так она мне представилась
при знакомстве) достала контейнер с чёрным виноградом. Он был хорош –
ягодка к ягодке, капельки воды на поверхности синеватого воскового
налёта искрились на солнышке.
-Угощайтесь, пожалуйста! Свой, домашний! Из сада! - с гордостью сказала моя попутчица.
-Ой, спасибо! С удовольствием! Очень люблю виноград! Я именно в
сентябре в Крым езжу отчасти и из-за того ещё, что там сейчас виноград
свежайший всяческих немыслимых сортов продаётся. Всё никак не могу
наесться.- засмеялась я.
- Так! Ёжик! А где мой любимый виноград? Ты же знаешь, что я не ем
чёрный! – вдруг возмущенно-громко сказала девушка, до этого почти всё
время молчавшая. - Я не пОняла?!
Ударение в слове «поняла» на первом слоге больно резануло меня по ушам.
-Ты не взяла мой любимый виноград? Ммм??? Ёжик! Ну вот, так
всегда! Ничего нельзя тебе доверить! Вечно ты всё забываешь! Склероз что
ли уже?-
девушка говорила громко и раздраженно, и это так диссонировало с её
почти ангельской внешностью, что я на какое-то время просто онемела.
-Ты и туфли мои так плохо помыла – просто жуть! Ну, Ёжик! Ну, я
же тебя просила! Я на работе была, устала, как бобик. А ты что? Ни в чём
и никогда нельзя на тебя положиться!
-Юля, я нормально всё помыла, не придумывай.- спокойно сказала
Людмила Ивановна.-А вот контейнер с виноградом, и правда, забыла.
Прости, пожалуйста.
-Ну, канешн! Прости, пожалуйста! – Юля как будто дразнилась,
повторяя интонацию женщины. -Вот всегда так! Не хочу я чёрного
винограда! Ешь сама теперь всё! Я полезла наверх. Чао, Ёжик!
И она забралась наверх, всем своим видом изображая обиду и вселенскую скорбь.
Людмила Ивановна выглядела немного расстроенной, но спокойной, она стала
собирать со стола остатки еды в сумку, потом засобиралась идти за
кипятком для чая. Я любезно вызвалась помочь принести воду, мол, мне
самой хочется кофе выпить ещё.
Вернувшись с двумя кружками кипятка, я увидела, что Людмила Ивановна лежит у себя на постели и выглядит очень бледной.
-Вам нехорошо? Что-то случилось?- спросила я.
-Да нет, спасибо, просто сердце иногда пошаливает. Сейчас пройдёт.
-Ёжик! Ты что, опять умирать собралась? – лохматая голова Юли
свесилась с верхней полки. - Ну-ка перестань притворяться! Вечно ты меня
пугаешь! Ну?! Лучше уже? Давай, вставай! Чего лежать-то зря? Может,
таблеточку съешь и полегчает?
Я предложила свою помощь, мол, у меня есть нитроглицерин, и от
давления таблетки, и от аритмии, если что-то нужно – только скажите.
-Врач точно не нужен? -спросила я.
-Спасибо, милая. Мне уже легче. Сейчас отпустит. Это аритмия, такое часто со мной бывает. Полежу и отпустит.
Я взяла в руки книжку и примостилась на краешке своего места,
ближе к проходу, так, чтобы мне было видно лицо Людмилы Ивановны.
Почему-то я сильно испугалась за неё. В голове моей были одни сплошные
вопросы. Кто эти две женщины? Между ними есть какие-то родственные
связи? Неужели бабушка и внучка? Почему молодая называет женщину старше
её почти на полвека странным прозвищем «Ёжик» ? Мне очень хотелось
вмешаться, если честно, и одёрнуть девицу, когда та позволяла себе
неуважительный тон, но я сдерживалась. Вмешиваться было неудобно,
всё-таки они вместе и чем-то связаны, да и взрослые же люди, в конце
концов. Прошло немного времени и Людмиле Ивановне стало легче, прошла
мертвенная бледность лица, женщина села к столу и стала не спеша пить
чай.
Тем временем поезд стал тормозить на какой-то небольшой станции,
из окна вагона было видно, что по перрону идет множество торговок рыбой.
Они шли вдоль поезда с пластиковыми корзинками, какие бывают в
супермаркетах, в которых лежала красивая копченая и вяленая рыбка. В
руках у некоторых были ещё проволочные «ожерелья» из разнокалиберной
рыбки. «Чехооонь, чехоооонь! Белорыбица!!!» раздавались зычные выкрики
тут и там.
Юлька подскочила, как ужаленная, чуть не ударившись головой о
третью полку: «Блин! Хочу чехоньку! Сил нет, как хочу!» Она проявила
чудеса прыти, соскочив с верхней полки и, схватив кошелек из-под
подушки, понеслась к выходу. «Юля, поезд здесь всего пять минут стоит!» -
Людмила Ивановна пыталась что-то ещё сказать, но её никто и не
собирался слушать.
Через пару минут довольная Юлька вернулась с двумя рыбинами в
полиэтиленовом пакете и двумя бутылками пива. Молча и быстро она
расстелила на столике газету, откупорила бутылку пива, сделала несколько
глотков, и стала нетерпеливо-сноровисто чистить вяленую рыбу. «Ммммммм…
как я её хочуууу….»- Юля бормотала что-то невнятное, чавкала, поглощая
куски рыбины, и прихлёбывала пиво прямо из горлышка. «Ёжик, не могуууу!
Как вкууусно! Я тебе оставлю потом кусочек – попробуешь!» Юля слопала
две рыбины в считанные минуты, и допивая вторую бутылку пива, с
блаженным выражением лица, сказала: «Всёёё! Теперь я буду спать до
самого Симфика!»
- Ёжик! Ты доешь тут, что осталось и уберешь, ага? Я полезла наверх!
- Да нельзя мне солёное, Юля, ты же знаешь. - Людмила Ивановна
стала сворачивать газету с остатками рыбы и складывать всё в мусорный
пакет.- Пойду я руки помою, и пакет выброшу.- сказала она и ушла в хвост
вагона.
Я сидела в каком-то внутреннем оцепенении, не складывались у меня в
голове пазлы действительности, которую я наблюдала, вопросов
становилось всё больше, и я решила спросить у Людмилы Ивановны, кем ей
приходится эта девушка, которая уже повернулась спиной ко всему миру на
своей верхней полке и, похоже, уснула.
Я долго подбирала слова, пытаясь сформулировать вопрос, на что моя
собеседница улыбнулась и сказала: «Не волнуйтесь, мне не впервой
отвечать на такие вопросы. Юля – моя дочь. Единственная. Очень поздний
ребёнок, мне было почти 50 лет, когда я родила её. Попытка заскочить в
последний вагон уходящего поезда, знаете ли… И наверное, мой эгоизм, но я
это понимаю только сейчас, с высоты прошедших лет».
Людмила Ивановна стала рассказывать о себе, о своей жизни, о
работе, о том, что личная жизнь всё никак не складывалась, ибо работа со
студентами и научная деятельность совершенно не оставляли свободного
времени и сил. А когда стал приближаться пенсионный возраст, вдруг
испугалась, что останется совсем одна на старости лет, и решилась на
этот отчаянный шаг. Забеременела в отпуске от незнакомого мужчины, не по
любви, конечно, просто он показался ей симпатичным при знакомстве, не
глупым и не пьющим, и как-то подумалось – да какая разница, кто будет
отцом, лишь бы не алкоголик, ведь планов поддерживать отношения с ним у
Людмилы не было. «Сама воспитаю, пока есть силы и здоровье». –думала
она.
Девочка родилась крупной, болезненной. Людмиле приходилось много
работать дома по ночам – писала дипломные и курсовые работы для какой-то
фирмы- посредника, которая продавала их потом ленивым студентам.
Платили немного, но Людмила Ивановна и этому была рада. А когда Юле
исполнилось три года, отдала её в детский садик. Вот тогда и начались
первые вопросы и проблемы. Дети спрашивали у Юли, почему за ней всегда
приходит бабушка, а когда узнали, что это мама, то стали дразнить
девочку. Та часто плакала и обижалась на всех. А в один прекрасный день
Юля перестала называть Людмилу Ивановну мамой. Это было уже в школе.
Просто перестала говорить слово «мама» и всё.
Нашу беседу прервал проводник вагона, который разносил листочки
деклараций для заполнения при пересечении русско-украинской границы.
«Давайте, пишите сейчас, чтобы было время всё проверить и исправить,
если что не так заполните» Проводник быстро показал и рассказал нам, что
и куда нужно писать, и пошел дальше по вагону.
- Милая, а Вы не поможете мне заполнить листочек? Уж больно мелкие
графы в этом документе. А Юля спит, её лучше не будить сейчас, не
выспится – будет злиться. – тихо сказала Людмила Ивановна.
- Конечно же, помогу. Дайте свой паспорт, пожалуйста.
Я приготовила ручку и открыла паспорт моей собеседницы.
«Ежова Людмила Ивановна» было написано имя на развороте…. Так вот
почему Ёжик… Мне стало грустно и горько до слёз, но я не подала вида.
В Симферополе мои попутчицы вышли первыми, они спешили на автобус
до Евпатории, а я стояла в проходе вагона в очереди выходящих на перрон
пассажиров и провожала взглядом высокую молодую девицу с огромным
чемоданом на колёсиках и маленькую сгорбленную женщину, которая несла
сумку в руке и покорно шла следом за дочерью.
«До свидания, Ёжик… Пусть хотя бы море будет добрым и ласковым с тобой…»
|
