Молчала я мучительно и долго
да слушала  чужие голоса …
нить рвется, как обычно, там, где тонко,
безмолвья затянулась полоса.
Ползли  наружу слабые стихи
и застывали, не дойдя до точки
они бездарны были и  глухи,
и я их убивала темной ночью.
Ужели  онемела  навсегда,
приняв страшнейшее из одиночеств:
безумие напрасного труда
над тишиной мертворожденных строчек.
 Бесплодны были бдения. в тиши,
и я боялась в том себе сознаться,
что лишь окоченение души
писать мешает онемевшим пальцам.