Он. Никогда больше ты не сможешь сделать мне больно.
Никогда, твоя боль не станет моей!
Достаточно. Твое пусть сердце в клочья рвется!
Мой сон, дотла, нескромно, все испепелит.
Я забираю, с собой беру живое, видишь
Шаги мои, озноб, последний сантиметр, души последний всхлип!
И ты бери!

Она. Что забираешь ты? и что велишь забрать?

Он.  Твою живую душу.

Она. Ты Сатана!

Он. Но что-то приутихло пламя той свечи, все тише, тише. 
Не слышу я тебя, не слышу.. 
Взорвись в избытке похотливых слов!.
Взорвись, и выплесни наружу голос юного варгана,
Хочу услышать пение цветов
Хочу тебя, Мария!

Она. Так внезапно! Я растеряла все слова! Не знаю, что сказать. Ты это вправду? Ты не смеешься надо мной? Но мне вдруг стало страшно. Страшно!

Он.  Моя Мария! Я о словах, что жить хотят…

Она. Ты сам меня остановил. Теперь я не умею говорить слова любви. Мне надо вспомнить, то, что я шептала ночью, когда тебя хотела. А ты молчал, молчал, молчал... И я в себе убила похоть...Ах, как ты был жесток.

Он. Слова, что жить хотят, Мария. Жить!

Она.  Жаль, что это лишь слова, а не твое.. живое бьющее из жил желанье, как кровь, которая стучит в висках, когда, когда мужчина входит в женщину.
О, это пир, и праздник, и тартар...когда они не знают, где начало, а где черта, когда мешаются и день, и ночь, и королева Маб глядит на них блестящими глазами, завидуя... да-да завидуя... Нельзя им не завидовать в минуты страсти…

Он. Запомни! Мои слова и есть мои без меры чувства!

Она.  Я знаю, знаю… Им надо жить, но настоящей жизнью. Настоящей, когда руки тепло скользит вдоль тела, касаясь самых слабых мест. И дрожь бежит по позвоночнику, и изгибаясь сладострастно женщина готова все отдать за то, чтоб взял ее мужчина, измял, как полевой цветок и сам в объятиях ее испил бы наслажденье.

Он.  Когда она готова будет позволить прикоснуться к ней, он владеть всем будет миром.

Она. Да будет так!