Павел Панов
Ванька Брайтон
рассказ
К средине ноября, почти сразу после русских праздничков, Иван Порезов по кличке Брайтон остался без работы. Раньше он жил на Брайтоне, когда впервые подъезжал туда с приятелем, то увидел башню с каким-то шаром на конце и сказал сдуру: «Вот оно, сердце Брайтона!» - «Это больше на елду похоже!» - засмеялся приятель, а потом так и стал его звать: Ванька Брайтон. Кличка и прилипла.
Но на Брайтоне он долго не просидел. Конечно, хорошо, когда все по-русски говорят, и пляж деревянный, и ржаной хлебушек есть, но хотелось в столицу, русских всегда тянет к власти, и он перебрался в Вашингтон, который DC.
Городишко оказался стрёмным – наполовину черный, на четверть желтый, все остальное – смешанной палитры. И с вероисповеданием у них бардак был – на одной только 16-ой стрит два десятка церквей и все разной веры – от православного храма до масонского капища, заходи в любой, примеряй – душу не жмет? Когда во всех богов верят, это значит, не верят ни во что. Кроме денег, конечно. И машин. Дороги там были классные, да и бензин дешевле воды. Это Ваньке, шоферюге со стажем, нравилось.
Старая русская баронесса, хозяйка автобусной компании, взяла его за имя, кричит, бывало: «Ванюшка!» - а сама улыбается, шевелит своими двумястами морщинами. Часто зазывала его в свой офис на чай с баранками, болтали с ней по-дружески. Негры-водилы заглянут к ней после рейса, зыркнут злыми белками, а он и виду не подает. Их дело – дорога, его – автобусы обслужить: почистить салон, туалет, помыть изнутри и снаружи, залить бензином по самое никуды. А что? Никто не видит, дело ночное.
Однажды Иван, осмелев, начал учить ее уму-разуму, рацпредложения выдавать, а потом и вообще рубанул, как на профсоюзном собрании: «Херово у вас бизнес организован, баронесса!»
Его и прогнали к чертям собачьим. Остался без работы.
Устроился было на стройку – кирпичи таскать, цемент подавать да трэш стоун убирать. Даже на спецовку разорился: ботинки тяжелые, рукавицы брезентовые, по-русски – верхонки, да каску монтажную, здесь вам не Россия, просто так никто ничего не даст, а без спецовки на стройку не пустят.
Вначале дело хорошо пошло, мастер – черный амбал Билли – заметил даже, овертаймы по вечерам и выходным давать начал, ребята-латиносы завидовали – эти сверхурочные по полторы ставки шли, по десять баксов за час.
А то, что Иван на стройке освоился быстро, так это понятно – дело знакомое, да и слов много знать не нужно. Он даже свои порядки там завел. Для начала научил этих нехристей на ланч грибы готовить. А то они их сырыми хавали, словно не люди, а ёжики. Смешают резанные грибы с другим силосом, плюхнут ложку дрессинга, вот и еда. А Ванька добавил лучку из салат-бара, сметанки, сунул на пять минут в майкровэй – и такой аромат по столовке пошел, что они к этой микроволновке в очередь выстроились. И как усидишь – вкусняцки запахло, облизнулись латиносы-то..
Ладно, подумал Ваня, плохо вы меня знаете. Я вас еще маслятами угощу. По дороге домой зарулил он к протестантскому молельному дому. Церковью-то это заведение язык не поворачивается назвать – ни тебе куполов, ни тебе колоколов. Здание из стекла и бетона в стиле модерн, на крыше спутниковые антенны. С Богом, что ли, на связь выходят? А по периметру – ёлочки-сосеночки, а по ним белки прыгают, зря пушниной трясут. А вот под хвойными деревьями, если приглядеться, словно кто-то медные пятаки рассыпал – маслята! Да крепенькие, маленькие, сопливенькие… Самый смак.
Ванька взял из бардачка ножик (а как в Америке без ножа!), пакет и пошел вырезать поголовье.
А тут и пастор… или кто он там у них – пророк местный нарисовался: «Что делаешь?» - «Ты же видишь – грибы собираю», - вежливо ответил Ванька. Частная собственность все же, привлекут еще за воровство и проникновение. – «Зачем?» - удивился священнослужитель. Так и сказал: « what?» - «Я, отец, собираю их для того, чтобы есть», - честно сказал Ванька. – «У нас есть гуманитарная помощь. Пойдем, я дам тебе продуктов», - сказал пастор. – «Нет, спасибо. Я имею работу, я не голоден. Просто это вкусно». Джас делюшс. Прямо так и сказал. Или примерно так. Короче, они поняли друг друга.
На следующий день Ванька приготовил маслята под сметаной с лучком и дал попробовать друзьям-латинос. Им понравилось. Только перца показалось мало. Но все равно благодарили.
Тогда Ванька решил их научить мыться. Строители в Вашингтоне начинают работать в шесть утра, заканчивают в три дня. Зачем это нужно – чтобы от жары не вырубаться, или власть растасовывает всех по времени, чтобы сабвей не перегружать – он не знал, а вот то, что ехать потным и вонючим в машине, пусть даже собственной, неприятно – это чувствовал. Латинос-то вообще на муниципальном транспорте ездили…
Ванька нашел рядом с бетономешалкой отвод воды с краном, порылся в куче трэша – а вот и кусок шланга на три четверти дюйма, соденил эту конструкцию, снял рубаху, ополоснулся по пояс, голову помыл. Оглянулся – опять за ним очередь выстроилась. Бригадир Билли поворчал: вода… деньги… - а потом и сам полез под прохладную струю воды.
А через неделю Ваньке повезло по-крупному. К ним на работу устроился русский парень. Был он из интеллигентов, поэтому через три часа работы на жаре спекался как сдобный пряник в духовке. Конечно, даже три часа упражнений на свежем воздухе с кирпичами и раствором – дело непростое. Особенно эта зараза – раствор, все норовит выплеснуться на повороте, даже опрокинуть тачку. Когда силы совсем иссякали, Сергей просто ложился на сырой цементный пол и вслух произносил одну и ту мысль: «А нам говорили, что в Америке механизация». А что не так, что ли? В их маленькой бригаде был автопогрузчик – маленький, маневренный, только на нем Билли возил свою черную задницу, развлекал своих соплеменников тем, что заставлял эту умную машинку танцевать на задних колесах. А им что? Русские привезут и кирпич, и цемент. А русским что? Лишь бы деньги платили. Пусть танцует, больше шансов перекурить.
Чернокожие братья вообще были падки на любую потеху. Как-то Ванька с Сергеем получили самостоятельную работу – залить цементом простенок. Доработались до того, что почти новые рукавицы до дыр протерлись. А цемент, зараза, с какой-то химией, и без того стертые руки разъедает еще сильней. Ванька понял – еще полчаса такой работы и он на неделю без рук останется. А здесь вам не тут – никаких больничных. Не пришел, тут же твое место очередной латинос займет. Начал он искать – как руки сберечь. Видит – лежат новенькие рабочие перчатки, забыл кто-то. Он их подобрал и отдал Сереге, корефану, у того та же история была, а сам из двух пар рваных что-то приблизительное соорудил.
Не успел порадоваться – валит толпа орущих негров, а впереди Томми, крашенная в рыжий образина с дредами, дружок мастера. Ванька понял – придется драться. А не хотелось. Но у Томми в руках был кусок арматуры, хороший такой шкворень, таким только шестимесячных телят бить. Тогда он уравнял шансы – подхватил лопату и прикрыл собой друга.
Толпа тут же заорала, засвистела, тут же встали широким кругом – деритесь, мол, только по правилам. А какие тут правила, если у одного в руках железяка, а у другого лопата? Башку можно проломить, но отрубать нельзя? Смешные они, эти америкосы, все им с русскими повоевать охота.
Ванька сделал реверанс и сказал: «Начинайте, сэр!» Толпа снова завопила. Томми ударил наотмашь. Ванька легко парировал и показал острием лопаты – вот оно, твое горлышко, приятель. Томми отскочил, оскалился, а потом сделал совсем уже глупость – ткнул арматуриной как шпагой. Ванька дал ему провалиться в этом неуклюжем выпаде, шагнул чуть в сторону и дал ему звонкий подзатыльник лопатой по его дурацкой каске, заляпанной лэйлблами. Томми упал на колени, народ заржал одобрительно, а Билли крикнул: «Stop! That’s it!» - типа, завязали, мужики.
До вечера Ванька работал, оглядываясь, но Томми подошел, не прячась. Он что-то сказал на своем «блэк инглиш», но Ваька ни черта не понял. Тогда он жестами показал: пойдем, выпьем.
Выяснилось, что парень подписал контракт и уходит служить в армию США рядовым второго разряда. Деньги не слишком большие – около штуки баксов в месяц, зато на всем готовом, на полное содержание дяди Сэма, да еще весь мир посмотрит. Машину можно иметь, там для рядовых отдельная парковка рядом с каждой частью, бар для рядового состава и комнаты, как в общежитии, никаких тебе казарм на двести человек с койками в два уровня.
Отмечали отвальную в китайском ресторанчике. Латиносов не позвали, они буркнули что-то, типа, удачи тебе парень и ушли, не помывшись.
Китайский ресторанчик – почти халява, платишь семь долларов и можешь брать все что хочешь, лопай от пуза, только с собой уносить нельзя.
Ванька взял себе супчик из брокколи, курицу под кисло-сладким соусом, сочинил себе миску салата и на сладкое каких-то морских каракатиц в сахарной пудре – похрустеть. Негры налегали на мясо, выпивку принесли с собой, разливали не как у нас – под столом, а внаглую, китайцы делали вид, что не замечают. Ну, выпьют ребята, зато потом еще не раз придут.
Чернокожие хлопцы пить не умели, не чокались водкой (русскую взяли!),
бурно изображали радость, прикидывались пьяными. Да и пили-то дринками, по глоточку то есть.
Ванька налил себе полный стакан смирновской водки, встал, пожелал Томми мира (онли пис фор ю), выпил врастяжечку, понюхал каракатицу, сел вежливо. Потом подмигнул обалдевшим черным каменщикам.
Серега попробовал повторить русский фокус, но поперхнулся, закашлялся, негры заржали – испортил имидж страны, дурак. А чтобы оправдаться, разговор затеял:
- Вот ведь Америка! Еда разнообразная, не то что в Рашке: «Щи да каша пища наша».
- Ты чего несешь? – не понял Ванька. – Какое тут американское разнообразие ты нашел? Это же китайский ресторанчик. Соображаешь? Китайский. Кстати, у китайцев считается хорошим тоном, если человек за день три раза вспотеет. Будем считать – раз.
- Нет, погоди, а рестораны «Мама Рома»?
- Это итальянские. Два!
- А эти… да, те мексиканские.
- Ну да, пабы ирландские, бары – английские, - согласился Ванька. – Все не свое.
- Это у нас все не свое! – взвился Серега. – Борщ – украинский, пельмени – китайские, плов – узбекский.
- Эк тебя разобрало! С одного-то глотка водки… Да у нас сама география и народонаселение таковы, что можно и не спорить – самая разнообразная кухня в мире. Вот только по рыбе тебе скажу – на севере нельма, на Байкале – омуль, на Дальнем востоке горбуша, чавыча, нерка, кижуч, кета, голец…
- Ты блюда перечисляй, ихтиолог!
- А у каждой рыбы свой вкус! Такого нигде нет. А еще кальмары, крабы, гребешок…
- Ты вот это что взял? – ехидно спросил Серега.
- Мне вон тот желтенький сказал, что желе на сладкое!
- А ты попробуй!
- Ну, сладкое… чуть соленое… - сказал, попробовав Ванька.
- Желе-фиш! Это медуза запеченная, Ванёк! – сказал корефан.
- Медуза? Ладно. Всё полезно, что в пузо полезло! – не обиделся Ванька.
А я люблю Америку! И ненавижу Рашку! – заявил Серега.
- Ты же интеллигентный человек. И ты должен знать, что эти… неофиты… короче, самая большая сволочь. Перед новыми хозяевами выслуживаются.
Хотел было блеснуть эрудицией Ванька, да смазал концовочку. Рассорились они тогда в хлам. После ресторанчика Ванька поехал снова на стройку. Он поднялся на самый верх, на шестнадцатый этаж, нашел кусок чистой плёнки, постелил, лег на будущую лоджию без перил. Лежал, курил, думал. Думал, что сюда он больше не вернется. Харю эту очкастую видеть каждый день не сможет. Звали его недавно во Флориду убирать пляжи за восемь баксов в час, может махнуть? Жарко там… И на Аляску звали на буровую. Нефтянка. Помбуром. Там хоть рабочие ботинки и каска пригодятся. Хотя крокодилов во Флориде посмотреть хотелось.
Вот откуда ветер подует, туда и поеду, решил Ванька.
Но ветер над Вашингтоном, столицей американской родины. Город переливался огнями в центре, перемигивался фарами на негритянских окраинах, в небе медленными светлячками шли то на взлет, то на посадку «Боинги».
А ветер все не дул.
Washington D. C. – Санкт-Петербург |
