В воскресенье на горе Морозной поломался Лешка Трюкач. С утра трассу подморозило, склон блестел ледяным серебром, и богатые любители горных лыж, «чайники», не катались – страшно было вылететь на голый лед, по ко-торому можно было пройти только на той скорости, которую он тебе сам задаст. Тормозить там бесполезно, не с их опытом и умением.
  И эти полнеющие дядьки толкались внизу, одни подставляли свои бледные лица под раннее весеннее солнце, другие догонялись коньячком после вчерашнего, третьи грелись со своими девками в дорогих японских джипах.
   Бармен Шурик сделал с утра уже два плана, а заказы все поступали: кофе, коньяк, кого-то растащило на шашлыки.
  А «канатка» работала, тащила наверх пустые бугели, Данилыч – старый тренер – возился там неторопливо: то снежку подбросит туда, где наст был содран кантами лыж при торможении до земли, то поправит дощечки в за-борчике, сорванные одним бугаем, который купил себе «россиньолы», а по-ворачивать так и не научился.
    В тот день народ собрался на карнавал. 
    «Игрушек им, ядрены пассатижи, не хватило в пацанским возрасте, вот и тешатся – лыжи за пять моих зарплат, машины… сколько же это будет зарплат… Нет, я столько не проживу»… - бухтел себе под нос старый тренер.
   А бармен Шурик пытался разговорить гостей:
  - Счас, солнышко чуть повыше поднимется, ледок отпустит – отличное ка-тание будет! Вы Николай Никифорович, сегодня в веселой эстафете  будете участвовать? Если что, то у меня и костюмчик есть… Мушкетерский!
  - Это с ведрами-то? Да ну ее… прошлый раз упал, облился, домой с мокрой задницей ехал!
   - А трамплинчики? Эстафета «паровозиком»?
   - Ну… попрыгаю со среднего… Налей-ка один дринк!
   Шурик плеснул ему армянского, а сам подумал, что вот бы к этим солидня-кам инструктором по горным лыжам пристроиться. На него бы тогда баксы посыпались, как искры от фейерверка, что после карнавала обычно запускают. Но тут надо самому  уметь кататься, причем прилично – и по целине, по пухляку, вздымая облака свежего снега, и по льду, как сегодня с утра, и ночью, на потеху, с факелами, и с трамплина… Вот как Лешка Трюкач! Не тренер, не профик, не богатый гость, а такое выделывает – с трамплина, вывернувшись чертом, крутнувшись в воздухе, как голубь-турман, он вставал с прихлопом на склон, летел дальше, не сбавляя скорости. И даже не видел завистливых взглядом…
  Его дядьки-солидняки просили показать: «Как ты это…с вывертом!» - он и показывал, но даром.
  Бармен Шурик вздохнул и еще раз до капустного скрипа протер фужер, по-том посмотрел в окно, на склон. А там по белой, сверкающей крутизне летела фигурка, не оставляя следа. Какой-то камикадзе решил проверить трассу?  Шурик открыл окно, взял бинокль… Лешка! Вот его выкинуло со Второго бугра, и он пролетел, сжавшись, как воробей после взмаха крыльев метров сто, ушел, не тормозя, по самому крутяку, и опять гора его выщелкнула в воздух, но уже на деревья, он в последний момент  попытался  вывернуть, закантоваться, но лед, похоже, был слишком жестким… и маленькая фигурка человека влетела в заросли корявых каменных берез, что стояли раскинув свои столетние ревматические лапы. С одной из них слетело, сверкнув, облачко инея – и все. Даже не слышно было… Ни крика, ни удара.
  - Лешка! Лешка Трюкач поломался! – заблажили  голоса внизу за окнами бара.
    И Шурик тоже заспешил туда, громыхая по лестнице тяжелыми горнолыжными ботинками (а он так и торговал, во всем фирменном снаряжении). А как же! – иногда звонили по мобильному с горы, заказывали коньяк или шампанское для девочек, надо было соответствовать – везти им напитки наверх, поднимаясь на бугеле, а потом скатываться вниз. У нас не Куршавель, но свои изюминки есть, говорил частенько Шурик.
  Лешка Трюкач лежал под старой березой и глядел бездумными глазами в синее весеннее небо. Разноцветная горнолыжная публика толпилась вокруг, стараясь не наступить на красные ягоды, рассыпанные на снегу – рябина? –  нет же, кровь! – понял Шурик.
  - Живой хоть? – спросил кто-то у врача горнолыжной школы Потапова.
  - Пока живой! – сердито ответил врач.  – Давайте сюда сани! Ну, взяли…
   Лешку быстро и плавно переложили на специальные санитарные сани, сооруженные из двух пар старых горных лыж и куска дюраля. А он вдруг  моргнул, поморщился и сказал с обидою:
   - П-понасажали здесь… берез всяких… - И снова потерял сознание.

    И пока ждали  машину «скорой помощи», отеплило, народ потянулся на «канатке» в гору, и загремел, закрутился праздничной шутихой карнавал – с шипением и треском, хохотом и визгом, с шашлыками, шампанским и ледя-ной водкой. Поползли по горе, извиваясь,  две разноцветных змеи, падали, рвались с визгом и хохотом. А потом шарахнули залпы, и расцвели над вершиной огненные одуванчики – первые салюты.
    Лешку увозили одного, никто с ним не поехал. Народ жизни радовался, а доктор Потапов ждал: может еще кто-нибудь поломается.

  Всю следующую неделю бармен Шурик чувствовал себя квело, словно его самого башкой об березу трахнули. Какой-то, еще самому не понятный, план крутился в голове. Он просто всей шкурой чувствовал, что с уходом с горы Лешки появилась халява заработать еще больше бабла, но вот как это сделать, он не знал.
   И бармен Шурик, дождавшись отгула за работу в выходные, покидал из служебного холодильника в пакет какие-то яблоки, мандарины, банку икры и маленький «мерзавчик» конька, да и поехал в город, в травматологию. 
   Лешка Трюкач лежал в общей палате таких же костыльников, только человек пять там еще парились на вытяжке, а Лешка был, как рыцарь в латах, с загипсованной рукой, ногой, перемотанной головой, но уже ползал, осваи-вался. Шурика он не узнал, что было неудивительно – другая одежда, другое место, ну не ждал он здесь какого-то бармена, чего тут обижаться!
  - Чего заказывать будем, Леха? – помог ему Шурик, подождал, пока у него файлы в голове сойдутся. – Могу предложить по случаю начала процесса выздоровления фрукты, икру, коньяк… он, говорят, кровь восстанавливает.
  - Кровь красное вино восстанавливает, а этот – сосуды расширяет. Ты… Шурик? Бармен?  – удивился Леха. – Какими судьбами сюда?
  - Вот, проведать товарища, так сказать, по спорту! – бодро сказал Шурик. – Что доктор говорит? Кататься будешь?
  - Ну, в эту зиму – вряд ли, а вот на следующий сезон… посмотрим!
  - Книжки читаешь? Не знал, а то бы прихватил с собой детективчик! – соображая, о чем еще можно поговорить, пробормотал Шурик, увидев книжку на Лешкиной кровати.
  - Нет, это не детектив. Это Жубер, французский тренер по горным лыжам. Ну, тот, кто сказал, что «горные лыжи не могут быть счастьем, но вполне могут заменить его».
   - Вот и я так думаю! – оживился бармен. – Еще какое может быть счастье! Тут такие деньги можно заработать, если приятное с полезным…
  - Понимаешь, мне тут идея в голову пришла…- вдруг сказал шепотом Лешка. - Ну что у нас на Морозной! Скукота! Двадцать минут на «канатке» в гору тянут, а ты потом за минуту слетел вниз, ничего и не почувствовал толком!
  - Да уж! – сказал Шурик, который с вершины скребся вниз минут пятнадцать, если, конечно, при этом ни разу не падал.
  - А вот договориться с Георгиевичем, у него вертолеты… ты же знаешь – де-вок из «Пари-матч» над вулканами катает… вот он забрасывает нас на вершину вулкана, почти четыре тысячи метров над уровнем моря – и катишься вниз, красота вокруг, лавинки тебе пятки лижут… красота…часа три катишься!
  - А внизу я – с горячим чаем, шашлыками, водочкой! – подхватил Шурик, сообразив, наконец-то, где пряталась идея.
  - Ну… не помешает! – согласился Лешка, даже здоровым плечом дернул в знак согласия.
    «Вот это идея! Вертолет возьмет человек пятнадцать, да за день два-три раза их поднимет, он их катает, а я их кормлю… это же совместный бизнес! Надо будет посчитать, сколько будет стоить аренда вертолета, а с каждого можно взять»… - думал, торопясь, Шурик, стараясь не упустить, что там еще говорит Лешка.
  - Я уже нашим крутякам эту мысль кинул, они говорят: этот велосипед уже изобрели, хели-ски называется! – засмеялся Лешка, видя, как тут же взволновался бармен.
   - Да это неважно, что где-то есть, у нас-то такого нет еще! Давай на пару сделаем! 
   - С тобой? – коротко хохотнул Лешка.
   - А что? Шашлыки из чавычи…да много чего! Я и снаряжение готов оплатить! Палатки там, столики, посуду… Деньги у меня есть! Тысяч двадцать баксов я могу вложить!
   - Да? Ну, давай… попробуем. Тем более что я уже мужикам пообещал.
   - А если не сможешь? Если врачи не разрешат на лыжи встать?
   - Тогда неустойку платить буду! – засмеялся Лешка. – Ой, много!
  - Ладно, Алексей, выздоравливай! – сказал солидно Шурик и протянул ему ладошку лодочкой. - Если не возражаешь, я еще буду заходить. Своих в беде оставлять нельзя.
  - Заходи! – постукивая костылем, сказал Лешка и опять засмеялся почему-то.

   Шурик-бармен выждал приличественную паузу в три дня и снова появился в травматологии, пробрался бочком к Лешкиной кровати, морщась от запаха прокисшей мочи.
   - Да уж, амбре… - сказал, улыбаясь, Лешка. – Тут половина лежачих, девок-санитарок с утками стыдно звать, вот мужики и дуют в пластиковые бутылки из-под минералки, а туда, сам понимаешь, еще попасть надо.
  - Неужели так сложно? – машинально спросил Шурик, наблюдая эту простую жизнь.
  - А ты попробуй, - тихо сказал Лешка.
  - Я бы лучше попробовал по пухляку кататься… лихо, как ты… научи, а?
  - О вулканах размечтался? Правда, красивое название «хели-ски»? Ладно, мечта – двигатель прогресса. Вот только как я тебе покажу-то, на костылях?
   - А ты на словах обрисуй, я понятливый! – заверил Шурик.
   - Ладно… ты, Саша…
   - Меня вообще-то Юрой зовут. Просто все эти крутые мужики окрестили Шуриком, я и привык. Клиент всегда прав.
   - Так вот… Шурик. Я помню, как ты катаешься. Извини, что при всех ска-жу, но делаешь ты это как баба. Зад отклячишь, того и гляди, сейчас на гор-шок сядешь. Страшно тебе! А ведь всем страшно, понимаешь? И, чтобы преодолеть этот страх, надо атаковать этот склон, падать на него, лететь, когда он из-под тебя уходит!
  Морщась и шипя от боли, Лешка все-таки встал, повис на костылях, отдышался, а потом показал:
   - Вот так ты едешь! Мама роди меня обратно. А надо – вот так! Ноги вместе, работают бедра, плечами на склоне не поворачивают, здесь не армия: «левое плечо вперед!» Научись вначале правильно стоять, потом будем учить повороты, а пухляк… там совсем другая техника.
  Три дня, когда клиентов почти не было, Шурик катался как бешеный, благо, что «канатка» для него, как для работника комплекса, была бесплатной. По утрам болело все, даже почему-то шея, наверное, от напряжения. А уж ноги, спина и плечи ныли так, словно его снова измордовали пьяные братки в баре. Но все это пустое, нужно было выходить на новый уровень жизни, карабкаться на следующую ступенечку. И плевать на боль в ногах, когда сам Геор-гиевич недавно сказал: «Сынок, да ты на человека начал немного походить».
   По вечерам, когда огни на горе Морозной гасли, Шурик, как дятел, стучал по клавишам калькулятора: вот если вместо красной икры предложить черную, а вместо ледяной водочки – теплый «Наполеон», после спуска с вулка-на-то… а торговая наценочка… да умножить на пятнадцать, нет, на двадцать человек, а это все – на тридцать дней… дурные деньги получаются! 
  Но надо было дождаться, пока этот трюкач  выйдет из больнички и встанет на лыжи. 
   А Лешка уже бодро ковылял по обшарпанным коридорам, стучал себе кос-тылями. Гипс ему с руки сняли, Шурик принес  теннисный мячик для разработки кисти.
  А тут и весна пришла. Но какая-то квелая, тоже – больная, в пургах и тума-нах, серой слякоти, не то что вертолеты  не летали на вулканы – птицы сидели, нахохлившись и орали хрипло и простужено. Снег таял, туман сжирал его, и было ясно, что этой весной покататься с вулканов уже не получится.
   Но Шурик умел ждать, жизнь научила.
   И еще надо было как-то поддерживать отношения с Лешкой, а то дружбы-то не получилось. Когда Трюкача выписали, Шурик подогнал к травматологии такси, помог ему спуститься, довез до дома, почти на себе заволок на пятый этаж.
  - Ладно, спасибо за помощь. Домой не приглашаю, бардак-с! Подойдет зима, Шурик, я тебя поставлю на склон. И на пухляк поставлю. Обещаю.
   И ушел! И закрыл дверь. Шурик потоптался, а потом усмехнулся: да куда ты, на фиг, денешься с подводной лодки! Летом на горе Морозной сплошные фестивали, собачьи выставки, барды нетрезвые собираются, песни орут, это же все твои дружки, ты там у меня будешь через день да каждый день. А я – вот он, с шашлычками и пивом. Еще поговорим.
   Лешка на горнолыжной базе  появился только в июле. Был он в «косухе», забитой клепками, в кожаных штанах и, черт возьми, на «Харлее»! Народ окружил его, хлопали по плечу: «Откуда? А говорили, что, мол, нищета этот Трюкач!» 
  Лешка посмеивался, хлопал по голенищу ковбойского сапожка инвалидной палочкой. Эта палочка была особенной – с ослиной головой вместо набалдашника и с насечками – каждый, кто поломался на горе Морозной, получал на временное пользование эту палочку от доктора Потапова, нарезал насечку, свои инициалы, а потом, отхромавши, возвращал. Народ горнолыжный по традиции занял очередь на палочку, список на право попользоваться релик-вией составили, бумажку эту отдали Лешке – храни, ежели что…спросим.
  Вот тогда и подошел к праздному народу бармен Шурик, хлопнул при всех Лешку по плечу и сказал громко:
  - Привет, братан! Классная у тебя зверюга! «Харлей», говоришь? Слушай, у меня что-то джипешник скурвился, не подбросишь до города? По старой дружбе.
  На них посмотрели с интересом.
  - Легко! – сказал Лешка. – Но только, если со мной едешь прямо сейчас.
   Шурик подошел, неловко оседлал шикарный, блестящий никелем и дорогой кожей мотоцикл, поерзал попкой в жестком седле, гордо оглянулся, а тут двигатель сыто рыкнул, и тут они рванули. Ветер сразу же забил  всю грудь холодным и густым воздухом, размазал слезы и сопли по щекам. Шурик по-старался прижаться к жесткой, клепанной спине Лешки, но тут их выкинуло на шоссе, машины, фыркая, пролетали навстречу, а те, что оставались справа, вякали что-то вдогонку. Правда один раз Лешка все же скинул скорость, поравнявшись с черным «Крузаком», похожим на машину Георгиевича, газанул, поднял мотоцикл на дыбы («Крузак» факнул в ответ снисходительно) – и они опять улетели в мельтешение машин, неслись, неслись…
   И вдруг мотоцикл начал дергаться, взвывать, пошел рывками, его понесло как-то боком. Шурик изо всех сил вцепился в этого чертового трюкача, а тот, обернувшись, проорал: 
  - Отцепись, задушишь!
  - Леха! Останови! – заблажил, срываясь на визг, Шурик.
  - Пробую! Не могу!! Тягу заело! Тросик!
  - Что делать-то?!
  - Там, сзади, в кожаной сумке, отвертка… Дай!
   Шурик, захлебнувшись воздухом,  нашарил сумку, отстегнул ремень, скособочившись, начал шарить – вот! – отвертка!
  - Леха! Дорогой… Держи!
  - Шурик, подержи слева руль, я там… подкручу!
  - Как это – руль? –  захлебнулся криком Шурик. – Я не могу!
  - Убьемся, дурак! Держи, я нагнусь! Мне там снизу подкрутить надо!
   И Лешка отпустил руль слева, сам же, не глядя на дорогу, полез на дикой скорости ковыряться в моторе. Шурик лег на него, вцепился в свою сторону руля. Мотоцикл качнуло, он вильнул, пролетел по касательной со встречным КАМАЗом - горячим, воняющим солярой, вопящим на одной ноте, и пошел ровнее, но почему-то еще быстрее.
   Встречные машины, и те, которых они обгоняли, как стоячих, истошно сигналили, орали благим матом, мигали фарами, но ничего нельзя было сделать. 
  Вдруг шоссе закончилось, полетел навстречу какой-то лес, проселок, их пару раз заюзило на сырой земле, но Лешка как-то ловко толкнулся здоровой ногой, дернул руль, и они удержались от падения. Потом  они вырвались на поляну, где стоял какой-то знакомый дом, двигатель чихнул, заглох и к толпе вопящих людей они подкатили уже по инерции.
  - Шурик, ты что это делаешь с нашим Лешкой? Слезь с него, противный! – сказал кто-то голосом доктора Потапова.
  Шурик пригляделся – да это же он и есть, доктор… И дом знакомый – горнолыжная база, вон, в его баре окна открыты…
  - У-у-у… - протянул доктор. – Вы по ручью, что ли, гнали?  Вон, гость у тебя штаны промочил.
  - У него… это… тяга заела… тросик! – сказал Шурик сиплым голосом, в горле пересохло, он сидел, боясь выкарабкаться из седла.
  - Леха, там что – есть какие-то тросики? – удивился доктор. – Я, конечно, анатомию «Харлея» знаю хуже, чем Homo sapiens, но…
  - Да пошутил я, доктор! Какие тросики… – сказал виновато Лешка. – Мне показалось, что наш бармен любит скорость, риск, вот и прокатил его… с ветерком.
  - Что… как это? – спросил Шурик, еще надеясь, что ослышался.
   Что-то внутри его онемело, стало зябко до дрожи, он медленно обвел всех глазами, стараясь поймать хоть чей-нибудь встречный взгляд.
  - Ладно, не обижайся, бармен! – сказал Лешка через плечо.
  - Да пошел ты!.. - крикнул Шурик, сорвавшись. – Да и вы все, супермены вонючие… А я еще хотел с ним… в бизнес вступить!
  Он сполз с горячего «Харлея» и, не оглядываясь, пошел прочь от горы Морозной. Пошел, куда глаза глядят.

                   ……………………