Берингово море в тот день штормило. Волны накатывались на низкий  серый берег, оставляя полосы морской капусты, шелуху крабовых панцирей, полупрозрачные кляксы медуз. Метрах в ста от берега,  ближе к устьям, из воды торчали нерпичьи головы  с круглыми любопытными глазенками – черные, блестящие.
     Где-то там, за поворотом реки Ачайваям,  перебрехивались, срываясь на голодный вой, корякские псы. Утро было прохладное, но туман быстро таял, и день ожидался роскошный. 
  Олег  Муромцев, известный на Дальнем Востоке предприниматель, можно сказать, начинающий олигарх, шёл вдоль прибоя, пачкая в песке и в гниющих водорослях дорогие английские туфли. Было тихо, ни ветерка, но море все же накатывалось на низкий и скудный берег тяжёлым прибоем. Где-то там, перед горизонтом, ровное пространство воды начинало собираться складками, они бежали, изгибаясь, росли, замахивались на сушу пенными гребнями, и вот уже с глухим ударом, плеском и шипением пены падала на чёрный песок волна,  а следом – другая, и так – от сотворения мира и до Судного дня.
          Увидев человека, море принялось с ним играть, и он принял эту игру – пошёл по сырому песку, где только что разбилась последняя из миллиардов волн, море накатывалось, тянулось к ногам, человек отскакивал и снова сбегал к сырой полосе. Тогда море отвлекло его криками чаек, сделало два ложных выпада слабенькими волнами, а потом вдруг ударило по ногам тяжёлым, пенящимся валом. Человек засмеялся и быстро зашагал в сторону причала, отряхивая на ходу туфли, как котяра мокрые лапы.
    Над причалом, давно убитым морем, болтался одинокий фонарь, и кучка цивильно одетых людей интуитивно жалась ближе к свету,  даже перетаптывались в ритм болтанки желтого освещенного круга.
       А прибой, старый барахольщик, продолжал трудиться, перебирать своё добро – вымытые добела доски, пластиковые бутылки, вот он вынес и оставил на песке голую куклу без головы (да уж жива ли её маленькая хозяйка?) – потом одним движением всё смыл назад и начал играть цветными камешками на границе воды и суши.

   - Что думаете – теплее под фонарем? – крикнул своим людям Олег Муромцев. – Идите сюда! Разомнетесь хоть…
     Народ потянулся к шефу, вышагивали по сырой полосе прибойки, как цапли, спешили.
  - Вопрос на засыпку, -  быстро спросил Муромцев, когда замерзающая команда приблизилась. – Что это?
  - Водоросли. Вонючие! – сказал Стас Хабаров.
  - Прогоню я тебя, друг детства. Или отстраню от должности топ-менеджера. Это же йод!  Думай, голова, шапку куплю!   
  - Так, понял! – собрался Стас. - Можно эти водоросли заготавливать, а сбыт – надо выходить на систему атомных электростанций, на Минобороны, на подводников, Чернобыль, возможно, Япония – там радиофобия, и… Пер-рспективно!
  - А это? Чья шелуха на песке? – продолжал экзамен Муромцев.
  - Краб? Пятьдесят долларов килограмм. Живьем – стольник, это если на причалах Хоккайдо. Из панциря – хитин-хитозан, лекарство – до тысячи долларов за грамм.  Пер-спективно!
  - Ладно-ладно, - остановил поток сознания Муромцев. – Тихо! Летит.

    Вертолет – белый, с триколором вдоль фюзеляжа и гербом Ламутского автономного округа -  лихо зашел на посадку со стороны моря, срывая вихрем из-под лопастей пену с прибоя.
   Муромцев остался стоять на месте, только набычился, ноги расставил пошире, хотя вся  его команда и даже охрана попятились под вихрем песка из-под лопастей, и пилоты, словно просчитав – кто здесь главный, посадили МИ-8 так, что Олег оказался рядом с трапом. И стоило губернаторше ступить на шаткую дюралевую ступеньку, как Муромцев просто протянул ей руку:
  - Здравствуйте, Элла Апельковна!  Как говорится, с приехалом, - и улыбнулся как простой русский парень.
- Ну-ну, - засмеялась  губернаторша, прищурив и без того узкие корякские глаза. – Олег Муромцев, говоришь? – И она посмотрела в сторону моря, а там, как на маневрах, стоял небольшая часть его флот – две плавбазы, с десяток больших морозильных траулеров, три танкера (красного цвета, по полярному регистру), несколько сухогрузов и  стайка средних рыболовных траулеров.
- Вот, готов вложить все силы и средства в развитие Ламутского округа! – сказал весело Муромцев.
- Н-ну, пошли…

      Две свиты двинулись к большой шатровой палатке, поставленной на берегу,- двигались параллельно, вежливо не обгоняя друг друга.
  
          А внутри палатки стояли накрытые столы, разлюли-малина: красная икра сверкала алмазными искорками, подкопченная нерочка в нарезку светилась рубиново, отдельно огромные крабы – камчатский, синий ополио лежали как павшие крестоносцы на ристалище, копченый палтус в вакуумной упаковке истекал янтарным жиром, а два только что пойманных гигантских, под два метра, палтуса лежали на столе перед входом в палатку, свесив хвосты до земли. 
        Так же на столе присутствовали маринованные грибочки – белые, подосиновики, ягода – морошка, княженика, сладкая жимолость, дымилась оленина, только что приготовленная на гриле. На отдельном столике – водка «Илья Муромец», настойки и соки с тем же названием, что намекало на фамилию босса.
   - Выставка достижений народного  хозяйства… Так что ли, Муромцев? – спросила губернаторша.
   - Вашего хозяйства, Элла Апельковна, - скромно сказал Олег. – Вашего! Вот здесь, кстати, мы попробовали всю эту красоту закатать в баночку, по-моему неплохо смотрится. Так сказать, глубокая переработка,  это сейчас Москвой поощряется.
   - Чего хочешь, Олег? – спросила губернаторша быстро.
   - Работать хочу, - просто ответил он.
   - Деньги у тебя есть, знаю. Много на водке зарабатываешь? Веселие Руси питие есть?
   - Веселие еси…Страны Поднебеси… питие есть, извините за неловкий каламбур. Я что имею в виду? На китайский рынок вышел, а это, как говорит мой пацан-первокласник, величина, стремящаяся к бесконечности.
  - То есть, моих коряков, ты, типа, не спаиваешь? Так сколько у тебя, все-таки, Олег?
  - Годовой оборот – где-то восемьсот тысяч…
  - Долларов! Мне говорили – больше. Девятьсот. А кое-кто даже называл цифру – миллиард. 
  - Год на год не приходится, - вздохнул Муромцев.      
  - Что ж, работай. Цепляйся за берег. Водку твою пить не буду сегодня. Знаю-знаю, хорошая. Чистая водочка. Сладкая. Только мне еще с избирателями целоваться.
- Будут условия, Элла Апельковна? Какие-то особые требования?     
-Будут. Поставишь мне в селе Кинкиль к путине новенький рыбообрабатывающий завод, чтобы мои коряки – там, внутри, в белых халатах… у конвейера… Я прессу привезу, телевизионщиков, газетчиков,  сама красную ленточку перережу.
  - Три месяца осталось… - быстро посчитал Олег.
  - Успевай! – жестко сказала губернаторша. – И еще – социалку, коммуналку и культуру в этом селе на себя возьмешь.
  - Договорились, -  медленно сказал Олег, продолжая считать что-то в уме. – Сделаем!  Значит, Кинкиль….

     Через три дня Муромцев со свитой уже шел по поселку, по его пустым улицам. Серые, обитые рубероидом дома, покосившиеся заборы (на одном из них сушиласьогромная рыжая медвежья шкура), сараи, на которых лежали перевернутые нарты. Ездовые лохматые собаки встретили  чужаков оживленным перебрехом. На веревках полоскалось по ветру белье, на стенах домов янтарыми гирляндами висела юкола – вяленая рыба для собак.
   - Что за рыба? Юкола? Для собак, говоришь? Технолог! Кожан! – быстро спрашивал Муромцев, перепрыгивая через ямы на разбитой гусеницами вездеходов дороге.
  - Да, это юкола. Вон там – кижуч, от трех до четырех долларов за килограмм, а это… да, это нерка – до семи долларов за килограмм.
  - Почему не торгуют, почему элитным лососем собак кормят? На эти деньги весь поселок фирменной собачьей жратвой завалить можно, - быстро посчитал в уме Муромцев.
  - Вывозить не на чем рыбу. Себе на еду берут, собак кормят. Икру – да, вывозят в город. Здесь денег нет, икра – вот местная валюта.
  - По квотам для малочисленных народов рыбу ловят? – дальше любопытствовал Муромцев.
   - Ну, этих квот – самим бы на зиму хватило. Браконьерят! - пожал плечами Кожан.
   - А рыбинспекция? В доле?
  - Здесь вся милиция и рыбинспекция в единственном числе. Михал Михалыч Зыков. Или, по-местному, Миша Лощавый.  Вот, кстати, его коттедж.
   - Недурственно. Такой домик под Москвой на пару миллионов американских зеленых рублей потянет.
    - Он берет, конечно, свой процент от браконьерской икры... Да и свои браконьерские бригады имеет. Да только их здесь и не поймаешь. Уходят на нерестилища по весне на собачках, все лето шкерят икру, солят, а вывозят зимой, когда операция «Путина» у прикомандированных ментов уже закончилась. Не поймаешь.
   - Поймаем! – сказал уверенно Муромцев.- Еще как поймаем!
   - Себе дороже будет,  Олег Николаевич. До нерестилищ часа два вертолет гнать, пока найдешь, пока этого коряка из кустов за задницу вытащишь… Ну, возьмем с одного бракуши литров триста икры, а керосину сожжем тысяч на сто.
  - А выхода нет другого, Александр Яковлевич! Они здесь через пару лет все нерестилища окончательно вырежут, нам бизнес угробят, и сами ноги протянут. Сдохнут! С одной стороны браконьеров  надо ловить, с другой – предлагать такую цену, чтобы они не перекупщикам, а нам и икру и рыбу на переработку сдавали.
   Несколько минут они шли молча, потом Кожан не выдержал:
- Да, похоже попали мы здесь… Тундра!
- Олег, может, займемся чем-нибудь другим? – спросил осторожно Стас Хабаров. – Сотовая связь, нефтянка…
- А что? – удивился Муромцев. – Здесь чем плохо?
- Перестреляют нас всех здесь! Поубивают до смерти! – скорчил рожу Кожан, и было непонятно – говорит он всерьёз или дурака валяет. 
        Так, за разговором, дошли до здания странной архитектуры -  огромный деревянный дом, с нелепой высоченной остроугольной крышей и почти боярским крыльцом. Над дверям – деревянные «серп и молот». Советский терем.
   - Это что за… Татлин? – удивился Муромцев.
   - Поселковая администрация здесь. Прибалтийский проект.
   - Ясно. Пошутили, значит, бывшие братья по соцлагерю. Звонили сюда-то? Ждет нас исполнительная власть?
   - А куда ей деться? Это  - единственное здание, где есть тепло, своя кочегарка. Они сюда греться ходят, - буркнул Кожан.
   - Чем заняты?
   -  Решают международные вопросы.
   - Что? – остановился Муромцев и набычил коротко стриженную, седеющую голову.
   - Извините. Местная администрация ждет делегацию канадских индейцев.
  - А-а! ну, пусть развлекаются. Не будем мешать, - решил Муромцев.