«Кресты» пусты. Тоски остатки 
Уносит невский ветерок. 
Забрали «гости» все манатки, 
Их увезли мотать свой срок. 
Блатные купола на теле, 
Кинжалы, бабы и кресты… 
Они смогли бы, если бы сумели, 
Нас посадить: ты был свободен, ты! 
Шемякинские сфинксы, хватит злиться 
И пялиться на нас и белый свет. 
Да, перевернута страница 
Романа, где финала как-то нет. 
Что будет здесь? Музей Насилья, 
Что вертухай хлебнул, что просто зэк, 
А ненависть, чахотка всех косила, 
Зверел во тьме тут божий человек. 
И бровь сломав, кривясь в усмешке, 
Емелька в пыточную шел, 
Палач щипцы калил без спешки, 
Рубаху рвал – персидский шелк. 
Здесь Пушкин, проезжая к другу - 
В Приютино (там были мы), 
Крестился с мыслями по кругу: 
«Чур, от сумы и от тюрьмы». 
Здесь Чернышевский правду-матку 
Строчил, пока не замели, 
Здесь Керенский призвал к порядку, 
А Блок увидел «пузыри земли». 
Ильич в «Крестах» готовил смуту, 
А Лев Бронштейн так дружен был 
С жандармом, что в одну минуту 
Фамилью Троцкий одолжил. 
Здесь все пропитано веками, 
Тоской, надеждой… новый круг… 
Решетки, двери, даже камень – 
Коснись, как током, дернет вдруг. 
Что делать? Монастырь? И кельи! 
Акустика… Ла Скала! Глубина… 
Здесь раньше коммунары хором пели… 
Монашки тут сойдут с ума. 
А, может, вернисаж, полотна… 
У нас вся живопись – тюрьма! 
Нонконфрмистов – всех, поротно, 
В «Кресты»! Мазня их - склад дерьма! 
А лучше никого не слушать, 
Оставить все пустым, как есть, 
И будут убиенных души 
Искать убийц, готовить месть. 
«Кресты» пусты! Какая жалость! 
Легенда мрачная ушла… 
Хотя и там не обнажалась Душа. 
Душа и там лгала. 

Санкт-Петербург, 10 октября, 18 г