Когда пришла пора мне идти в школу, папа сказал:
   – В детский сад тебя собирала мама, а в первый класс – соберу я. Потому что учение – это вовсе не свет, а тьма проблем, и потому что свой первый класс я помню хорошо, а вот последний – не очень. А выпускной не помню вообще – здорово мы тогда погуляли.
   Он лично отвёл меня летом к директору, записал в класс «б». После чего сильно обрадовался и впал в состояние, близкое к синдрому выпускного, – опять ничего не помнил до самого конца августа. Так что на предварительную встречу с моей будущей учительницей со мной ходила всё-таки мама.
   Потом мама уехала в командировку, и к первому сентября папа, как Шварценеггер в одном фильме, вспомнил всё. Ранним утром мы побежали в ближайший цветочный киоск.
   – Цветы учителям всегда бери подешевле, – напутствовал он меня. – Не будь подхалимом, оценки зарабатывают не цветами. Но если первого сентября ты явишься вообще без букета – отличником тебе не быть никогда.
   Мы купили три розовых гладиолуса, пришли на торжественную линейку.
   – Ну, которая твоя училка? Показывай!
   Я познакомил его с Вероникой Ивановной, педагогом со стажем, одним из лучших в районе, по словам директора. Папа сделал серьёзное лицо и сдержанно поздоровался. Потом, когда Вероника Ивановна отвернулась, заговорив с другими родителями, он наклонился к моему уху:
   – Ну, вы с мамой и выбрали… А вон там кто стоит? Параллельный, что ли?
   – Это класс «а», – объяснил я.
   – А по виду скажешь, что «б», – проворчал он, засмотревшись на молоденькую учительницу. – Может, лучше той цветы подарим?
   – Ну, давай разделим букет, – предложил я. – Один цветок подарим нашей, а два – той.
   Папа поморщился:
   – Если уж делить, то наоборот. Но мы делить ничего не будем, сделаем всё по правилам.
   Он достал из кармана фотоаппарат и стал фотографировать параллельный первый «а» класс.
   Потом к нам приходили знакомые и родственники, рассматривали фотографии в альбомах. Но никто ни разу не нашёл меня.
   Линейка затянулась, папа занервничал.
   – В туалет хочешь? – опять наклонился он ко мне.
   Я отрицательно мотнул головой.
   – Молодец! – похвалил он. – А в моё время линейки были ещё длиннее: от парткома выступали, от завкома, от родительского комитета. Я тогда, помню, не выдержал – так и сел за парту в мокрых штанах. Ты пока постой тут, а я в ларёк сбегаю… за лимонадом.
   Как только папа убежал, линейка сразу и закончилась. Мы вручили Веронике Ивановне цветы, и она отвела нас в класс.
   После моих первых в жизни уроков он ждал меня около раздевалки. Был он весёлый, но, в общем-то, трезвый. И с газировкой в пакете.
   – Сейчас домой придём, будем пить до посинения!
   Дома он торжественно разлил воду по стаканам и, благо мама отсутствовала (и, стало быть, перебивать было некому), сказал речь:
   – Сынище! Ученье – самая нужная и самая противная штука на свете. Тебе будут говорить много правильных вещей, тебя отучат верить своим глазам и объяснят, что земля круглая. Тебе покажут в микроскоп плевок, и ты убедишься, что мир прекрасен, но только под микроскопом. Тебя заставят прочитать поэму, где племянник честного дяди застрелил из пистолета своего лучшего друга, – и скажут, что это величайшая книга всех времён и народов. Но втихаря ты всё равно будешь думать, что мушкетёры круче, хотя бы потому, что они убивали только врагов. Придёт время, и ты станешь прятать от меня дневник, вырывать страницы, а я буду делать вид, что ничего не вижу, и что вообще не замечаю, как ты растёшь, потому что так нам с мамой будет легче. Ты будешь просить деньги на жевачку и покупать сигареты. А потом, когда у тебя прибавится опыта, ты наконец задумаешься – а почему же вместе с опытом не прибавилось ума? И это только в том случае, если ты не вырастешь круглым идиотом. Так что за тебя, сын, за твой первый шаг на этом нелёгком пути!
   Ничего я тогда не понял и только обиделся, когда он сказал, что вырасту идиотом.
   А может, он и не говорил мне этих слов, может, я их придумал?
   Я спрашивал потом – помнит ли он тот день, самое первое сентября. И он ответил:
   – Конечно, помню. Мама отвела тебя в школу, а я в это время на работе был.
   Я спорил, психовал, говорил, что это неправда. Доставал фотоальбом и тыкал пальцем в снимки:
   – Вот, смотри, это же ты фотографировал!
   – Ну? И где тут ты? – удивлялся он. – Это же вообще не твой класс. Стал бы я снимать такую ерунду! Нет, это твоя мама снимала. Ты же сам знаешь, как она «дружит» с техникой. В кои-то веки доверили ей фотоаппарат, так она и тут накосячила.