Я болел. 
У болящего нету причин для печали, 
он в недуге невольно причастен Христовым Страстям. 
Но врачи из нутра застоявшийся гной откачали, 
разобрали меня и сложили, как пазл, по частям. 
 
И я вышел в народ - а народ пел нескладные песни, 
не от боли их пел, а фальшивому счастью назло. 
Всем казалось, что им повезло, и что жить интересно, - 
понимал только я: это мне, а не им повезло. 
 
Повезло, что не видел во сне на больничной постели, 
как гордыня воссела на трон, расползлась по стране, 
повезло, что не слышал, как песни под дудочку пели, 
и не ведал, как пули свистели на новой войне. 
 
Люди пляшут, поют и героев хоронят и славят, 
люди учатся воду кровавую в ступе толочь. 
Нет такого хирурга, что гной откачает, поправит. 
Никогда не закончится их коматозная ночь. 
 
На меня они, злобные, смотрят, как на инородца, 
и уже намекают, что мне бы обратно, к врачу... 
Мне не страшно под нож, даже если опять доведётся, - 
страшно, если я вдруг не заплакать, а петь захочу. 
 
Помню свет, что явился в тоннеле мне в самом начале, 
помню, я побежал по неведомым страшным путям... 
Я болел, у болящего нету причин для печали, 
мы в недуге невольно причастны Христовым Страстям.