Как и обещал, решил сегодня дополнить свои воспоминания о г.Чистополе ,где я провёл около трёх военных летс лета 1943 по март 1945 г .Запрос,который я послал на бывший часовой завод "Восток"остался без ответа.Надо опять писать и звонить в это ООО..Начну с судьбы Марины Ивановны Цветаевой,которая приехала в Елабугу с сыном в августе 1941 года. Из последних 11 дней жизни два дня пробыла в Чистополе в  бесполезных хлопотах насчёт жилья и работы.Кажется ,24-26 августа 1941 г.31 августа 1941 г покончила с собой повесившись на гвозде,в избе который до сих пор остаётся на прежнем месте...

Опубликовано Мыльникова Наталья Николаевна вкл 20.09.2012 - 21:43
АВТОР: 
Камалетдинова ЭНЖЕ
https://nsportal.ru/sites/default/files/2012/09/20/cvetaeva_v_evakuacii._referat.docx

"Глава 2. Причины эвакуации.

То, что произошло с семьей Марины Цветаевой в Советском Союзе,после возвращения из эмиграции хорошо известно. 8 июня 1939 года Марина Ивановна с сыном вернулась на родину из эмиграции. На родине Цветаева вместе с родными первое время жили на даче НКВД в подмосковном Болшове, предоставленной Сергею Эфрону. Осенью тридцать девятого арестована дочь Аля, потом муж…С этого времени ее постоянно посещает мысль о самоубийстве. Цветаева была вынуждена скитаться.Полгода. прежде чем получить временное , сроком на два года, жилье в Москве, она поселилась вместе с сыном в доме писателей в подмосковном поселке Голицине. Встречи с А.Ахматовой и Б.Пастернаком не оправдали ожиданий М.Цветаевой. От нее отварачивались как от жены и матери «врагов народа». Подготовленный ее сборник стихов в 1940 году напечатан не был. Денег катострофически не хватало. Цветаева перебивается переводами. Она была вынуждена принимать помощь немногих друзей. Ежемесячно она собирает посылки в тюрьму мужу и дочери.

Цветаева возмущена. Почему Москва «не вмещает ее»? Почему «вышвыривает»? Ведь их род — Цветаевых — буквально задарил Москву. Отец, Иван Владимирович, создал прекрасный Музей изящных искусств. Три огромные цветаевские библиотеки подарены Румянцевскому музею (будущей

Ленинке). А сколько стихов, подлинных поэтических шедевров посвящены Москве…

Письма-жалобы, письма-просьбы разлетаются во все концы — в Союз писателей, в правительство, наконец, лично Сталину… Ни к кому не

достучаться. Ведь она для них — жена врага народа. Пока она писала письма , на Лубянке из ее мужа выбивали показания, что он французский шпион…

Горьки записи Цветаевой тех дней.

«Меня жизнь за этот год — добила».

«Исхода не вижу… Взываю о помощи…»

И, наконец, самая страшная:

«Никто не видит — не знает, — что я год уже ищу глазами крюк… Я год примеряю смерть…»

1941 год стал трагедией в судьбе каждого жителя нашей страны. Не исключением была и семья М. Цветаевой.

Муж и любимый человек Марины Ивановны – Сергей Эфрон, был расстрелян 16 октября 1941 года, дочь –Ариадна находилась в застенках НКВД (реабилитирована в 1955 году). 22 июня началась Великая отечественная война. Цветаева в этот момент была занята переводом Федерико Гарсиа Лорки.Враг быстро продвигался к Москве.

В своих дневниках Г.Эфрон – сын Марины Цветаевой записал: « Вчера на двор нашего дома упало с полдюжины bombes incendiaires4, которые сейчас же потушили.»[ Дневники» (Георгий Эфрон),Дневник № 10,2 августа 1941 года].

Илья Эренбург о встрече с М.Цветаевой в 1941 году вспоминал: «Она пришла ко мне в августе 1941 года; встретились после многих лет, и встреча не

вышла – по моей вине. Это было утром, «тарелка» успела уже рассказать: «Наши части оставили…» Мои мысли были далеко. Марина сразу это почувствовала и придала разговору деловую видимость: пришла посоветоваться о работе, о переводах…» Арсений Александрович Тарковский вспоминает одну встречу — уже после начала войны, в бомбоубежище на (вернее, под) Арбатской площади.

Цветаева была в паническом состоянии. Она сидела, охватив руками колени, и,

раскачиваясь, повторяла одно и то же:

- А он все идет и идет...

Такой ее запомнил Арсений Александрович, такой она стояла у него перед глазами, когда он в той же чистопольской тетради рядом со стихами о Елабуге пишет жестокие строки о сошедшем в бомбоубежище ангеле Господнем...

Вся эта тревога за близких, неустроенность. Отсутствие поддержки и помощи со стороны людей которые ей были так близки, заставили Марину покинуть Москву.

Глава 3.Марина Цветаева в Елабуге.

Основываясь на записи в дневнике Г.Эфрона мы можем сделать вывод о сложном душевном состоянии шестнадцатилетнего юноши , покидающем столицу и уезжающем в провинцию. «Мы плывем в 4-м классе — худшем. Откровенно говоря, все еще не слишком скверно. Мы спим сидя, темно, вонь, но не стоит заботиться о комфорте — комфорт не русский продукт. Я устроил свой Генеральный штаб на палубе первого класса. Я ведь — хитрец (я, кстати, там сижу, пока меня не выгнали). С палубы видна река, всё. В смысле жратвы — хлеб с сыром, пьем чай.»[7]от 4 августа 1941года.«18 августа 1941 года. Вчера мы высадились в Елабуге. Пока мы живем в библиотечном «техникуме». Питаемся в дешевых городских забегаловках.» 21 августа Марина Цветаева с сыном поселилась в доме Брадельщиковых. Комната была небольшая, всего 8 квадратных метров. Как вспоминала Анастасия Ивановна Брадельщикова ,» Марину Ивановну не устраивало только то, что рядом был спиртзавод. И когда из него выпускали отходы, бывал очень плохой запах». Одета М.Цветаева была неважно: темное длинное платье, старое осеннее пальто, вязанный берет горохового цвета. Дома все время носила большой фартук с карманами так и умерла в нем.Марина Цветаева привезла с собой запас кое-каких продуктов: крупы, сахар, но сил и настроения готовить , видимо, не было. Ели в столовой, хотя кормили там плохо. Она часто уходила из дома в поисках работы и покупателей на столовое серебро, которое она привезла из Москвы.Еще по дороге в Елабугу Цветаева написала письмо в Казань, в Татарский Союз писателей: «уважаемый тов. Имамутдинов! Вам пишет писательница-переводчица Марина Цветаева. Я эвакуировалась с эшелоном Литфонда в гор. Елабугу на Каме. У меня есть к Вам письмо от и.о. директора гослитиздата Чагина, в котором он просит принять деятельное участие в моем устройстве и использовать меня в качестве переводчика. Я не надеюсь на устройство в Елабуге, потому что, кроме моей литературной профессии, у меня нет никакой. У меня за той же подписью есть письмо от Гослитиздата в Татиздат с той же просьбой. На днях я приеду в Казань и передам Вам вышеуказанное письмо. Очень и очень прошу Вас и через Вас союз писателей сделать все возможное для моего устройства и работы в Казани. Со мной едет 16-летний сын. Надеюсь, что смогу быть полезной как поэтическая переводчица. Марина Цветаева.» Ответа на это письмо не последовало. Хранится оно в архиве Союза писателей Татарстана. Поперек него – резолюция: «К делу».24 августа Марина Ивановна едет в Чистополь, а Георгий делает очередную запись в своем дневнике — «…Настроение у нее отвратительное, самое пессимистическое. Предлагают ей место воспитательницы; но какого черта она будет воспитывать? Она ни шиша в этом не понимает. Настроение у нее —самоубийственное: «деньги тают, работы нет». Оттого-то и поездка в Чистополь, быть может, как-то разрядит это настроение.»Цветаевой нужна была прописка, но она была под подозрением: всего два года как вернулась из-за границы, муж и дочь арестованы. Впрочем, не смотря на то, что справка ей все-таки была обещана, найти работу не представлялось возможным. Марина Ивановна оставляет заявление :
«В Совет Литфонда
Прошу принять меня на работу в качестве судомойке в открывающуюся столовую Литфонда.
М.Цветаева
26-го августа 1941 г.»
Она отправляет телеграмму сыну в Елабугу: «Ищу комнату. Скоро приеду. Целую.» Сын Георгий пишет в дневнике«Вчера приехала мать. Вести из Чистополя, en gros3, таковы: прописать обещают. Комнату нужно искать. Работы — для матери предполагается в колхозе вместе с женой и сестрами Асеева, а потом, если выйдет, — судомойкой в открываемой писателями столовой. Для меня — ученик токаря. После долгих разговоров, очень тяжелых сцен и пр., мы наконец решили рискнуть — и ехать. Матери там говорили: «Здесь вы не пропадете». Здесь — работы нет… Итак, мы решили ехать завтра. С нами едет один старик, который достанет — постарается достать — завтра подводу, чтобы отвезти вещи на пристань. Самое трудное — найти подводу здесь и комнату там. Но нужно рискнуть. Асеевы так советовали. Celui qui ne risque rien n’a rien.1 Главное сейчас: подвода и выписка. Завтра утром пойду выпишусь и снимусь с военного учета. В Елабуге мало писателей и никаких перспектив работы. В Чистополе — неизвестность, но все-таки обещали, что постараются, чтобы это место судомойки осталось за матерью, а до этого — колхоз.»
Глава 4. Гибель М.Цветаевой.
31 августа 1941 года было воскресенье. Случилось так, что Цветаева осталась дома одна на целый день— Если бы мы все в тот день не ушли, —рассказывала Анастасия Ивановна, — может, и обошлось бы. А нас погнали на субботник — аэродром чистить. Вместо Марины Ивановны сын пошёл, лучше бы она сама пошла,ничего бы и не было — все же на людях...В тот день всем, кто был на субботнике, выдали по буханке хлеба -это запомнилось. Пошли Анастасия Ивановна с Муром, Михаил Иванович с внуком отправились на рыбалку.
— День тогда очень хороший был. Мы с Павликом на рыбалку собрались.
Я говорю: «Марина Ивановна, мы пойдём порыбалим, побудете одна?» — Она отвечает: «Побуду, побуду, идите...» — Вроде даже обрадовалась, что мы уходим. Знать бы, что так получится, — никуда бы не ушли...]Первой вернулась домой Анастасия Ивановна. В сенях она наткнулась на стул и удивилась: зачем здесь стул? А подняв глаза, увидела повесившуюся квартирантку. Она выбежала из дому, позвала соседку, та позвонила, вызвала милицию и «скорую помощь». Вынуть тело из петли они  не решились. Врач и милиция приехали только через два часа. Я спросила:— Что же вы не посмотрели, может, она ещё живая была, когда вы пришли? Может, ещё можно  было спасти?— Надо бы посмотреть, — отвечает Анастасия Ивановна.— А как же снять? — удивляется Михаил Иванович. — Милиция приедет, скажет, зачем сами сняли... Хорошо, что она записки оставила, а то бы подумали, что мы убили... Тело Цветаевой увезли в больницу, а в комнате сделали обыск — не пропало ли чего.— Все перерыли, — говорит Анастасия Ивановна. — Сын тут присутствовал. Денег оказалось у них 400 рублей...Почему же Марина Ивановна ушла из жизни? Этот вопрос постоянно возникает в ходе исследования.
Существует несколько версии ее гибели.
Исследователи жизни и поэтического наследия Цветаевой среди причин подтолкнувших ее к отчаянному шагу, называют три главных. И невероятно сложно судить о той последней капле, которая переполнила ее жизненную чашу. Но безусловно важным и единственно истинным здесь становится осмысление того, кто ведет человека по жизни, с кем он по сути своей: с Богом или с дьяволом. А третьего не дано.
Итак, первая версия гибели поэта, на которую ссылаются исследователи, связана с сыном Цветаевой - Георгием. Сестрой Анастасией Ивановной эта версия принята как основная. В соответствии с ней Марина Цветаева ушла из жизни, «спасая или, по крайней мере, облегчая жизнь своего сына. Убедившись, что сама уже не может ему помочь, более того, - мешает прилипшей репутацией «белогвардейки», она принимает роковое решение, лелея надежду, что Муру без нее скорее помогут. Особенно если она уйдет так» (И. Кудрова, «Гибель Марины Цветаевой»). Марина Ивановна надеялась , что своей кончиной она поможет сыны. Об этом свидетельствуют и ее предсмертные письма 

Письмо к Н.Асееву  
"Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сёстры Синяковы!
Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь- просто взять его в  сыновья- и чтобы он учился.Я для него больше ничего не могу и только его гублюУ меня в сумке 450 р.и если постараться распродать моивсе мои вещи.В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттискамипрозы.Поручаю их Вам.Берегите моего дорогого Мура,он очень хрупкого здоровья.Берегите как сына-заслуживает.А меня- простите.Не вынесла МЦ.Не оставляйте его никогда.Была бы безумно счастлива, если бы он жил у Вас.Уедете-увезите с собой.Не бросайте!"
Асеевы не выполнили просьбу Цветаевой: не «взяли в сыновья» Мура. Как Марина Ивановна могла на это рассчитывать? А как могла она не рассчитывать?Ведь тогда бы получалось, что она оставляет Мура на произвол судьбы?Оксана Асеева-Синякова потом рассказывала биографу семьи Цветаевой Марии Белкиной, как она отнеслась к внезапному появлению в их доме сына Цветаевой: «…это было ее (Цветаевой. — Л.П.) частное дело: хотела — жила, хотела — вешалась!.. Но представляете себе, вваливается к нам ее сын с письмом от нее, она, видите ли, завещала его Асееву и нам — сестрам Синяковым! Одолжение сделала! Только этого и ждали… Он же мужик, его прокормить чего стоит, а время какое было?! Конечно, мы с Колей сразу решили — ему надо отправляться в Москву к теткам, пусть там с ним разбираются! Ну, пока мы ему поможем, конечно, пока пусть побудет у нас, ему надо было выправлять бумаги, пропуск в Москву достать. А когда он собрался уезжать, он стал просить оставить у нас архив матери, ее рукописи, в Москве, говорит, бомбежки. Пропасть могут. Коля, как услышал о рукописях, руками замахал: «Ни за что, — говорит, — этого мне еще не хватало, Хлебников оставил архив у Маяковского, сколько потом на Володю собак вешали! Это не оберешься неприятностей». Мур говорит: «Ну, тогда хоть тетради оставьте, это самое ценное, я боюсь их везти с собой, возьмите их». Коля взял одну тетрадь, открыл наугад. «Что, — говорит, — здесь о Пастернаке?! Ни за что не возьму, забирай все с собой, не хочу связываться!..» Это же подумать только, какую обузу на себя брать! Лучше она ничего не могла придумать?!. Он целую авоську рукописей хотел Коле оставить, а Коля сказал: «Это мне потом всю жизнь с архивом Цветаевой не разделаться! Сдавай все в Литературный музей, да и дело с концом». — «Нет, — говорит, — ни за что не отдам в музей, я им не доверяю». Это почему же он им не доверяет? Государственному учреждению — и не доверяет?»
26 февраля 1944 года Георгий Эфрон был мобилизован. А 7 июля смертельно ранен. Последнее, что нам известно: «Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанбат по ранению. 7.7.44 г.». Умер ли он по дороге в госпиталь или уже в госпитале? «Похоронку» на него не получили. Он считался пропавшим без вести.
Другая версия представлена Марией Белкиной. Она считает, что «к уходу из жизни Цветаева была внутренне давно готова, о чем свидетельствуют множество ее стихотворений и дневниковые записи». Но здесь появляется еще один мотив, свидетельствующий о душевном нездоровье Цветаевой, обострившемся с начала войны. И. Кудрова пишет: «Белкина опирается на личные свои впечатления, личные встречи - и в этом как плюсы, так и минусы ее свидетельства. «Она там уже, в Москве, потеряла волю, - читаем мы в книге «Скрещение судеб», - не могла ни на что решиться, поддавалась влиянию любого, она не была уже самоуправляема... И внешне она уже изменилась там, в Москве, когда я ее увидела в дни бомбежек; она осунулась, постарела, была крайне растерянной, и глаза блуждали, и папироса в руке подрагивала...». В этом свете последний шаг Цветаевой предстает как закономерный, неотвратимый. Это шаг больного человека...».А в 80-е годы появилась третья версия гибели поэта, в которой первостепенная роль отводится елабужским органам НКВД.Сестра поэта Анастасия Ивановна считала, что роль эту сыграла ссора с сыном 30-го вечером. Но не в первый раз мать с сыном говорили на повышенных тонах. Ссора ли то была или просто очередное объяснение с упреками со стороны Мура — никто уже и никогда не скажет; ссорясь, они всегда говорили между собой по-французски; смысла речей хозяева понять не могли.Изучив жизнь Марины автор приходит к мысли что на тот роковой шаг оказало влияние все три этих причины . Но остается вопрос: Почему, проживая всего в нескольких метрах, Марина Ивановна ни разу не пришла в храм? Может в этом было ее спасение?Ариадна Эфрон, дочь Цветаевой, записала слова Ахматовой, сказанные много лет спустя после гибели Марины: «Я знаю, существует легенда о том, что она покончила с собой, якобы заболев душевно, в минуту душевной депрессии, — не верьте этому. Её убило время, нас оно убило, как оно убивало многих...» Но какая бы из причин ни была признана единственно верной, совершенно ясно одно: с трагическим уходом Цветаевой Россия потеряла настоящего поэта, человека незаурядного таланта и неповторимых личных качеств.

Заключение
Марина Цветаева оставила значительное творческое наследие: книги лирических стихов, семнадцать поэм, восемнадцать стихотворных драм, автобиографическую, мемуарную, и историко-литературную прозу, в том числе эссе и философско-критические этюды. К этому надо добавить большое количество писем и дневниковых записей. Имя Марины Цветаевой неотделимо от истории отечественной поэзии. Она – поэт русского национального начала. Поэт со сложной и трагичной судьбой .Прожив меньше полувека, она прошла все испытания, которые выпали на долю этой хрупкой женщины. Судьба забросила ее в Елабугу.Здесь, у последней черты, чувства Марины Ивановны достигли своего абсолюта. Тоска полнейшего одиночества и заброшенности; предстоящие впереди мрак и зима в глуши; трагическое ощущение собственной ненужности, беспомощности; роковое убеждение, что она ничего не умеет; паралич воли; страх за сына, которого она невольно втягивала в лабиринт отчаяния и безнадежности... Через три года Муру суждено будет погибнуть на войне. Разумеется, сын ни в коей мере не был виноват в смерти матери, как ошибочно писала Анастасия Цветаева. Марина Ивановна Цветаева ушла из жизни, когда в ней погасли остатки последней энергии. Жизнь задувал этот огонь со всех сторон..."

 Будучи  в Москве ещё в 80-е годы я часто посещал  Ваганьковское кладбище недалеко от которого жили мои родственники, Однажды случайно обнаружил там и могилу отца Марины Цветаевой -основателя музея им.А.С.Пушкина .Очень незаметную среди монументальных надгробий

В Елабугу постоянно приезжают поклонники творчества поэтессы, здесь были Владимир Высоцкий, Евгений Евтушенко.
Таким образом ,Союз Писателей никак не помог Марине Цветаевой.Учитывая ,что самые голода и холода ещё не наступили,это был глубокий тыл.,сельская местность,где прожить в сентябре до холодов ещё как-то можно было(грибы,ягоды,огород), предположить что из-за голода покончила М.Цветаева с жизнью не получается.На мой взгляд, её преследовали как изгоя в СССР:жена расстрелянного врага народа,дочь сидела в тюрьме и была  освобождена была только в 1955 году,сын Георгий (Мур)  требовал ещё заботы и не мог самостоятельно прокормиться в Елабуге.Всё это наряду с предвиденьем ещё более тяжёлых дней ожидаемых впереди(война только началась) и привело  к трагическому исходу.Вряд ли  без работы  она с сыном пережила бы суровую зиму 41-42 гг.Она сделала это, чтобы не быть обузой для семьи,мне кажется так.А

В.В.Маяковский когда-то похвалил этого Николая Асеева :

"Правда,есть у нас Асеев Колька,

Этот может,хватка у него моя.

Но ведь надо зарабртать сколько-

Маленькая,но семья!"

Ошибся Владимир Владимирович: и поэт ,и человек этот оказался  третьего сорта.

В 2010, в апреле  я лежал в городской больнице №3 .В соседней палате находился Г.Г..Калашников в возрасте 90 лет,Тогда мы и познакомились с ним ,после чего в рекламной газетке,где работал в то время Президент "Феникса" Д.М.Кочетков, "Экспертиза", вышла статья "Воздушный бой" .Статья написана  была мной на основании воспоминаний Г.Г.Калашникова ,командира пикирующего бомбардировщика Пе2,кавалера множества орденов и медалей.После войны работал лётчиком инструктором на Травянском аэродроме,а далее заведовал спортивными объектами в Красногорском районе.К сожалению, Георгий Георгиевич ,не увидел эту статью. Когда я пришёл в больницу его навестить, мне сказали что он ночью умер в реанимации.Это было в июне 2010 г.Я вспомнил про нашего Героя потому,что он получил новенький Пе-2 именно в Татарстане на Казанском авиазаводе.Облёт нового самолёта совершал  с экипажем в районе Казань-Чистополь.И возможно,именно тогда я впервые с ним и "познакомился".Мне было 4 года ему 25 лет.Год 1944 .Из окна детсада №13 мы часто наблюдали эти самые Пе-2,которые пролетали над Чистополем.Это я запомнил.Он, по моей просьбе,попросил жену принести фотографии тех лет ,где было фото всего полка  буквально "облепившего" эту самую его прославленную  "Пешку",а также множество грамот подписанных лично И.В.Сталином за взятие немецких городов.
Вспоминая ТОТ Чистополь глазами 4-х летнего мальца, я ещё могу добавить ,как мы ехали пароходом по Каме  тоже 4-м классом,потому что ехали среди ящиков,канатов и иного груза,так что вместо иллюминаторов я видел огромное колесо с лопастями, как в кинофильме "Волга-Волга,"и я подходил к этому колесу близко,чтобы полюбоваться видом и брызгами на ярком солнце от движения по тёмной страшной воде.что мама отдавала мне львиную долю той самой буханки, которую ей выдавали на заводе. Там была и столовая в которой питался коллектив,но я кроме этой буханки никакой еды не запомнил.Выживали кто как мог.Кто не работал - фактически был обречён.Чистополь не мог прокормить такое количество эвакуированных.Люди падали от голода в снег-это я помню. Помню как воспитательница "своим" раздавала маленькие "китайские" яблочки ,которые при морозе становятся как-бы прозрачными.Они растут сами по себе даже в лесах по всей России.Эвакуированным из иных городов не доставалось ничего.Помню,как заболел так называемой "Свинкой" и был нарыв который прорвало.Лечили ихтиоловой вонючей мазью .Шрам на горле виден  до сих пор.Помню, как попал ранней весной в какую-то яму возле  детского сада и не мог несколько часов вылезти оттуда,пока меня случайно не нашли.Помню и те самые развесёлые раскрашенные красными розами сани,которые были одни на весь городок , этого татарина на них из стихотворения Е.Евтушенко"Мёд" которое привожу здесь полностью .Почему-то оно не вошло в сборник "Чистополь. Литературный причал" В.Солдатовой.А зря.Надо писать всю правду,иначе- искажение истории.Вот она -правда:
Евгений Евтушенко

МЕД

Я расскажу вам быль про мёд. 
Пусть кой-кого она проймёт, 
пусть кто-то вроде не поймёт, 
что разговор о нём идёт. 
Итак, я расскажу про мёд. 
В том страшном, в сорок первом, в Чистополе, 
где голодало всё и мёрзло, 
на снег базарный бочку выставили - 
двадцативёдерную! - меда! 
Был продавец из этой сволочи, 
что наживается на горе, 
и горе выстроилось в очередь, 
простое, горькое, нагое. 
Он не деньгами брал, а кофтами, 
часами или же отрезами. 
Рука купеческая с кольцами 
гнушалась явными отрепьями. 
Он вещи на свету рассматривал. 
Художник старый на ботинках 
одной рукой шнурки разматывал, 
другой - протягивал бутылку. 
Глядел, как мёд тягуче цедится, 
глядел согбенно и безропотно 
и с мёдом - с этой вечной ценностью - 
по снегу шёл в носках заштопанных. 
Вокруг со взглядами стеклянными 
солдат и офицеров жёны 
стояли с банками, стаканами, 
стояли немо, напряжённо. 
И девочка прозрачной ручкой 
в каком-то странном полусне 
тянула крохотную рюмочку 
с колечком маминым на дне. 
Но - сани заскрипели мощно. 
На спинке расписные розы. 
И, важный лоб сановно морща, 
сошёл с них некто, грузный, рослый. 
Большой, торжественный, как в раме, 
без тени жалости малейшей: 
«Всю бочку. Заплачу коврами. 
Давай сюда её, милейший. 
Договоримся там, на месте. 
А ну-ка пособите, братцы...» 
И укатили они вместе. 
Они всегда договорятся. 
Стояла очередь угрюмая, 
ни в чём как будто не участвуя. 
Колечко, выпавши из рюмочки, 
упало в след саней умчавшихся... 
Далёк тот сорок первый год, 
год отступлений и невзгод, 
но жив он, медолюбец тот, 
и сладко до сих пор живёт. 
Когда к трибуне он несёт 
самоуверенный живот, 
когда он смотрит на часы 
и гладит сытые усы, 
я вспоминаю этот год, 
я вспоминаю этот мёд. 
Тот мёд тогда как будто сам 
по этим - этим - тёк усам. 
С них никогда он не сотрёт 
прилипший к ним навеки мёд! 
1960