Мне, Эриху Швальде всего сорок. Я проживаю с женой и сыном в прекрасном городе на Рейне. Мой возраст – это физический, умственный, культурный расцвет. Правда, с последним постулатом еще не всё в норме. Совершенствование - процесс бесконечный, так что у меня ещё есть время. С моралью полный порядок. Не думайте, что перед вами ханжа. Однако пусть меня отнесут к ретроградам и даже обзовут "старым пердуном" за взгляды, согласуясь с критиками и судьями. Дело в том, что я с брезгливостью отношусь к всяким там гейсообществам. Ну, вы меня понимаете, а если нет, и не надо. Слава Богу, мой сын – моё второе «я» и мы с женой будем в своё время нянчить внуков. В школе-то сейчас стараются пропихнуть непостижимо что...
  Да, в кирху я не хожу. Это не значит, что Эрих Швальде не верит в Бога. Как раз наоборот! Я знаю молитвы, и они мне помогают. Заповеди, привитые родителями с детства, стараюсь не нарушать. Ещё раз напоминаю: не думайте, что я весь такой правильный. Вот, к примеру: сегодня суббота и надо бы с утра постричь лужок возле дома и за парочкой фруктовых деревьев на участке. Однако я прикинул: пока полезный ультрафиолет, лучше отдохнуть в шезлонге. Как-никак за плечами утомительная неделя за компьютером, а я, как истинный немец, к работе отношусь с профессиональной педантичностью.
  Ага, сынок уже спешит с газетой и ставит возле шезлонга запотевшую бутылочку пива. Молодец! Знает, что только отец выложит десятку евро вечерком, да и воскресный вечер не без этого. С мамочкой номер не проходит, она у нас бережливая женщина. Газета развернута, но читать я не стал. Господа хорошие, сколько можно? Сами провоцируете и мутите воду - и понеслось-поехало! Ирак, Украина, а...
  Я разместился так, что в поле моего зрения видна часть безбрежной глади Рейна и кружащие в небесном просторе точки птиц. Ни за что не променяю наш клочок земли с уютным домиком на шикарные городские апартаменты. Чем бы я любовался из лоджии? Возможно, что-то захватывающе могло быть, но точно без Рейна. Я знаю наверняка: мой дед, тоже Эрих Швальде, любил нашу реку. К чему, скажите, я приплёл сюда деда? Сейчас растолкую. Но вначале порадуюсь за себя, сына, который тоже Эрих /ну да, нас зациклило/, любимую Элизабет или Лизхен и всех-всех людей, не знающих войны. Мои родители, как и ваши, уверен, её тоже не знали. А вот деду досталось по полной. Бедняге пришлось даже драпануть в Южную Америку с липовыми документами.
  Ход моих мыслей прервал звук мотора. Надо же! Сынуля уселся за машинку и правит наш изумрудный лужок. Молодец! Не забыл бы пройтись за грушами. Старайся, сынок, старайся. Только больше десятки всё равно не получишь. И вовсе я не скупердяй. В 15 лет мой фатер ежедневно загружал меня. Марки он мне подбрасывал, но щедрым я его не припомню. В течение учебного года мы с мамой оградили тебя, сынок, от домашних дел - прогресс в поколении налицо. Сейчас каникулы и ты   сам, мой мальчик, допёр, что к чему. Ещё раз, молодец!
  Итак, о деде. Вот уж кто вкалывал с детства. Он носился, как угорелый, выполняя поручения мутер по домашнему хозяйству, помогал фатер в подсобке аптеки или гонял за нужными ингредиентами к господину Ротманну в правое окошечко фармацевтической фирмы "Братья Ротманн». И всё он, младший сын аптекаря Отто Швальде, потому что на старшего Курта положиться было нельзя.
  Эрих тогда понятия не имел, что скоро станет под знамена третьего рейха, подражая как обычно старшему брату Курту. Знал бы он наперёд как плачевно окончится его жизнь. А тогда он впитывал каждое слово брата. К нему присоединялся сын кондитера господина Альта Ганс. Его младший брат Хельмунд, друг Эриха, вначале косил от пропаганды, а потом тоже разинул рот от подвигов бравых ребят. Братья следили, как нацистское движение набирает обороты и дружно пополняется новыми членами. И они тоже стали неотъемлемой частью передовой немецкой молодёжи. Когда Германия стала на путь войны, парочка закадычных друзей, наравне с другими парнями, дружно влилась в батальоны, бригады, дивизии наступающей армии и отправилась завоёвывать мир.
  Прервусь от истории тех лет, это я, Эрих Швальде, который разлёгся в шезлонге. Поясняю: тонкости жизни дедули знаю из его дневника. Можете себе представить, он ещё успевал вести дневник! Учился, был нарасхват у предков, между делом успевал корефанить с ровесниками, а дневник, не иначе как в ущерб сну, вёл регулярно. Он будто знал, что в конце века тетрадь откопает среди груды хлама на чердаке его внук, лентяй, обжора, выпивоха. Я, конечно, преувеличиваю, однако признаюсь: до дедули мне далеко. Когда я проводил параллели и сравнивал себя с предком, Лизхен подарила мне сына. Ему сейчас пятнадцать. И все эти годы я вспоминаю деда. Жаль, что дневник только о его периоде жизни в родительском доме. А дальше?
                - II – II – II – II –
  Дальше дороги войны развели друзей в разные стороны. По иронии судьбы их разудалые, особенно старших братьев, планы прервались в ходе ноябрьских 1941- го года блестящих военных операций на территории Советского Союза. Они воевали во второй армии южнее Орла. Всего две пули неугомонный дух Ганса и Курта был укрощён навсегда. Младших братьев угораздило попасть в шестую армию генерала Паулюса. Связь между друзьями прервалась в зловещем 1942-ом году, когда их армия была полностью разгромлена под Сталинградом. Эрих отгонял невесёлые мысли о катастрофе, но стало совсем муторно, когда узнал, что остался без друга. Хельмунд, хохмач и живчик, таскавший у отца пирожные для друга и соседской девочки Эрны. Они оба любили её с дошкольной ещё поры. Зачем ты, дружище, высунул свой красный от слившихся в один пласт веснушек нос под вражеские пули? Знаю, ты всегда был любопытный. Жаль, что меня не было рядом - дал бы тебе пенделя, чтобы не высовывался. Как я теперь без тебя?
  Деморализованный разгромом и утратой друга, Эрих Швальде в 1943-ем году попал в провинциальную Италию. Кареглазые и зеленоглазые смуглянки излечили парня от уныния. Он и сам понимал, что война без потерь не война. И всё было бы хорошо, но так, видно, не бывает. Откуда ему было знать, что из-за нелепого случая в Риме волны судьбы устремят его к чужим берегам далёкого континента? И ничего тут не поделаешь, не изменишь, если хочешь жить. Как не хотеть, если тебе всего 21 и любимая Эрна сказала «да»?
  Ничего не шло на ум из школьных уроков географии. Аргентина. Век бы её не знать! Кроме столицы и реки Параны - ничего, как он ни напрягался. Зачем ему Парана? Он привязан к родному Рейну. Все детские годы, как только выпадала свободная минута, они с Хельмундом бежали купаться. Белокурая Эрна визжала от восторга на берегу или замирала от страха при виде их проделок. Ради неё ребята захлёбывались, соревнуясь: кто дальше вынырнет и дольше пробудет под водой? А после с синими губами и гусиной кожей, еле сдерживая дрожь, кривлялись перед девочкой, чтобы одному из друзей она подарила улыбку. Но не тут-то было! На берегу гордячка их не замечала. Интересно, как бы они её поделили, останься Хельмунд живой? Теперь Эрна навсегда его и они вместе пересекают океан в неизвестное будущее. Ей тоже не нужна эта чужая страна. Если бы коротышка Хельмунд предложил девушке подобное путешествие, она бы, не задумываясь, ответила «нет». С Эрихом - хоть на край света! Не беда, что они не успели обвенчаться и всё из-за упрямства родителей. Старорежимные моралисты отец и особенно мать не отпускали её к аптекарскому отпрыску. Их доводы не убедили дочь: или к любимому или она наложит на себя руки. Дорога до Рима не была лёгкой - это уже не важно. Всё у них будет хорошо. Эрна постарается вылечить израненную душу Эриха, успокоит совесть преданной любовью, окружит вниманием и оравой здоровеньких детишек. Она об этом давно мечтала.
  И вот они в пути. Девушка понимала, что злополучная история гложет любимого, поэтому отвлекала его картинами их счастливой семейной жизни. От сладкого предчувствия её одолевала блаженная истома, и она сильнее прижималась к любимому. Это чувство выплеснулось лёгкой дрожью в объятия Эриха. Он высвободил одну руку, взял Эрну за подбородок и нежно поцеловал в губы. Рассказы, объятия, поцелуи - всё машинально, мысли по-прежнему были в Риме в тот нехороший день.
Если разобраться, он ни в чём не виноват. Солдат должен выполнять приказ, а приказы в армии не обсуждаются, тем более в военное время.
  Настроение в тот злополучный день было отличное. Накануне они славно погуляли, отметив присвоение очередного звания бравому вояке Гюнтеру Гельдеру. Кроме выпивки и закусона в ход пошли сигарету, шоколад, галеты. Последнее - для ублажения несговорчивых римлянок. Всё было здорово. Надо сказать, что девушки там прелестны. У некоторых ребят завязалась связь с красавицами, а сосед по офицерской казарме Манфред Брюль по-настоящему втюрился в кареглазую Лучану и клялся забрать ее с собой в родную Саксонию. Если бы не блондинка Эрна, лейтенант Швальде тоже поддержал бы товарища со стройнягой Лукрецией.
  Итак, он вёл отряд по одной из улочек и добротные солдатские ботинки гулко чеканили шаг по старинной мостовой Вечного города. Гурьба кудлатых мальчишек увязалась за ними. Ещё бы, боевая выправка немецких солдат – на загляденье! Знать бы, что впереди по маршруту следования была заложена бомба - дело рук итальянских коммунистов. Тридцати двух солдат как не бывало, двое остались на всю жизнь калеками, двоих и его, лейтенанта Швальде, Господь миловал. Троица отделалась пустяковыми ранами. Не повезло нескольким самым быстроногим сорванцам, которые забегали вперёд, чтобы дирижировать отрядом. Как ненавидел лейтенант всех коммунистов на свете - это невозможно передать.
  Тогда был приказ фюрера: за каждого немецкого солдата должны быть расстреляны десять первых попавшихся местных жителей. Итальянские фашисты и дружба фюрера с дуче - это одно, а случай на улочке Рима – другое. И никаких поблажек. Приказ был приведён в исполнение. Лучше бы его самого укокошила та бомба вместе с отрядом. А как же любимая Эрна? Ничего, всё проходит. Со временем осчастливила бы любого парня, такие девушки всегда в цене.
  Как и любому солдату на войне, ему приходилось убивать. Но с мирными жителями было впервые. И надо же было случиться такой подлянке: любовь лейтенанта Брюля кареглазая Лучана с двумя подругами попали в число пострадавших. В тот вечер Манфред спешил на свидание с любимой, ещё ничего не знал о её трагедии. Вот так всё и было. Не случись этого инцидента, они с Эрной обвенчались бы у себя дома и никаких приступов въедливой совести. Да и Манфред не пристрастился бы к граппе, а по-прежнему смаковал прекрасное итальянское винцо.
               - II- II- II- II-
  Пока Эрна незаметно прикорнула на его плече, он снова пытался хоть что-то вспомнить об Аргентине. Учитель географии господин Шверт как нельзя, кстати соответствовал своей фамилии и его предмет знали все. Наверно, Эриху просто везло с отметками. Его интересовали другие предметы и соседская девочка Эрна. Они с Хельмундом, втихаря друг от друга, мечтали о ней. Каждый непременно станет обладателем шикарной машины, как у Карла Ротманна, и обязательно женится на Эрне.
  Жизнь в чужой стране волновала беглеца. Но рядом любимая Эрна – его надёжный тыл и опора, с ней не страшны никакие испытания. Теперь он коммерсант Альварес Айхоурд, сын аргентинки и ирландца, возвращается на родину матери и так далее. Он вызубрил версию на английском. Благо, что этот предмет в своё время учил добросовестно. Конечно, сын должен бы знать язык родины матери, но отец якобы был категорически против, как и все его родственники. Ничего, Альварес парень не тупой и сможет одолеть испанский. Кстати, когда он обжился и устроился на работу в торговую кампанию Фернандо Рамиро, коллеги, уругваец Висенте и аргентинка Мануэла, понимали его с полуслова. Как видите, Эрих – способный малый. Не напрасно аптекарь Швальде планировал именно на младшего сына оставить семейное дело.
  Теперь снова я, загорающий на утреннем солнце лодырь. Программист я ещё тот, а в остальном – лучше спросить у Лизхен. Не знаю, каково быть на месте липового Альвареса, но знаю точно: не баламутом, как его внук, то есть я. Моя мама, будучи девочкой, помнила своего отца сидящим под атталеей с журналом «Nuova Era» и газетой «La Nacion». Сеньор Альварес всегда просматривал прессу, а потом долго оставался в задумчивости. Элеонора подбегала к отцу, и в который раз просила рассказать о прекрасной Германии. Это была их тайна и Альварес Айхоурд не скупился на эпитеты. Дружба отца и дочери не была долгой. Элеонора ещё училась в школе, когда он умер от сердечного приступа под той самой пальмой, где они мечтали о путешествии в Германию. Дед не дожил до моих лет, вот вам и возраст расцвета…
  Пожалуй, достаточно загорать для первого раза, не хочу обгореть. Теперь в тень – немного подрыгать руками, ногами, чтобы размяться. И пойду-ка я помогу Лизхен. Заодно и подкреплюсь. Время крутит к одиннадцати, а я, можно сказать, натощак. Разве струдель и чашка кофе для такого парня полноценный завтрак? От сока я отказался, не люблю сладкое. Достаточно струделя и только потому, что в кофе никогда не кладу сахар. Элизабет доктор и следит за здоровьем семьи. Интересно, как бы она повела себя на месте моей бабки Эрны? Отец рано ушёл, а та осталась ему верна до конца своих дней. Повзрослев, дочь пыталась разговорить её на тему повторного замужества. Претенденты были, но женщина и слышать не хотела о другом мужчине.
  - Мы венчаны, - вердикт, достойный большой любви. Так она ответила Элеоноре. И отказалась вернуться в Германию. Не могла оставить в одиночестве могилу любимого. Когда пробьёт час, её место рядом с мужем. Таких женщин, уверен, сейчас нет.
  Дочь пересекла океан будучи студенткой колледжа и воочию увидела дорогие родительские места. И тоже прикипела к ним. Ещё ближе стали отцовские мечты о Германии. Здесь она познакомилась с моим отцом. Во второй свой приезд они поженились. В 1974-ом году родился их сын Эрих, то есть я. По отцу я Штёркер. Но мне приспичило взять дедовскую фамилию и мой старикан был не против. А уж как рада, представляю, была моя далёкая бабка Эрна! Жаль, что нам не дано было увидеться. Будучи уже женатым мы с матушкой и Лизхен были в Санта-Фе. Надо сказать, что Парана тоже величественная река, под стать нашему Рейну.
  На могилах супругов Айхоурдов я впервые пафосно двинул речь. Тогда мне было всего четвертак и прыти – хоть отбавляй!
  - Смотрите, дедуля Эрих и бабуся Эрна, - четко звучал голос на немецком, - перед вами внук Эрих Швальде, а скоро появится ещё один Эрих, - для верности я коснулся слегка заметного пузика Лизхен. – Ты, лейтенант Швальде, будь покоен.   Обещаю: мы с сыном обязательно наведаемся в Рим и не поскупимся на пожертвование в главный храм, закажем отпевание за невинно ушедших и покаяние для тебя. Да, так оно и будет. Пусть сынуля родится, подрастет и мы двинем в Рим.
Каменные надгробья не привычные к нехилому голосу, сурово взирали на меня со всех сторон. Птицы на деревьях притихли от звучания иностранного языка. Когда речь окончилась, они снова включились в симфонию с листвой и лёгким ветерком.   Темноволосая женщина с седыми прядями на висках грустно промолвила:
  - Отец любил слушать пение птиц, - и прижала носовой платок к губам.
  - Не раскисай, Элеонора, - я принялся уговаривать маму, - ты – плод большой любви и должна нести радость. Эрна и Эрих сейчас смотрят на нас. Им не следует видеть слёзы дочери. – Продолжая умничать, я обнял её и в который раз сделал открытие, что мы очень с ней похожи.
  - Да, это все заметили, как только ты появился на свет, - она улыбнулась.
  - И с Альваресом вы на одно лицо, - подключилась Элизабет, - сильная порода, ничего не скажешь.
  - Получается, у нас с дедом не только одинаковые имена, но и внешность. Да уж! – Подытожил я.
  Помнится, мама всё же прослезилась. Мы с Лизхен обняли её и пошли на выход.
  Разомлевший от солнца и минорных ноток экскурса в Санта-Фе, я потопал в дом. Кстати, мама и Лизхен обожают моё мальчишество. Вот я и стараюсь, как видите, потому что обе мне дороги.

  июнь 2014