Галина Кораблева

ГЛАВНАЯ СЦЕНА СТРАНЫ

Были мы со старухой, это, недавно в Москве, в гостях у старшего сына. Приняли нас хорошо, а сноха сразу в нас вцепилась и давай к культуре приучать: она у нас ис-кус-ство-вед – не поешь, так и не выговоришь. В общем, таскала две недели по театрам да концертам, а тут и говорит:

- Завтра пойдем в Большой театр, там очень интересный балет поставили.

Я взвился – я эти ихние голяшки смотреть и по телевизору не перевариваю. Но сноха заверещала: мол, главная сцена страны и всё такое. Да и старуха моя заныла: любопытно, дескать, посмотреть. В общем, уговорили меня, старого дурака.

Места нам достались хорошие, сцена рядом, да еще сноха нам бинокль вручила. Смотрю – выскочил мужик и давай по сцене прыгать, как козел весной. Потом встал посередине и в статую превратился. Долго так стоял, мертвяк мертвяком, ни чем не шелохнется. А кругом хлопают, визжат от восторга. Ну, думаю, ладно.

Вдруг на сцену вылетели три дамочки – и давай на этого мужика прыгать. Он, ясно, ожил, каждую хватает за что попало, поднимает на руки, бегает с ней, потом с размаху бросает, хватает другую – и на новый заход. Я смотрю – главная сцена страны в черте что превращается.

Старуха моя впилась в бинокль, как муха в мед. Отобрал я у ней окуляры, навел куда надо: батюшки светы, мужик-то почти голый! Из одежи только белые тапки на нем, да тесные штанишки, которые ничего и не скрывают, а наоборот – всё самое интересное наружу выставляют. Уронил я бинокль и спрашиваю у мой Марфы:

- Дак мужик-то голый, что ли?

А Марфа мне:

- Конечно, голый! Они ить на него потому и кидаются!

Мне его даже жалко стало. К нему ж еще три штуки девок прибежало тем временем. Окружили его, приступом берут. И всю эту тяжесть он на себе туда-сюда перетаскивает, причем бросать еще дальше стал – видно, надоели! Ему ж молоко полагается за вредность, а еще лучше – сметаны килограмма полтора…

Вижу, моя ненаглядная опять в бинокль вцепилась, рот открыла и даже слюнку пустила. Дорвалась, называется. Голого-то мужика сроду не видала, даже со мной в баню не ходит, стесняется. А тут – главная сцена, весь честной народ, и все с биноклями!

Ну, думаю, надо мою старуху от этого «порхания» оторвать: насмотрится – ночью на меня кинется! Захочет, чтоб я и ее под потолок подбрасывал. А она-то туша немалая, да и у меня ноженьки изработанные. Бросить-то, может, и смогу, а вот поймать – вряд ли.

Вырвал я у ней бинокль, отдал снохе:

- Хватит, - говорю, - насмотрелись досыта!

Сноха было опять зачирикала: искусство, главная сцена страны.

Но Марфа моя, видно, опамятовалась и отрезала:

- Не искусство это, а паскудство!

Хорошо, что антракт вовремя объявили, ушли мы от этого наслаждения.

А вообще – красиво было, чего там говорить. Занавески там, картинки всякие. Для тех, кто понимает в искусстве, конечно.