Семён Чернов. Рукопись книги.
МЕРТВОЕ МОРЕ
Беглец
Мама.
Меня не будет дома этой ночью.
Я в потоке воздуха ушел, и, как бы между прочим,
не найду ни пустоты, ни слез. Не буду грустным
ни на крышах ледяных шагая, ни меняя рек русло.
Ты чувствуешь эту энергию? - Я рад.
Больше не нужно делать вид, что не заметен этот яд.
Звезды пылают пьяным стоном дискотечных икон.
Они думают - знают всё, а я не знаю их имен.
Там, где нас с тобой не найдет никто,
Полёт измерим только высотой.
Я не вернусь домой, ведь так устал, постой -
как мог столько слов выпустить в костер?
Каждую ночь мы будем исчезать.
Узнаю все, чего тогда не знал -
вот эту скорость и вот этот рай.
Мне другим не стать в армии добра.
Пусть нас позовет облаков лёд,
пусть зовет земля - нет пути назад.
Встретим звездопад, молнии, ветра,
тяжесть и металл я оставлю там..
Нас не догонят даже в коридорах
Если я тобою болен - и педали в пол,
На ракете в небо. До упора.
Нас будут искать, но это все немного хуже,
Чем простуда летом или полуночный ужас.
Проводник
Линии на ладони кое-что тебе поведают,
В подарок - душу, так ценю этот уют.
Похоже, мое сердце – вечный двигатель,
что знает сотни, верит нескольким,
но любит - до сих пор одну.
Я продолжаю путь и неизвестно, упаду ли,
чьи-то пули лишь царапают мою броню.
Лёд пробивать мой крейсер вынужден даже в июле,
без твоих сигналов вместе с ним пойду ко дну..
Это любовь, друг. Вне времени и вне сюжета,
на пороге городов зимой и летом, это плен
Как в листопад - не знать ветра. По весне так
медленно мы кружимся, я не хотел бы тебя терять.
Ведь ты великолепна. Неважно, где ты.
Я проводами, телеграфными лентами
проведу вектор, и полечу, не сомкнуть век,
Самый близкий и родной человек – ты.
Нас нет
Время медленно уходит, не оставит нас вдвоем.
Если это осколки - давай их соберем?
Это мотор в моей груди, это твои сигналы.
И от запаха твоих волос я буду пьяным..
Время держит, как ночь превозмочь мне,
как унять темп, и моментов прекратить бег.
Не поверите - доступен абонент мой.
В темноте ее глаза важнее всех огней, дом
подождет меня, и позабыт сон –
Укрыт сумраком горизонт.
Она - луч солнца в тумане.
Больше слепота не помешает.
Дождем разбиваюсь,
как стекло о камень.
Снова боюсь
прикоснуться руками.
Так идет ей наряд, но разгонит заря.
Рейс вынужден просить внезапной посадки.
Пытаюсь сохранить пламя - может, зря?
Мозаикой обернулись атмосферные осадки.
Знаю, решить загадку я должен сам.
Она – алмаз. И мне нравится.
Опять слова узлами завязал.
Если нас нет – пусть этот стих останется.
Громкость
Полуживые лежим.
За окном шум машин.
Пришитые к подошве мира дети.
Букеты, поцелуи - упускаем жизнь.
Неясно, мы - или сердца раздеты.
Любовь тут - или подворотен свист.
Я буду рад, если тебе станет легче.
Делить со мной вечность?
Даже речи нет.
В мусоропровод все стихи и почту.
Сбрось ноги с плеч моих.
Скажи, ты в самом деле хочешь,
чтобы я затих?
Замерзну там, где все искали тепло.
Былые шрамы - это ведь вино? Венок?
Вместе пошли бегом, забыв о правилах.
Забыв следить за временем, за ранами.
Недели тихо таяли - теряюсь в догадках,
что крутит вместе нас, на темноту падких.
В асфальт любви закатаны - все ближе. Ближе,
теряли голову от жажды крики услышать.
Давай, сломай меня, в истерике царапай кожу,
пусть кровь польется радугой, казалось, невозможной.
Не так сложно все, и пузырями страсть нагреет воздух.
Криво. Косо. Мы никогда не станем взрослыми.
Облака.
На кладбище лежат души остывшие,
Покрытые илом - угасли, не дышат.
С деревьев падают капли на мрамор.
Насмерть.
Сырой ветер воет там,
где нас нет.
Они ушли, как птицы - летят на юг.
Прочь от тугих замков и лиц, над морем сделав круг.
Их труд - нам показать, что остается в бетонных джунглях,
Когда среди волков и лисиц чья-то борьба как лампа, тухнет.
Тяжелая телом, душой высокая, горькая,
Усталая и недовольная, да сколько их.
Сколько таких живет в стеклянных городах,
Которые, как поезда, сбивают их и близким
оставляют страх.
Сомкнув страницы в номере газеты "Жизнь",
теперь - гораздо выше, может, смотришь вниз?
Слышишь меня? Знаю, закрыли облака -
Прости за все, родная, бабушка..
Люблю тебя.
Сочельник
В моей груди мне непонятна эта штука красная.
Иду куда-то - она там мешается, хотя все знаю сам,
и кажется, что все былое - просто договор,
между вот этим, вышеназванным, и бестолковой головой.
То ли еще будет, я подумал - минули годы.
От кармана к шапке все так же протянут провод, но я
теперь один, и надо боль унять, куда-то двигаться,
а на плечах у меня мир в полутонах, и ноша принципов.
Глаза бы себе выцарапал, чтобы не увидеться нам больше,
кино закончилось, не позвоню, не напишу на почту.
Уже за полночь, ты красивая, но не со мной, а с кем-то.
Мне все равно, наверное, не песня - на полях заметка.
Мне некого винить, или винить себя, не понимаю даже.
Ведь сгорел костер, а я не отошел, измазал руки сажей,
выгляжу неважно, и присел, теперь что-то ищу в углях.
Хотя давно всем очевидно, прошлое - не поменять.
Твои доброта и ласка сохранятся где-то в этом пепле,
Маски ныне все - посмертные, ведь наша песня спета.
Голос я просунул в петли, вечереет, напишу стишок
о том, как плохо мне сейчас, как раньше было хорошо.
Все это будто порошок могло осесть - на дне стакана,
но если не пью, то что мне делать, остаются раны.
Не забуду явно никогда уже ту дату, шестое первого.
Прогневанный тобой, бежал домой, теряя клетки нервные.
Наверное, поэтому вот эта штука красная
работала как по часам, но перестала подавать сигнал.
Хотелось вены почесать, или лицо - давай намордник,
но толку, по улицам теперь хожу - будто по моргу.
Надолго ли, не знаю, надо забыть и выкинуть
вот эту вещь, которая мешается в груди, да фотографий кипу,
будто рваный китель капитану, не нужны, - да пусть горят!
Титаник нашей пары утонул, я обнимаю якоря.
Сестра
Не плачь.
Не бойся, не кричи.
Мама рядом с тобою в ночи.
Так пролетают числа.
Но не кричи,
не мечи бисером слезы чистые,
Папа с тобой, позабыв бутылку и чин.
Ведь чьи-то дни сочтены, твоим же – начало,
боюсь, что этот черный мир тебя огорчает.
Ты плачешь громче - от звуков и яркого света.
Замерзла, устала, ослепла.
Пусть твои страхи, как свечи, задует осенний ветер.
Пусть снег посыплется пеплом, тепло срывая с петель,
Только молочная метель, и тени сливаются в трель.
Боюсь, тебе со дна коляски солнца не видно во мгле.
Твой чистый сон так нежен - в нагромождении стен,
любовью выстелен, вымощен лаской, в оправе радости,
в праве на правду, пока я на листы лениво лью свой стих.
И за закрытой дверью прописью стираю с мыслей пыль.
Ты за стеной.
Вода на плите не остыла,
ты – смысл, ты - сила,
что заставляет сердца родителей биться,
быстрее, быстрее, вопреки бытовым принципам.
Сама не понимаешь - но маленькая царица.
Инициалы начертаны среди заводов провинции.
Рукою за жизнь зацепись -
дыши глубже, не нужно кричать.
Ребенок - живая звезда, осушит море, время повернет вспять.
Не засыпать опять всю ночь матери, лишь бы солнце не плакало,
лишь бы от рассвета до заката не слышать им грома раскаты.
Нет нужной фразы, что выразит емко и адекватно
каскад эмоций, когда ребенок тебя за руку держит.
Что-то за рамками привычного термина "нежность",
истина в слове "искренность", даже чуть ближе,
чувствами чистыми, истово, чуть быстрее дышишь.
Готов ли ты, не знаю,
быть с малышом - быть в шаге от рая,
Мы, выключая у кроватки мягкий свет, его покидаем.
Не плачь, прости мне этот слов ручей, точнее -
Я никогда не выбирал прямых и гладких выражений.
Просто слова и тема, как замок против миллиарда ключей,
просто я и сестра, в череде бессонных и страшных ночей.
Телескоп
Ты знаешь, где бы я ни пропадал,
Я нахожу окно, и когда над домами мгла,
мне не важны восток и горизонт -
Я устремляю взгляд в небо
и не помню, где быль, а где небыль.
Надо только, чтобы там эта звезда горела
бледным огнем, вроде бы - далеко,
но сердце подневольное не знает слова "покой".
Глубоко, в пропасти космоса где-то
она велика, ярче солнца, кометы,
В глазах у нее лето - каждый день,
Я стихи напишу - не решусь заговорить с ней.
На моей планете баобабы и розы, я не подрос,
человеку со звездой говорить непросто.
Вот я постоянно жду ее в этом морозном небе,
там у нее так тепло, что мне на крики не ответит.
Эта путаница впечатлений меня угнетает,
если запылает там другая - над ней надругаюсь.
А пока там альфа Ориона - я на все готов,
пока я вижу эту точку, я уверен, небо - не картон.
Былина
Они раскачивались на качелях этого мира.
Лёша, Иван, Игорь, Данил – и Ирина.
Манил не героин, а пироги да малина,
радовал мир без руин и все было мило.
Потом Иван и Игорь Ирину не поделили,
пока Ирина ночь проводила с Данилом.
Алешка теперь - Алексей Бенедиктович
Стекла юности сокрушил быта кирпич.
Новогоднее
Новый год - не мандарины с водкой.
Когда народу весело в подвалах, высотках.
Вот как, он соткан из снега, что за окнами,
запаха елок, иголок и голоса тех, кто нам дорог.
По дорогам городов, по забытым селам
Дед Мороз бежит - герой былин, историй.
Постой, сядь, сегодня торопиться не стоит,
настроены мы все лишь на достойное застолье.
Не столь успешен я - не шеф, ни ладья, ни пешка.
На шее мишура, и не мешают баррикады снежные,
в брызгах шампанского - нежность, мы не железные,
жевали холодец и холодов желали - вот они, бережно
На побережье улиц прольются, у нас варенье - смех.
Дети без меры в чудо верят, дамы прячутся в мех.
Все то же небо красит фейерверк - спецэффекты.
Ирония судьбы - с легким паром, по барам
гуляют люди парами, ногами еле перебирая.
Панорамы фотокамер - как на страницах романа,
близкие - рядом, и гирлянды в тени мигают.
Уникальные снежинки падают - и бой курантов.
На ура - карнавалы, точка невозврата - зимний закат,
с плавным перекатом от селедки к салатам, салют нам,
повсюду людно - паутиной серпантина каждый опутан.
Лед с крыши - тонкими прутьями, другой воздух.
Январь завывает в трубах, искры огней - пух,
под ногами тухнут, после полуночи - в дверь стук.
Встречаешь на кухне, или на судне, к проблемам глух.
Дай мне руку, давай сбежим от всех, ломая сугробы,
Глотая холод города, где нет метро, через толпы,
Сломав оковы, как прорубь, будем смотреть на восход.
Первое января и новый календарь, привет, Новый Год.
Улыбка
Не по сезону сыро во дворах, кругом упадок,
нас кидает всех по улицам туда-сюда.
Когда с концами солнышко закатится на запад,
Я надеюсь, что идя куда-то, встречу вновь тебя.
Нас тополя пытались прятать, но накроет ливень -
опоздал опять я, перепутав станции, проехал мимо.
Не поднимет настроение мелодия, закатанная в плеер,
ныне чаще вижу не растений, а бутылок зелень.
Но не все потеряно, я знаю, несмотря на это,
все мы в потайных карманах по кускам уносим лето.
Не разлей вода меня и замки в небе, что построил,
это не Москва, слезам поверю, но оно того не стоит.
Одинаковы истории, на разный лад рассказаны у всех.
На музу давят песни, как затянутый туго корсет,
но я с тобой увидеться хочу сегодня ночью в переулке,
Я раскрою дело - ты в моем рассказе голубой карбункул.
Вертится мир мой вокруг твоей волшебной улыбки,
не то, что бы я впечатлить хотел, да и любить забыл, как.
Ты завораживаешь, я наивен, молод и люблю твой смех.
Будь то зима, будь лето - в сердце найдется место весне.
Пуля
Не видела солнца, скрывалась в коробке,
Вставляют в обойму - движением робким.
Тут нас таких, должно быть, немало.
Но я одна почему-то, не сломленная, немая.
Ветер повеял, скромно хрустнул курок.
Не знаю, что ждет меня, храм, могила, курорт.
Но затрещав, вылетаю из темного плена.
Мелькают искаженные лица, предметы и стены.
Со скоростью дикой в чье-то сердце вошла.
Ни криков, ни грохота. Покой. Тишина.
Бармаглот
У меня многим угодить не выходит, в принципе,
мама, прости и дамам некоторым я желаю принца найти.
Мой мир, видимо, перевернутый, может - линзы очков?
Мы с вами договариваться непонятно, когда начнем.
Бегут года, я остаюсь ребенком, даром, что бородатый,
Творчество неформат, волос длина моих не по стандарту.
Окажусь на старте, когда все вокруг возьмут разгон
Похоже, мне туда не надо, куда кто-то за руку повел.
Кажется, вы не рады? У меня тоже не получается
Плясать, когда в себя не веришь сам
и в небо тычешь пальцем
Постоянно - все относительно, не мне сидеть, страдать.
Но может возраст, может, так характером пошел в отца?
Да, я зануда, мне очень стыдно, мне очень грустно.
Что вижу, то пою, похоже, многим непонятен вкус мой
Зачем-то в микрофон глупости - беда в том, что
от окружающей невыносимой суеты мне донельзя тошно.
Страница каждая - фантасмагория, не более того.
Ведь я в своем лесу застрявший навсегда, безумный Бармаглот.
Ветки царапают мне крылья, крови собственной давно напился.
Когда рев станет невыносим, отрубит голову Алиса.
Выстрел
Мне азарта — не занимать.
Дорогу назад я искать бы не стал
Буря рвет паруса, но я - не фаталист,
поднимись
— мое знамя яркое заявляет.
Это звука запись, мои барабаны - вам.
И в это варево добавить нечего. Не товар -
а принцип Корчагина. Рифмы сталь.
Дорога в небо, я не поворачиваю. Вертикаль.
Можешь смеяться, ломать кости.
Давай, стреляй по коленям.
Но слову отдаем время - не унять мое поколение.
Здесь боль — вдохновенна.
И каждый день - так.
|
