Яков Есепкин

На смерть Цины

Триптихи и трилистники

I

Василиса бела да черны уголи

Вежд успенных ея, во сукровице чады

Мертвых царствий свинец бойно, княже, прешли,

Так вкушать им теперь серебро-винограды.

Ах, Господь, рукава наши присно пусты,

Достигают земли, всё мы их воздымаем,

Колядуют пускай ангелочки златы,

Вижди, Господь, как мы днесь терницу снимаем.

Не венчание то и не венчаных бал

Царичей, собрались на трапезу юроды

Без венцов и колец, буде Смерти навал

Тяжек столь, хоть в тризне сыщем царския броды.

Красен райский миндаль, по Капреи ль садам

Ароматы его расточаются хмельно,

Тянем персты свое ко небесным ладам,

Чу, из усн черневых льется пенье убельно.

Вседержитель-Звезда, мы давно не вражим,

Нам в отверстые рты вбили глинищу кирки,

При цветках золотых убиенны лежим,

В скостеневших перстах прячем черствы просвирки.

II

Изо смерти, Господь, воспросить ли живых,

Розок черных сорвать уподобятся ль чады,

Сбили перстных птенцов, обочь стогн смотровых

Волочат – пухом их зацвели вертограды.

И не нужно теперь соглядать кружевниц,

Нет их рядом, а всех обокрали положно,

Лиры прятали втще за рядны багряниц,

Ни Европу спасти, ни похитить неможно.

Аз и узрел одну в неге хвойной терни,

Тонко друга поет под иглою диавла,

Балевать в Рождество, так пеяют: «Распни»,

Звезды шьют царичам за Симона аль Павла.

Исполать же пирам, на каких мы были,

Где Твои ангелы морных чад не признали,

Пили всё за Тебя и в наклад обрели

Черневые кресты, дабы здесь не шмонали.

Слышать нас не вились юродивые тьмы,

Поспешали добить, проколоти языки,

В сребре хоть опознай, в черном сребре тесьмы –

Тлеют нощно Твое преслезные музыки.

III

Со церковных свечей много чаду и мглы,

Не осветят звонов, так стусуют колоды,

Дождалися одно мы, Господе, хулы,

Красен мир не для нас, как царят в нем ироды.

Вечный промысел днесь позабыт, и царей

Завлекли под рядны тучнолядные девки,

Человеков ловцы разбежались, Андрей,

Рыбы ль всплачут по ним прегорчей божедревки.

Рождество, Рождество, не узрели Звезды

Ни князья, ни птушцы, ни пировны лабухи,

И лядают оне ж у измертвой воды,

Кличут Смерть в толоку – плести бельные пухи.

Али крикнуть, Господь, гробно в твердь вопиять,

Хоть по бытьи вплести кровь-слезу во молебны,

Под обух ведь легли, дабы здесь предстоять,

В мед макати персты, крохи потчевать хлебны.

Отпили мы свое, вот зашли на порог,

Прячем в кайстрах нищих огонечки-альбомы,

Нет серебра у нас, Вседержительный Бог,

Стерли кости, бия в кровотлумные бомы.