ЯКОВ ЕСЕПКИН

ТОЛКОВАНИЕ КАЛЛИГРАФИИ

• «Он из минималистического числа тех гениев, которых не могут судить либо принять современники. Современное автору «Космополиса архаики»  общество может по типологическому стандарту лишь вытеснить из массового сознания само явление и подвергнуть его мнимой утилизации.»

                                                                                                     А. Смирнова

I

Маки червные днесь воспоем,
Алость их паче барв сеннаарских,
Тусклый яд иродиц ли испьем,
Геть, печаль, изо вечерий царских.

Алым наши прелили уста
Кровотечным серебром камены,
Что рыдать, ах, тоскливо пуста
Нощь Вифаньи и оперной Вены.

Гипс увечен, а мрамор не ал,
По столовым атласные мыши
В агонии снуют и зерцал
Блеск порфировый чествует ниши.

II

Овиются цвета и шелки,

Май воспенит пенатов зелени,

И покинем небес бродники,

И сочествуем ветхие сени.

Виждь – на троне ромашки свились,

Звезды спящих царевн ослепили,

Столования что ж претеклись,

Мы цикуты еще не допили.

Ничего, что горькие столы,

Смерть всецарскими славна родами,

Нощно вретища наши белы

И точатся, точатся звездами.

III

По юдоли мы звезды несем,

К денным пирам веселым тащимся,

Наши ль Музы картавили сем

Белошвейкам, воспеть ли их тщимся.

Одевайте, царевны, шелка,

Что парчи золотыя наяде,

Се, дьяментная персть высока

И алмазы лелеют на яде.

А явимся – велите сонесть

Ко столам голубые араки,

Лишь о них  и настанем как есть,

Золотяше успенные мраки.

IV

Гефсиманских цветниц купажи

Нас армой благодатной овеют,

Кто чудесно умер не по лжи,

Пей вино, где черемы совеют.

Но молчи, вековая тоска,

Пурпур свой мы еще не допили,

Аще наша юдоль высока,

Востлеются и ржавые шпили.

А начнут иудицы стенать,

Меж порфирных колонн преявляться,

Мы и будем в соцвет окунать

Чела их – всенощно похмеляться.

V

Бал andante ни тих, ни велик,
Серебристые пифии вьются,
Мел обсид ли, арма базилик
Жжет царевен, сех тени смеются.

Вслед за Алексом вскрикнуть: чего ж
Столь их много и в Риме барочном,
Углич мертв, со парчей и рогож
Кур гонят и цесарок в молочном.

Согляди, как пифии легки,
Дышат негою, вина алкают,
Как шелковых исчадий желтки
В мрамор весело наш истекают.

VI

Оведем желтью мрамор ланит,

Зеркала хоть узрят неисходность,

Всяк и был на миру именит,

Звезд ли ищет всетемная сводность.

Вот смотрите, каждятся в огне

Гефсиманских  нощей асфодели,

Столы, столы: пустые оне,

Фарисеи здесь туне гудели.

А найдутся – апостолов звать,

Див болезных влачить ко стольницам,

И начнем звездный цвет дорывать,

Желть идет этим каморным лицам.

VII

От холодных оцветших лилей

Потемнеем, витийствуйте, Иды,

Наши тени во мраке аллей

Тще безумные пели сильфиды.

Сколь пенатам без нас пировать,

Апронахи с звездами собросим,

А и будем столы накрывать,

Ничего, ничего мы не спросим.

Веселитесь пренощно одно,

Где лиется вишневая млечность

И течет по фаянсу вино

Из цветочниц в незвездную вечность.

VIII

Челядь царская жалко молчит,

Грозны юноши в млечной старизне,

То не властный Аид воскричит –

Боги Ада гуляют на тризне.

До всеутренних звезд пировать

Аще будем, лакать из солонниц

Этой черни и пурпур срывать

Со иудских лядащих колонниц.

И упьются юдицы сией

Надпорфирною млечностью нашей,

И во пудре юродной своей

Ублажать станут мертвых апашей.

IX

В алавастровых чашах ли яд,
Щедр июль на отравы златые,
Молвим слово -- и тени Гиад
Возалеют, елико пустые.

Ах, давите из брашен, кто пуст,
Чермных перстней мышъяк на хлебницы,
Наших белых отравленных уст
Выжгут мел грозовые синицы.

Потому и боялись огней,
Многозвездные эти просфиры,
Плачут небы в трапезных теней
И таят меловые сапфиры.

X

Хлебы мазать серебром и петь

Наущают камен волооких,

До Звезды ли не красно успеть,

Се и мы о тиарах высоких.

Сколь превеселы были пиры

И зане веселы меловницы,

Отисним со звездами шары,

Выльем кровь на худые стольницы.

Плачьте, юные девы, равно,

Вас еще лишь страшит червотечность,

И с серебром лиется вино

Из фаянса в холодную млечность.