ЯКОВ ЕСЕПКИН
Алавастр
- «Гений по определению космополитичен, Есепкин в этом смысле не исключение, скорее, исключением были писатели типа Солженицына, что ставит под сомнение их предполагаемую гениальность.»
Г. Тауберг
I
Раскрошили юродские тьмы
Гребни желтые наших полотен,
А и золото сим для Чумы,
С кистью Брейгель,Ероним бесплотен.
Кто успенный еще, алавастр
Виждь и в нем отражайся, каддиши
Нам ли чаять во цветнике астр,
Львы умерли и здравствуют мыши.
Сколь начнут адострастно гореть
За Эдемом белые цесарки,
Мы явимся - камен отереть
И сотлить перстной желтию арки.
II
Нам румяные яблоки, Юз,
Перси желтые спящих царевен
Денно мнятся, прекрасен союз
Нощных фей из гранатовых Плевен.
Фавориток виющейся мглы
Не любили ревнивые музы,
Ночь шелкова, где яств и столы,
Вкруг камеи серебрят медузы.
Хмелен Феб, пасторели мертвы,
Яд в начиние камор ваганты
Излили и со всякой главы
Нимфы червные клонятся банты.
III
Царских дщерей узнают купцы,
Днесь и мы в белой глине им снимся,
О челах золотыя венцы,
Иль во пурпуре ядном тризнимся.
По осанке небесных гостей
Как еще не отметить зерцалам,
Ханаан ли рассеял детей,
Шелк удушенных благостен алам.
Чинят пиры для нас, а одно
Круг снуют и беснуются Моны,
Бьют мрамор и со ядом вино
Преливают на батики оны.
IV
Херсонесская глина целит
Божевольных певцов силуэты,
Изломанные профили мнит
Урания – сие лишь поэты.
Тем безумным глупцам пировать
Весело, цвет алмазы увечит,
С муз картавых ли шелки срывать,
Аще их сумасшествие лечит.
Выжгли свечи незвездный альков,
Мы одне, потакая кармину,
Меж лазорных молчим васильков,
Излияше серебро на глину.
V
Тисов твердые хлебы черствей,
Мак осыпем на мрамор сугатный,
Где и тлеет безсмертие, вей
Наших сводность жжет сумрак палатный.
Шелк се, Флория, что ж тосковать,
Лишь по смерти дарят агоние
Из партера бутоны, взрывать
Сех ли негу шелковой Рание.
В Александровском саде чрез тьмы,
Всекадящие сводные тени
К вялым розам тянулися мы --
Днесь горят их путраментом сени.
VI
Что затихли балы и молчат
Дивы оперы, пассии Феба,
Суе наши тиары влачат
Мыши в цоколи с горнего неба.
Утром Иды откроют свое
Мишурою витые картонки,
Бриллиантовой мглы остие
Виждь, Циана, серебра всетонки.
Премолчавших нельзя уберечь,
Бьют фиолы, кем сера целилась,
Воскричим – и оплачете речь,
Вся она лишь серебром и тлилась.
VII
Несть и мрамра, хотя бы во мгле
Адоносной видны ли святые,
Звезды смерти клонятся к земле,
А пенаты одно золотые.
Вишни Цины сопрятали тще ль,
Их со кровию нашей блудницы
Преливают в араки и эль,
Тлейтесь желтию бойной, стольницы.
Воскресение аще темно,
Яко туне звездам поклоняться,
Пусть шалoвы златое вино
Всеалкают, чтоб сим отемняться.
VIII
Смуглый отрок, младой верхогляд,
Звонко певший висячие сады,
Что и слава мирская, наяд
Царскосельские вспомнят присады.
Нет поэтов глупей и равно
Дуйте, нимфы, в свое окарины,
Се Иосифу хлеб и вино,
Се и нам вековые смотрины.
Из каких еще мрачных глубин
Мы глядим с Николаем и Анной,
Как серебро точится от глин
И над маской тлеет недыханной.
IX
С Ментой в мгле золотой предстоим,
Лишь для цвета она и годится,
Алым саваном Плутос таим,
Гея тленною мятой гордится.
Крысы выбегут хлебы терзать,
Маки фивские чернию веять,
Во столовых ли нощь осязать,
Ханаан ли хлебами воссеять.
Сем путраментом свечки тиснят
В изголовьях царевен синильных,
Яко гипсы кровавые мнят
Всешелковость их лон ювенильных.
| 
