* * *

«Расскажи о России!» – просили Хуан и Альваро.

Я в ответ улыбался, качал головой и молчал…

Как сказать им о той, что летит босиком по бульвару,

И бретель сарафанчика снова сползает с плеча…

На Исети живёт она. Не на Днепре, не на Тибре.

В сером Каменске – рыжая онса, детёныш-балам…

И трепещет в груди разноцветная стайка колибри,

Не даёт мне вернуться к моим повседневным делам…

«Эй, Хосе, ну какая пиранья тебя укусила?

Как вернулся с Урала – в глазах не огонь, а печаль…»

«Расскажи о Манаусе», – как-то она попросила;

Я в ответ улыбнулся, вздохнул и… ну да, промолчал.

Ей без разницы, где я – в Манаусе или Габоне;

Чем её поразить – я (поверите?) даже не знал…

А она рассказала (я многого, правда, не понял),

Как сменяются в Каменске осень, зима и весна.

Как орудуют мётлами люди в оранжевых робах,

А ветра разбирают листву по цветам и сортам;

Как дрожит и дымится река, пробираясь в сугробах,

И слова облачками летят на мороз изо рта…

Что Россия? Слова там пусты, а движенья неловки;

Там пространство и время густы, словно в сельве тропа.

Белый пух – тополя, одуванчики; божьи коровки;

То черёмуха, то листопад; а зимой – снегопад…

В летний полдень в лесу скачут белками рыжие пятна;

Можно дятла услышать, найти под берёзой ежа…

Там мятущийся воздух и создал её, вероятно, –

Чтобы я из России не смел никуда уезжать…

Жизнь моя без неё – что гевеи тягучая камедь;

Время сыплет секунды тоскливой гремучей змеёй…

Ни вещицы, ни сна, ни покоя, ни снимка на память;

Лишь веснушкой на сердце – забавное имя её.

Память… Память безжалостна. Я перед нею бессилен:

Всё звучат озорные шаги, отдаваясь в висках…

Никогда не просите меня рассказать о России –

Не смогу.

Не сумею.

Но мне она очень близка…

Отчаяние

Друг об тебя мокасины вытер;

Жена гуляет; дурак начальник;

Нет денег съездить в Москву и Питер;

Ты пребываешь в полном отчаяньи…

Ты даже тени его не видел.

Твои несчастья – бабай из детства.

Отчаянье – беспощадный идол

Суровых отцепоклонных индейцев:

Тебя распишут вонючей краской

Жрецы в потрёпанных чёрных перьях,

Потом напоят айяуаской –

И одного оставляют в дебрях…

Туканы в чаще заводят споры.

Где юг? Где север? Где люди? Скоро ли?..

Колодец в зарослях. Нет опоры.

Рванувшись, сердце застрянет в горле.

На дне увидеть краешком глаза,

Переворачиваясь в полёте,

Покрытый тиной шлем водолаза,

Навек оставшегося в сеноте…

Плывёт бутылка от газировки…

Трос… спелеолог сорвался, что ли…

Зубами цапнуть конец верёвки

И закачаться, рыча от боли.

Над головой (высоко, но всё же…) –

Надежда… Бездна – метрах в полутора.

Уже не умер. Ещё не ожил.

Бледнеют звёзды.

Вдох-выдох.

Утро.

(Айяуаска (ayahuasca) – галлюциногенный напиток индейских шаманов; сенот – карстовое образование, природный колодец; индейцы считают, что в сенотах живут боги, которым нужно приносить человеческие жертвы)