ВАЛЕРИЙ АРТЁМОВ

Кариатиды города Свердловска

(начало)

Все очень непросто,
Сплошные вопросы.
Есть маленький остров—
Осколок земли,
И все между нами
Останется тайной,
Уйдут в треугольник
 Мои корабли.
Она на своих плечах
Держит шар земной
В бесценных мелочах,
Останется со мной …
«БИ-2».

1.

14 февраля 2009 г., суббота, 21:11.
Екатеринбург, р-н Белинского-Саввы Белых.

Он был старше ее, она была хороша,
В ее маленьком теле гостила душа,
Они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам
«Машина Времени»

Появление Полины как всегда взорвало тишину в квартире. С шумом и стуком были сняты сапоги. Сумочка, не глядя брошенная на тумбочку в прихожей, смела на пол разную мелочевку. С радостными воплями был расцелован, а затем бесцеремонно отодвинут с пути Костя.
На кухню Полина ворвалась как штурмовой отряд в осажденную крепость и тут же начала мародерствовать— загремела крышками кастрюль, захлопала дверцей холодильника.
— Эй, стихийное бедствие,— окликнул ее Костя, наводя порядок в прихожей,— Не кусочничай. Иди мой руки, сейчас накормлю. Ты что до сих пор на работе была?
— Ага. У людей суббота, да еще праздник, а у нас верстка, блин, сдача номера.
— Какой еще на фиг праздник?
— Ну, ты, Старый, и отстал от жизни. День всех влюбленных сегодня. Я понимаю, в твоей комсомольской юности такое не отмечали.
— Тьфу ты, нашла праздник. А в твоей буржуйской юности лишь бы было, что отмечать.
— Костик, всегда забываю, на сколько ты меня старше?
— Всего на двадцать два года, но ты же знаешь…
— Знаю, знаю— ты не старый, просто давно живешь. Старый, ну ты будешь меня кормить в конце концов?
— Сию секунду-с, Полина Леонидовна. Представляешь, деточка, я уже учился на втором курсе журфака, а ты еще только родилась.
— Ты скажи еще как обычно, что я могла бы быть твоей дочерью.
Костя по-отечески погладил Полину по голове и стал накрывать на стол, но тут зазвонил его мобильный. Высветился номер, не занесенный в телефонную книжку, а голос в трубке зазвучал до боли знакомый:
— Костя, здравствуй!
— Привет, Сергей Александрович! Какими судьбами? Что это ты обо мне вспомнил?
— Костя, в Володьку только что стреляли. Он сейчас в реанимации.
— Что?!

2.

25 сентября 1985 г., среда, 12:15.
Свердловская область, Красноуфимский район, ст. Зюрзя.

Вас встретит универ,
Вас встретит универ
Приказами, наградами, цветами,
А нам остался снег,
А нам остался снег
И самосвалы с грязными мешками

Вы вспомните о нас, вы вспомните о нас
На вечеринках в залах ресторанов.
А мы возьмем аванс, а мы возьмем аванс,
И молча выпьем водку из стаканов.…

Песня студентов УрГУ
(80-е годы прошлого столетия).

Познакомились они на Зюрзе— маленькой тупичковой железнодорожной станции в Красноуфимском районе. Сюда в сентябре-начале октября с полей свозили картошку, собранную студентами УрГУ, и грузили ее в вагоны. Весь колхозный месяц, вплоть до праздника Последней борозды Константин Макеев, Владимир Ковалев и Сергей Сапурин практически не общались друг с другом: были с разных факультетов, а на погрузке в разных тройках.
В восьмидесятые годы минувшего столетия у всех студентов помимо «учебных» были и, так называемые, «трудовые» семестры. Будущие дипломированные специалисты ездили в стройотряды, трудились проводниками, убирали урожай, ну а самые «немощные» — хитрые или больные— оставались на хозработах в родных вузах. В наше время все это в какой-то мере осталось, но перестало носить сугубо обязательный характер, превратившись в своеобразный аттракцион для абитуры и первокурсников.
Уборочный отряд УрГУ работал весь первый осенний месяц в полях Красноуфимского района Свердловской области. Первые несколько дней студентов «бросали» на лук, а потом— на картофель. Условия были адские. Работали от темна и до темна, под дождем, а иногда и под снегом— Урал все-таки. В общем, колхоз был для студентов настоящей «проверкой на вшивость» — здесь сразу было видно, кто чего стоит.
«Грузчики— не элита, а гвардия»,— ходила в колхозе пословица. Попасть в число полевых «грызл», а не «стоять, согнувшись, в борозде», было почетно, а уж оказаться на Зюрзе вообще— предел мечтаний. Нет, это не было халявой, наоборот, работали «по-черному» — в грязи, по 12 часов в сутки, на пределе сил. Но чего не сделаешь ради внимания симпатичных браздарок (так называли студенток, работавших в полях и собиравших картошку), для которых грузчики были настоящим воплощением мужественности и силы. Главным «показательным выступлением» для Зюрзи был праздник Последней борозды. Десятки девчонок приезжали на него с полей.
Ночью накануне несколько мешков сшивались в один, затем «под завязку» насыпались картофелем. Задачей «грызл» Зюрзи было запихнуть этот груз в вагон.
В славном 85-м «борозда» постаралась на славу— Последний мешок занимал весь кузов ГАЗ-51. Этот автомобиль возглавлял колонну «гостей с полей». Студенты размахивали флагами из мешковины и орали колхозные кричалки «Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!», «Ура! В небе дыра!», «Тоска!.. Зеленая!..», «Скорей бы утро— да снова в борозду!» и особенно популярный в том сезоне девчачий лозунг «Старой буду, девой— нет!».
ГАЗ-51 подъехал к платформе. «Зюрзя», увидев размеры мешка, коллективно зачесала в затылке. Но ударить в грязь лицом перед браздарками нельзя. Борта грузовика опустились. Пятеро ребят запрыгнули в кузов. Остальные начали тащить мешок снизу. Пока он оказался на платформе, «Зюрзя» не раз вспомнила маму «авторов» подарка с полей.
Теперь «Привет от УрГУ» (так было краской написано на джутовом чудовище) нужно было донести до вагона. Грузчики не спешили, устроили перекур.
— Одни ведь не закинем, зовем «полевых»?— спросил кто-то из ребят.
— Мужики, мы должны сами справиться,— сказал математик Серега. Все с интересом посмотрели на него. Из всех грузчиков Серый был самым молодым, не отслужившим в армии и вообще, сыном каких-то партийных боссов. Поначалу даже думали, что он «выдохнется» на второй-третий день, но парень без всяких стонов и жалоб отработал наравне с остальными весь сезон.
— Не, Серый, не дотащить нам,— запротестовали «грызлы».
— Да дотащим,— поддержал математика журфаковец Костя.— Чего позориться?
— И девчонки приехали— засмеют ведь. Мужики, надо самим тащить!— добавил историк Володя.
— Вот еще, пупки надрывать
— Зюрзя, чего застряли? Слабаки что ли?— кричали с машин.
— Все, взяли!— скомандовал Костя и первым ухватился за мешок…

Немногим позже, когда подарок с полей уже лежал в вагоне, а у грызл Зюрзи все еще дрожали коленки, народ начал праздновать. Какая же Последняя борозда без водки (и хрен с ней с этой антиалкогольной кампанией)? Еще до первого «привета Михаилу Сергеевичу» (так студенты шутя называли тосты в честь инициатора «борьбы за трезвость» генсека Горбачева) журналисты запели:

Ребятам долго будет сниться
Кошмар картофельных плантаций.
И тот, кто Бога не боится,
Давно уж начал материться.

Сюда послать мог только пьяный,
Спасибо нашему декану!
Сюда послать мог только пьяный,
Спасибо нашему декану!

Грязь облепила наше тело,
Скорей бы в гроб улечься, братцы!
А грань меж городом с деревней
Совсем не думает стираться.

За песней потекла водка. За водкой— новая песня, ведь между первой и второй (и рюмкой, и колхозной балладой)— перерывчик небольшой. В общем, все было весело и задорно. Только историк Володька, для которого это был «последний» колхоз немного загрустил. Но ненадолго. Вокруг было столько девушек! И взгляд его уже выхватил одну, казалось бы, самую неприметную. Интересно, с какого она факультета?

Опять стоишь согнувшись в борозде,
А я по полю езжу на «Колхиде»,
И при одном твоем замерзшем виде
Сам стыну, словно в ледяной воде…

Сегодня ты на ужин не пришла,
Мне стало почему-то очень грустно,
И даже эта свежая капуста
Какой-то прошлогоднею была,
Какой-то прошлогоднею была…

Тем временем журналист Костя вовсю заигрывал с барышнями. Ему хотелось «в стога», оставалось только определиться с «жертвой», благо, выбор был.
— Слушай, Макеев, разговор есть,— прервал его «охоту» командир Подгорновского отряда Иванитский.
— Валера, ну праздник же, что еще надо?— Костя напрягся, почувствовав какую-то подлянку.
— Останешься на недельку на Зюрзе?
— С фигов ли?— хотелось выразиться жестче, но авторитет Иванитского сделать этого не позволял.
— Колхоз просит две тройки на сверхплановый картофель, мы с командирами решили по человеку с факультета оставить.
— Валера, а чего я крайний-то опять?
— Костя, а кого еще? Салабонов оставлять? У тебя «последний» колхоз. Денег в двойном размере получишь. Водки попьешь. В Свердловске-то борьба с пьянством…,— последний свой аргумент Иванитский подкрепил тем, что щедро плеснул в кружку Макеева из командирской фляжки.
— Валера, ты ведь мертвого уговоришь! Ладно, остаюсь,— выпив до дна, Костя присоединился к группе грузчиков, которые уже дошли до нужной кондиции, чтобы исполнить хулиганский шлягер:

Пров Фомич был парень видный,
Средних лет, весьма солидный,
Был красив он и речист.
Эх-ма! Да только на руку не чист.

Как-то раз за разговором
Порешили бабы хором,
Что Пров Фомич большой нахал.
Эх-ма! Не одну уж отмахал…

Математик Серега, что называется, отрывался. Каждый колхоз был для него настоящим «праздником непослушания». В Свердловске его ждали «номенклатурные» родители со своими порядками из серии: с этими дружить нельзя, ночевать нужно только дома, пить, и даже не «пить», а «выпивать» только по «красным дням календаря». Поэтому, когда ему предложили остаться на Зюрзе, Сергей с величайшей радостью согласился. В данный момент он был без ума от своей удачи и во всю глотку распевал с браздарками колхозные частушки:

По деревне мы идем,
Никого не задиём,
Все мы председатели,
Катись— к те-бе не при-ста-ём!

Мир пабдит, падит войну,
Мир пабдит, падит войну,
У-у-у
А мы рваных не берем!

И с особым удовольствием, громче всех Серега проорал:

Слева молот, справа серп,
Это наш советский герб,
Хочешь, жни, а хочешь, куй,
Все рав-но по-лу-чишь ма-ло!

Мир пабдит, падит войну,
Мир пабдит, падит войну,
У-у-у
А мы рваных не берем!

Володя «подписался» остаться на Зюрзе еще утром. Двойная оплата была отнюдь не лишней для сына воспитательницы детского сада из Катайска. Но сейчас он жалел о том, что дал себя уговорить— ведь та, которая ему так понравилась, сегодня отправится в Свердловск, а он так и не узнал, с какого она факультета. Ответ на этот вопрос нашелся сам собой, когда перед отъездом с Зюрзи компания девчонок, в которой была незнакомка, запела:

Прощай, увидимся не скоро,
А может быть, и никогда.
У вас в Подгорном, боже, горы,
У нас же в Ключиках вода.

Эй, журналист, подставь колено,
Присяду я— ты стерпишь боль.
Я— королева, королева,
Ты— мой король, ты— мой король.

«Филфак»,— понял Володя. Кто же в универе не знал знаменитую «Песню филологинь»?..


3.

14 февраля 2009 г., суббота, 22:03.
Екатеринбург, р-н Малышева-8 Марта.

 И ты уже далеко,
И ты уже далеко,
 Ты уже далеко от меня
 И между нами кирпичи,
 Стены, улицы, дома
И города, и страны
Нашей солнечной системы
«Ума2рман»

Февральский вечер в одном из екатеринбургских ночных клубов был расцвечен всеми цветами радуги и озвучен поднадоевшей уже, но все еще популярной композицией: «Я помню белые обои, черную посуду. Нас в «хрущевке» двое, кто мы и откуда»… Молодежь «отрывалась» в День Святого Валентина.
— Даш, ну почему мы приперлись именно сюда? Здесь же курить толком нельзя, а «Бумбокс» твой уже в печенках сидит,— в который раз возмутился Денис.
— Динь, ну что ты наезжаешь опять? Сказала же, мне здесь надо! И вообще, курить вредно…
— Вот и делай людЯм добро… Не-е-е, братец твой бутылкой пива не отделается…
— Так зачем меня пасти? Я, как бы, не маленькая уже, на каблуках хожу. Иди по своим делам, потом созвонимся,— Даша вертела головой, разыскивая в толпе знакомых.
— Спешу и падаю, практически. Я Игорехе обещал, что буду за тобой следить, так что, ни фига я никуда не пойду. Ты «под колпаком», солнце мое незаходящее, хе-хе-хе,— изобразил Денис «коронный» смех группенфюрера Мюллера.
— Слушай, гестапо, а потанцевать-то хоть можно?— поддержала игру Даша.
— А что, под это танцуют?
— Представь себе, Дэн, танцуют…
— Ладно, иди уже, только чтобы я тебя видел!
— Р-р-р, зануда ты, Диня…
Даша отправилась на танцпол. Честно говоря, она не любила гламурных тусовок, предпочитая им концерты «Чайфов» и «Сплина», но в УПИ, среди студентов специальности «Издательское дело и редактирование» не побывать в День всех влюбленных в ночном клубе было «беспонтово». Теперь с чистой совестью можно будет сказать подруге с четвертого курса Юле Мельниковой,; что действительно, этот клубешник — ничего.
«Бумбокс» заиграл свою нестареющую «Та4то». От фразы «Знать бы хотя бы, с кем ты, как ты, где ты?» Денису стало грустно. Он сторонился толпы, с тех пор как его девушка Маша уехала работать в Штаты. Только сегодня он сделал исключение для Дарьи, вернее, для своего лучшего друга Игоря. Гарику очень нужно было встретиться со своей новой пассией. А этому мешало поручение мамы сводить сестру в ночной клуб. Несмотря на недавнее совершеннолетие, Дашка по-прежнему для всех оставалась «мелкой», за которой нужен глаз да глаз. Вот и пришлось Денису стать на вечер «старшим братом», пока Игорь в очередной, сто двадцать пятый, раз устраивал личную жизнь.
Дэн направился в зону для курящих. Не успел он и пару раз затянуться, как его «Нокия» заиграла «Гуд-бай, Америка»:
— Здравствуй, Солнышко!
— Good night, Солнышко! У вас ведь там уже ночь? Ты чего так громко музыку включил?
— Я не дома, я в ночном клубе,— Денис вытянул руку с телефоном, чтобы Маша могла в этом убедиться.
— Так, вот где ты. И с кем ты? Как ты?
— Да не переживай, я Дашку выгуливаю, Игореху прикрываю в очередной раз
— Он все еще с Женей?
— Не, у него теперь Рита… А до нее была Катя.
— М-м-м-м, это просто промискуитет какой-то.
— Да ну его к черту. Ты-то там как?
— Я сегодня ездила в Даун-таун.
— Клево
— Я там рядом с мемориалом башням-близнецам сфоткалась. Вечером на «контакт» фотки выложу — посмотришь. А еще я тебе в «личку» одну шняжку отправила, на День Святого Валентина.
— А я для тебя песню вчера записал, сегодня свели, диск сейчас в кармане, до компа доберусь — пришлю.
— Я тебя люблю, Солнышко.
— А я тебя…
— Ты прости меня, пожалуйста, у меня на этой карточке денег мало, сейчас отключусь, но ты знай все равно, что я тебя люблю…
Связь оборвалась, и только тогда Денис заметил, что его за руку тормошит плачущая Даша.
— Что случилось, кто тебя обидел?— мечтательная улыбка моментально исчезла с лица Дэна.
— Диня, мама звонила. В папу стреляли. Он — в реанимации…

4.

15 ноября 1985 г., пятница, 14:49.
Свердловск, ул. Тургенева, 4.

Мы сильные, мы смелые, мы спорим и шумим,
Мы ни фига не делаем и много говорим!
И всё идет по-прежнему, плыви, лети, живи!
Но в нас тоска по нежному, и хочется любви.
Михаил Щербаков

Подружились они на Зюрзе. Весь колхозный месяц, вплоть до праздника Последней борозды Костя, Володя и Серега практически не общались друг с другом. Но за неделю «сверхпланового картофеля» стали почти братьями: работали вместе, по вечерам за стаканом, да и без стакана, обсуждали вечные мужские темы— девушек, политику, рыбалку и устройство мопеда «Рига-12». Подрались однажды с местными, осмелевшими после отъезда студенческого отряда. Потом помирились с ними и в последний вечер ходили в деревенскую баню, где так напились самогона, что собирались даже втроем бросить универ и остаться навсегда в Подгорном.
В Свердловске колхозная дружба продолжилась.
О том, что сегодня в конференц-зале будет выступать «Наутилус Помпилиус» первым узнал Костя. Никаких афиш, естественно, не было, поэтому ребята долго сомневались, а будет ли концерт? Но в переходе на Тургенева толпился народ. В дверях конференц-зала первокурсник журфака Димка Пескарев проверял какие-то приглашения, которых почти ни у кого не было.; Немногим позже возмущенная толпа сметет контролера, несмотря на его почти двухметровый рост. Но пока Димке удавалось сдерживать желающих попасть на выступление молодой и талантливой группы, известной в основном по магнитофонным записям. Наши друзья подошли к Пескареву, когда он преградил путь двум симпатичным девушкам. В одной из них Володя узнал свою незнакомку с Зюрзи.
— Костя, Серый, помните, я вам про девчонку рассказывал. Вон она, у двери стоит, правая.
— Понял,— сказал Костя,— Пескарь, не борзей! Девчонки с нами.
Яблоку в зале падать было некуда. Но два ряда в самой середине пока пустовали, потому что тщательно охранялись журфаковцами. Так что Костя устроил своих друзей и девушек с комфортом. Оказалось, что Володину филологиню зовут Анна, а ее подругу— Ирина, им по 19 лет, и они одногрупницы, студентки третьего курса.
Узнать о новых знакомых что-то еще не удалось, потому что Вячеслав Бутусов начал петь.
Серега слушал «Наутилус» в первый раз. Хотя название этого коллектива было ему известно. Для воспитанного на Шостаковиче и Пахмутовой молодого человека композиции начинающей группы казались непривычными и даже режущими слух. Тексты Ильи Кормильцева и Славы Бутусова не то что не походили на стихи, воспевавшие комсомол и трудовые подвиги советского народа, а просто в корне отличались от них. Эти песни были Другие. Настоящие. Честные. Правдивые. Сегодняшние. И были они его, Серегины.
Но Константина и Владимира больше «Казановы» и «Взгляда с экрана» интересовали новые знакомые. Правда, попытки острить и комментировать происходящее были абсолютно безрезультатными— девчонки не отрывали взглядов от сцены и даже иногда подпевали Бутусову. «…Ален Делон, Ален Делон не пьет одеколон…».
В финале концерта зрители стали просить уже собиравшихся уходить музыкантов исполнить одну из самых популярных песен — «Последнее письмо»:
— Слава, а где «Гуд-бай, Америка»?— кричали из зала.
— Ребят, она не «залитована»,— объяснил в микрофон Бутусов.
Но зрители начали скандировать:
— «Гуд-бай, Америка», Слава, «Гуд-бай, Америка»!
Лидер «Нау» обернулся к музыкантам и что-то обсудил с ними.
— Ладно, ребят, только не выдавайте…
— Когда умолкнут все песни, которых я не знаю, в терпком воздухе крикнет последний мой бумажный пароход…— напевали Костя, Ира, Володя и Аня по дороге на Посадскую, где девчонки снимали квартиру. Друзья напросились проводить новых знакомых. Сереги с ними не было. Он понял, что в этой телеге— пятое колесо ни к чему. Всю дорогу домой на Маршала Жукова в его голове звучали те же слова.
Володя и Аня поженились в мае 86-го, а Костя с Ирой в августе того же года.

5.

15 февраля 2009 г., воскресенье, 01:23.
Екатеринбург, р-н Волгоградской -Белореченской.

Господи, Господи, Господи,
Где же Твоя Доброта?
Гости мы или не гости мы?
Кто нам откроет Врата?

Господи, Господи, Господи,
Кто мы, куда мы идем?
Кутаясь в белые простыни,
Стол и постель не найдем.

Горе мне, звездная оспа мне —
Скатерть моя нечиста…
Господи, Господи, Господи,
Где же Твоя Пустота?
Роман Тягунов



 Володя проснулся в холодном поту. Надо же какой кошмар приснился: выстрел, боль, снег, ударивший в лицо… нарочно не придумаешь! Вот ведь подсознание какие штуки выделывает…
Он встал с постели, начал одеваться и тут обнаружил удивительную вещь. На стене висела другая картина. Та мазня, купленная Анькой за бешеные деньги и казавшаяся ей образцом высокого искусства, исчезла. Появился простой пейзажик – лес, речка, мостик. Именно что-то такое и хотел Володя видеть напротив кровати, чтобы каждое утро в первые минуты пробуждения радовало глаз и душу. Но, в общем-то, мягкая по характеру жена встала горой против такого его предложения, когда обсуждался интерьер новой квартиры. Прозвучало даже несколько слов по поводу плебейского вкуса. В результате, в спальне «прописалось» абстрактное полотно с какими-то ломаными линиями и разноцветными пятнами. Ну, да и ладно, раз Анютке нравится. Теперь она, видимо, наконец, одумалась и сделала приятный сюрприз, заменив картину.
- Мышонок, ты где такую прелесть взяла? А я вечером даже не заметил. Спасибо огромное! – крикнул Володя, приоткрыв двери спальни.
Ему никто не ответил. Мало того, через минуту выяснилось, что жены вообще нет дома. Впрочем, как и детей…
В кухне Володя глянул на микроволновку — электронные часы на ней показывали половину второго. Ночи, блин. А за окном было светло. Вернее, стояли какие-то не то предрассветные, не то предзакатные сумерки, в которые ему всегда хорошо думалось, и было как-то спокойно, но слегка грустно. Судя по всему, японская техника врала, ну или циферки на табло кто-то неправильно выставил, или может даже просто свет ночью выключали.
Чтобы узнать правильное время, Володя отправился сначала в гостиную к напольным часам, потом вернулся в спальню, где на тумбочке лежал его «лонжин». Потом бросился в комнату дочери, где на туалетном столике всегда валялись золотые часики, которые он подарил Дашке на Новый год, а та их принципиально не носила, находя их слишком пафосными. Нет, понятно, дочь часы могла не заводить, раз не пользовалась, но «лонжин» врать не мог. Теперь уже сомнений не осталось – в Екатеринбурге, или, во всяком случае, в одной из его квартир, в доме на углу Московской и Ленина, была ночь. Но – и от этого можно было рехнуться – за окном темноты не было!
Еще раз посмотрел в окно, потом вышел зачем-то на лоджию. Да, сумерки, да, никакой луны. Инстинктивно он потянулся к карману рубашки и достал сигарету. Откуда взялся вишневый «Черный капитан», ведь еще год назад Володя бросил курить? «Странно, очень странно… У нас теперь белые ночи, как в Питере?» - подумал он и вдруг понял, что еще не так. В феврале на Урале по умолчанию на улице лежит снег, а его не было! Нет, бывают, конечно, аномалии, когда температура вдруг ни с того, ни с сего уходит в плюс, из-за чего в городе появляются разливанные реки грязи, но и их не было. Во дворе наблюдались все признаки ранней весны, которую Володя любил больше остальных времен года – свежая трава, первые листочки, еще черный, не впитавший в себя летнюю пыль, асфальт.
- Что происходит? Что я проспал? – произнес вслух Владимир, вернувшись в квартиру и включив настенную «плазму». – Может, ядерную войну?
Ни один телеканал ничего не показывал. Как ни жал он на кнопки пульта, экран рябил или демонстрировал надпись на синем фоне: «нет сигнала». В течение десяти следующих минут удалось выяснить, что не работает радио, проводной телефон, сотовая связь и Интернет, но есть электричество, газ, вода (и горячая, и холодная).
- Что за чертовщина?! – Володя обессилено рухнул на диван. И вдруг пришло понимание, чего еще не хватает в этом пробуждении. Звуков не было. Не было привычного, даже для глубокой ночи, шума. Не было рокота автомобильных двигателей, не было человеческих шагов, не было музыки. Эта вдруг обнаруженная тишина по-настоящему испугала Володю, ввергла в панику, заставила метаться по квартире, ежесекундно выглядывать в окна, курить сигарету за сигаретой, опять и опять хвататься за мобильник.
Эта вспышка бурной деятельности закончилась тем, что Владимир решил выйти из дома. «Встречу все равно кого-нибудь и узнаю, в чем дело», - утешал он себя.
Сборы на прогулку немного успокоили. Надев джинсы, любимую футболку, куртку и кроссовки, взяв кошелек, неработающий мобильник и, на всякий случай, пневматический пистолет, Володя вышел из квартиры. Тщательно закрыл квартиру на все замки. Выходя из подъезда, он, ожидая любой неожиданности, внутренне напрягся, но ничего страшного не случилось. Через пару минут он был на проспекте Ленина.
Первое, что бросилось ему в глаза – отсутствие транспорта. Нет, припаркованных, пустых, без водителей и пассажиров, машин на обочинах проезжей части разместилось немало. Но движущихся автомобилей не наблюдалось. Пешеходов тоже. Это было непривычно и неправильно – по опыту Володя знал, что даже в самую глухую ночь в центре всегда кипит жизнь. Тем более, что необычное для Урала природное явление — день среди ночи — просто должно было привлечь народ на улицу.
Но на проспекте было пусто и тихо. Не было НИ-КО-ГО. Ни детей, ни пенсионеров. Ни молодых девушек, ни старых толстых теток. Ни важных мужиков в костюмах и с портфелями, ни бомжей с пакетами, набитыми непонятно чем. На углу Вайнера не было ни одной блондинки с жадными глазами, совершающей шопинг. Не стучали в свои барабаны кришнаиты. Отсутствовали военные и пожарные. Как сквозь землю провалились гаишники! Не было даже цыганок. Куда-то пропали таджики и китайцы. И только светофоры мигали упрямо и зловеще.
От страха, накатывающего волнами, Володя решил отвлечься физической нагрузкой.
Он шел все быстрее и быстрее, а отрезок от здания администрации города до улицы Пушкина и вовсе пробежал. Запыхавшись, остановился у цветочного киоска на углу. Нежные розы, свежие, без признаков увядания, как-то враз успокоили его. Похоже было, что люди исчезли совсем недавно и должны обязательно вернуться. Хотя бы для того, чтобы покупать и дарить букеты.
Дальше Володя пошел не спеша, оглядывая безмолвный Екатеринбург. Кроме отсутствия представителей человечества, в остальном вроде бы все было нормально, если не считать пары разбитых витрин. И только возле Оперного Володя остановился как вкопанный. Потом, не отрывая взгляда от родного УрГУ, перешел дорогу, безвольно опустился на скамеечку возле памятника Свердлову и долго сидел там, пытаясь понять, спит он, или сходит с ума.
Подпирая своды входной группы здания бывшего совнархоза, на самом верху помпезных колонн стояли… кариатиды. Изменилась и надпись на фронтоне, теперь она выглядела так: «УРАЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕР имени А.М.Горького»…


6.

15 февраля 2009 г., воскресенье, 00:01.
Екатеринбург, р-н Машиностроителей – 22 Партсъезда.

В жизни подвигам мало места,
Но много мест для дурных идей,
Он придумал себе принцессу
И отнес свое сердце ей.
И, конечно ей лестно было —
Что такого с ума свела,
Но она его не любила
Не любила и все дела…
«Машина Времени»

Ночь была теплой. Не по-зимнему теплой. Хлопья снега сыпались на улице. Они были огромными, как на новогодних картинках. В прокуренном зале звучала мелодия танго. На паркете кружилась только одна пара. Они демонстрировали окружающим настоящую аргентинскую страсть. Он вел ее нежно, боясь отпугнуть напором своего чувства, но в то же время вполне агрессивно. В этом странном латиноамериканском танце демонстрировалась суть идеальной любви: напор и нежность. Танец показывал окружающим глубину отношений мужчины и женщины: страсть и терпение.
Танго всегда подразумевает двоих участников. Однако был в зале человек, который в настоящий момент выкуривал уже двадцатую сигарету в этот вечер. В его жизни танго стало танцем одиночным. Он танцевал танго сам с собой. Без партнеров над пропастью, как он это называл. Этим странным танцором был Игорь Владимирович Ковалев.
Выпив вот уже четвертую кружку пива, наш герой начал собираться в сторону центра уральской столицы, чтобы встретиться с Денисом, который должен был следить за Дашкой, пока та рассекала в ночном клубе. Время было чрезвычайно позднее. Но отчего-то Игорю не хотелось уходить. Странное одинокое танго его души затянуло до конца. Он смотрел на танцоров и страшно завидовал. Завидовал их страсти, завидовал их нежности. С ним никто не был так агрессивен, с ним никто не был так нежен. Вопреки всему Ковалев заказал пятую кружку пива. Однако принести ее не успели — танго кончилось. Игорь извинился и, расплатившись, отправился к выходу.
Это для Дениса и Дашки в этот вечер он был с Ритой. Не было никакой Риты… Точнее она была, так действительно звали его сегодняшнюю пассию, но быть с ней в день всех влюбленных он не захотел. Дело было в Насте…
- Все происходящее со мной в последнее время – абсолютно странный и надуманный сюжет для бразильского телесериала,— думал Игорь. — Я бы никогда не поверил сам, что такое бывает в жизни. Напялил эту странную маску успешного человека, у которого все в порядке, но при этом душа постоянно рвется на части, напоминая о том, что в реальности все не так. Постоянно вру окружающим. Есть только два человека, с которыми я всегда честен, и один из них – я сам. Отлично знаю, что в действительности все совсем не в порядке. Мне не нравится то, как я живу… Я просыпаюсь в постели с одной женщиной, с другой, с третьей, говорю им, что люблю, но это совсем не так… Потому что для меня теперь существует только одна… Я решил для себя,  что мы никогда не будем вместе, поставил точку. Сказал ей об этом…Идиот…
…А как все начиналось тогда. Красиво, как в киношных мелодрамах. Полгода назад, когда Денискина Маша улетала в Штаты, Игорь согласился довезти ребят до «Кольцово» на своей «Королле». Было раннее утро, ужасно хотелось кофе. Наскоро припарковавшись возле терминала, подхватив одну из Машкиных тележек, Игорь решительно двинулся в сторону входа. Поставив груз на площадку для просвета, он начал выгребать из карманов все железо, чтобы спокойно пройти внутрь аэропорта. Тем не менее, металлоискатель все-таки запищал.
- Молодой человек, подойдите, пожалуйста, ко мне, - сказала симпатичная девушка в форме. И тут, вопреки недосыпу и сильному желанию попить кофе, в Игоре Ковалеве проснулся инстинкт охотника… Девушку звали Настя…
Улица от снега переливалась как в бутусовской песне «Бриллиантовые дороги». Впечатление, что по асфальту разбросаны мелкие кусочки алмазов, не покидало затуманенный алкоголем мозг. Ковалев вспомнил, что «для того, чтоб по ним идти, нужны золотые ноги»… Тупо улыбнувшись этой мысли, он двинулся в сторону улицы Машиностроителей, чтобы поймать такси.
Шаг за шагом Игорь начал ощущать, что постепенно засыпает. Он начал жадно глотать прохладный воздух, не давая себе отключиться. «Не спать, Ковалев!— говорил он себе.— Тебе еще Дашку домой везти». Вспомнив про сестру, он решил позвонить ей или Денису, чтобы узнать, в каком они именно клубе. Он начал хлопать себя по карманам пальто, чтобы найти свой мобильник. Телефона не было.
- Твою мать! – в голос выругался Игорь – Опять сотовый посеял, третий за полгода!
- Молодой человек, добрый вечер! – к Ковалеву приблизились трое патрульных милиционеров. – Пройдемте в машину!
Внутри УАЗика было накурено. Гораздо сильнее, чем в давешнем кабаке. Закружилась голова.
-  Игорь Владимирович, - заискивающе произнес милицейский лейтенант, возрастом может лет на пять постарше Ковалева. – Что это Вы в полночь разгуливаете, да еще не по своему району? Что, в центре заведений мало?
Вступать в дискуссию совершенно не хотелось. Тем более что к головокружению добавилась еще и тупая ноющая боль, вызванная легким удушьем, да и алкоголь давал о себе знать. Игорь ответил молчанием.
Лейтенант запросил по рации данные Ковалева.
- Игорь Владимирович, у Вашего отца случайно не Алексеевич отчество? – лицо патрульного изменилось.
- Да, а что? – индифферентно ответил молодой человек.
- Дим, - милиционер обратился к водителю. – Отвези-ка юношу до «сороковой», у него в отца стреляли сегодня.
 
7.
15 февраля 2009 г., воскресенье, 02:27.
Екатеринбург, р-н Белинского-Саввы Белых.

Друзья уходят как-то невзначай,
Друзья уходят в прошлое как в замять,
И мы смеемся с новыми друзьями,
А старых вспоминаем по ночам,
А старых вспоминаем по ночам.
Вадим Егоров


- Ты хочешь сказать, что знаешь Сергея Сапурина, который владелец заводов, газет пароходов? – спросила Полина Константина, когда тот вернулся из больницы.
- Мало ли кого я знаю, - буркнул Костя. – Мы последние два года не общались, поссорились.
- А чего вы не поделили?
- Полина Леонидовна, ты только не обижайся… В общем, отвали, иди спать! - достаточно зло бросил Макеев и отправился курить на кухню.
Взяв кружку и налив в нее до краев одной заварки, Костя сел к столу. И в этот момент шлюзы памяти прорвало…
 

Картины прошлого пытались просочиться в его сознание еще в больничном коридоре в тот момент, когда они встретились с Сергеем. Сразу остро вспомнились события двухлетней давности и высокомерные тон Ланы. Но ситуация понятно не располагала к тому, чтобы  в очередной раз пережевывать ту историю.
Примчавшись на такси в «сороковую», Костя не ожидал, что там еще никого нет кроме рыдающей в одиночестве Ани. Сквозь слезы она объяснила, что Сергей по пути сюда делает крюк, чтобы забрать из дома и привезти какую-то Наталью Михайловну, говорят, самого лучшего хирурга в городе, Гарик на звонки не отвечает, а Даша вот-вот будет.
Костя  обнял Аню, она уткнулась ему в плечо и больше громко не плакала, только изредка всхлипывала, вздрагивая всем телом. Любые слова в этот момент казались фальшивыми, так они и стояли молча, пока не появился Сергей со своей свитой.
Рядом с ним шла невысокая женщина с короткой стрижкой. Скользнув по Косте и Ане взглядом, она скрылась в оперблоке. Охранники Сергея привычно и слаженно рассредоточились по коридору, а сам он приблизился к друзьям:
- Анют, все будет хорошо!
- Это и есть твой хирург? – спросил Костя.
- Ты меня слышишь? Все будет хорошо, поверь! – Сергей взял Аню за руку.- Да, это доктор Гричук, мне сказали, она чудеса творит.
Потянулись первые минуты тягостного ожидания. Сжавшись, уйдя в себя, Аня сидела на скамье между Костей и Сергеем. Время остановилось Люди Сапурина в своих стандартных, классических, наверняка казенных, костюмах, неподвижные, безучастные, казались манекенами. Однако, когда на этаж влетели запыхавшиеся Даша и Денис, охранники мгновенно пришли в движение и преградили им путь.
Пока разобрались, что вновь прибывшие молодые люди не представляют опасности для владельца и генерального директора холдинга  «Уральский промышленный альянс», пока Аня утешала дочь, та – маму, а мужчины их обеих, пока обсуждали тему, куда мог подеваться Игорь, пока отправляли одного из ходячих манекенов за кофе, Костю охватило чувство дежавю. Он откуда-то знал, что сейчас скажет ему сын.
- Батя, как дядь Володя? Операцию делают? – спросил его Денис.
- Уже полчаса на столе. Сергей какого-то суперхирурга привез. Пока ничего не ясно. А ты откуда здесь взялся?
- Дашку в ночной клуб водил, Игорь попросил.
- Матери позвонил, что ты здесь?
- Сейчас наберу, а то она меня потеряет. У нее простуда, температура, скажу, чтобы дома сидела, не дергалась.
Ирина действительно не приехала. Не объявилась в больнице и Лана. Где-то ближе к двенадцати нарисовался наконец Гарик, явно нетрезвый. Впрочем, вел он себя адекватно. Когда операция закончилась, и доктор Гричук вышла к ним, младший Ковалев уже окончательно пришел в себя и долго благодарил ее.
Сергей тоже по-своему позже попытался выразить Наталье Михайловне свою признательность. Он предложил доставить всех, кто не оставался в больнице, по домам. В автомобиле Гричук устало закрыла глаза. И стала для Кости, который сидел между ней и  Сапуриным на заднем сидении лимузина, мгновенно какой-то родной и понятной. Ему захотелось прижать эту хрупкую женщину к себе и погладить по голове как ребенка.
Когда машина остановилась перед подъездом дома на Ясной, Сергей протянул доктору плотный конверт:
- Наталья Михайловна, огромное вам спасибо. Надеюсь, вы все сделаете для нашего друга…
Гричук отклонила его руку.
- Сергей Александрович, не надо, я перед вашим другом сама в долгу, - сказала она и выпорхнула из салона автомобиля, – До свидания!
- Мак, ты что-нибудь понял? Про какой долг она говорила? – спросил Сергей у Кости, неожиданно назвав друга старым студенческим прозвищем.
- Не фига не понял. Просто не захотела деньги брать.
- Ничего, никуда не денется, все равно возьмет. Тебя куда везти, ты где сейчас живешь?... Я ведь не знаю.
- На Саввы Белых, недалеко от «Дирижабля».
- Мне сказали, с какой-то малолеткой живешь…
- Врут.
- Ладно, не хочешь – не говори. Костя, слушай, я сегодня никакой - с Володькой эта хрень, и день был трудный… Давай встретимся в понедельник, сегодня уже правда не могу, все расписано. Посидим в кабаке, разберемся, чем я перед тобой виноват. Ну, сколько можно так бегать от меня. Мы же друзья…  Я наберу тебя в понедельник утром, телефон теперь знаю. Идет?
- Ладно, звони.
Костя ругал себя последними словами, когда вышел из машины и поднимался по лестнице: опять проявил мягкотелость, согласился встретиться, а надо было твердо отказаться, впрочем, еще не поздно.
И вот теперь он пил на кухне горький чай и вспоминал, в чем перед ним виноват Сергей. И в чем его жена, Лана Сапурина – самая большая стерва, которую Костя знал в своей жизни…