Задержанный умолк. Капитан молчал, пытаясь осмыслить услышанную фразу. Зачем-то выдвинул ящик стола, кинул внутрь рассеянный взгляд, снова его задвинул. Громко зевнул, нисколько не стесняясь мужчины, сидящего на стуле, в паре метров от стола, и, подперев лицо руками, неожиданно улыбнувшись, спросил:

- Ну-ну. Тебе больше нечего сказать?

- А что я могу ещё добавить?

- Значит, ничего новенького, не слишком смешного, я больше не услышу? Ты, прежде чем ответить, подумай хорошо.

- Хоть думай, хоть не думай – я всё сказал, - Тарас посмотрел в глаза капитану, вздохнул, удивляясь чужой тупости, или нежеланию капитана поверить ему.

- Так и запишем: проигнорировал мои вопросы, т. е. промолчал по причине своей культурности. Так?

- Да. Если вас устроит такая формулировка.

- Добро. Сержант Кухаренко! - позвал капитан. Дверные петли скрипнули жалобной мелодией, словно предвещая о начале следующего акта трагикомедии.

Тарас автоматически повернул голову на звук открываемой двери. Сержант, огромного сложения, остановившийся на пороге, казалось, завис над комнатой.

- Вот бы нам такого в лаву на молоток, - скользнула глупая мысль у задержанного, и быстро уступила место новому ощущению. Хотя страха не было, но тяжёлое предчувствие, чего-то страшного, начало сжимать ему сердце. - Не нужно бояться! Не нужно бояться! - Пытался внушить ему внутренний голос. - Просто нереальное стало явью.

Кухаренко смотрел поверх Тараса на своего начальника. Капитан удивленно сдвинул брови и приподнял немного голову, намереваясь, что-то спросить у допрашиваемого человека, но в последний миг только недовольно покачал головой, смотря в упор на Тараса. Сержант оглянулся в коридор, и, в свою очередь, кивнул, подавая некий знак, будто кого-то приглашал подойти к себе. За его спиной появились ещё два стража правопорядка. Сержант вошёл, вернее, ввалился глыбой в комнату, за ним второй милиционер, третий. Одновременно с захлопнувшейся дверью погас свет; лишь незамеченный до этого момента маленький светильник, висящий на стене, давал возможность различать в темноте человеческие силуэты.

- Вот хорошо – выбило электроэнергию, - облегчённо вздохнул про себя Тарас, и, благодаря наступившей темноте, ухмылка смогла пробежать по его лицу. - Капитан перестанет на мозги капать. Фома неверующий. Стоп! А светильник…

- Последний раз спрашиваю: назови свою фамилию, - странной вкрадчивой интонацией прозвучал голос капитана в комнате, наполненной тяжёлым мужским дыханием.

- Да сколько можно – об одном и том же? По паспорту – Шевченко, а звать – Тарас Григорьевич.

За спиной ударил раскат грома – такое впечатление создалось у него от раздавшегося смеха милиционеров, стоящих сзади.

- Что ж – классик, так классик. Ты сам подражаешь его судьбе, товарищ Шевченко…

Резкий удар по правому боку заставил Тараса, вместе со стулом, неуклюже рухнуть на пол. Тупая боль пронзила область нижнего ребра, на мгновение задержалась где-то внутри, затем отдалась в мозге, и ушла в район копчика. Не ожидавший такого поворота событий, Тарас хотел крикнуть: «Что ж вы делаете?!», но точно такой же удар пришёлся по второму боку, и вопрос умер, растворяясь в нарастающей боли от посыпавшихся на него града ударов. Он успел только закрыть лицо руками, и свернуться калачиком…

Следует напомнить: в подобном амплуа, это был его первый визит в данное заведение. Шахтёры – народ не святой, поэтому кто попадал в схожие истории – делился новыми впечатлениями, чтобы другие учились на их ошибках. Тарас никогда не злословил над ними, но иногда с высоты своего житейского опыта, мог позволить лишь слегка пошутить, напоминая о человеческих возможностях, упоминаемых в местном фольклоре: «Не можешь пить – … через тряпочку». Прошедшие через этот круг ада, долго жаловались на боли «где-то внутри», хотя они никогда не могли предъявить претензии – следов-то не было. По этому поводу, уже, сколько лет бытует шутливое суждение, что задержанных хулиганов и, как любителей, так и профессионалов, пытающихся побороться с водочкой, обрабатывает валенок со старинным чугунным утюгом внутри, от того на их телах не остаётся следов побоев. Услышав, в очередной раз, эту версию, Тарас мог позволить себе лишь осклабиться, представляя человека в милицейской форме огуливающего очередную жертву валенком сорок пятого размера.

- Хватит, - раздалась спасительная команда из уст капитана.

- Опять стул оторвался, - с ноткой сожаления произнёс сержант. - Свет включить?

Тарас уяснил – попал под раздачу, не совсем, правда, понимая за какие заслуги. Сильные руки подняли его с пола, и заботливо усадили на заранее поставленный стул.

- Обожди, Кухаренко, - и, тут же, скороговоркой снова задал Тарасу вопрос. – Вспомнил свою фамилию?

- Шевченко Тарас Григорьевич.

- Твоё право.

- Что же вы… делаете, гестаповцы?

Последние слова Тарас сумел еле выговорить, но они уже утонули в звуках от частых ударов по человеческому телу.

- Достаточно, - скомандовал офицер, - и свет зажгите.

Процесс усаживания на стул повторился. Что-то щелкнуло за спиной, и Тарас инстинктивно прижал локти к бокам и открыл глаза – яркий свет резко хлестнул, заставив на мгновение зажмуриться.

- Фамилия?

Шевченко сидел, покачиваясь, и смотрел перед собой невидящими глазами. От боли, пронизывающей каждую клеточку тела, ему показалось – он начал терять сознание; и, в самом деле, окончательно пришёл в себя, когда чужие руки заботливо поймали его, заваливающегося на правый бок.

- Дайте ему воды.

Тарас взял из рук Кухаренко стакан воды, отхлебнул сначала с жадностью большой глоток, затем стал пить маленькими глотками, пытаясь унять мелкую дрожь.

- Ещё можно водички, - спросил Тарас, не узнавая свой голос.

- Перебьёшься, - Кухаренко забрал стакан и поставил его на столик, стоящий в углу комнаты.

- Хорошо, что не расслышали последние слова о гестаповцах, - подумал Тарас.

Капитан закурил, глубоко затянулся:

- Что же нам с тобой делать, уважаемый Тарас Григорьевич, - подвинул пачку сигарет к краю стола. - Закуривай.

- Я не курю.

- Писателям вредно, - ехидно заметил, стоявший сзади, милиционер, - мысли задохнутся.

Капитан улыбнулся.

- Очевидно, не доходит, что идиотская выходка с Шевченко, лишь осложняет твою дальнейшую жизнь. Вместо честно заработанных пятнадцати суток, ты, алкоголик, получишь не менее трёх лет. Я позабочусь об этом, ради того, чтобы нам не казаться такими глупыми, какими ты нас представляешь. В будущем именно так и разовьются события, можешь даже не сомневаться.

- Я и не собираюсь думать иначе, - согласился Тарас, прикладывая руку к правому боку, и пытаясь, таким образом, приглушить, рвущуюся наружу, боль.

- Приплюсуем ещё сопротивление при задержании. Кухаренко, покажи…

Сержант закатил левый рукав кителя, расстегнул пуговицу на манжете рубашки, и показал ссадину на запястье.

- Вот, товарищ капитан, задержанный, сопротивляясь, ранил меня кирпичом.

Капитан спросил, переводя взгляд на Тараса:

- Надеюсь, ума хватило, чтобы кирпич захватить с собой, в виде вещдока?

У Кухаренко лицо расплылось в улыбке:

- Обижаете, товарищ капитан. Камушек, завернутый в свежую газетку, лежит и ждёт своего часа. Принести?

Тарас ощутил, как леденящий ужас закрадывается в душу. Слушал и, удивляясь, не верил своим ушам – вот так просто можно упрятать человека за решётку. И ведь, главное дело, за что? Только он, со своим напарником по работе, отошёл от пивбара «Рица» на десяток метров – к ним подъехал «воронок», и их, словно безропотных баранов, погрузили в машину. Затем отвезли в местный вытрезвитель, до которого по прямой дороге не более двухсот метров. Нам ли сопротивляться этим «бычарам»? Возможно, капитан, таким образом, намекает на деньги, чтобы я откупился от них, вернее, выкупить обязательное сообщение на шахту о посещении вытрезвителя. Нет, нельзя предлагать. Нужно выжидать.

- Алло! Ты слышишь, о чём я говорю? - капитан постучал зажигалкой о стол.

- Слышу, но я не понимаю, чего вы добиваетесь от меня? Мы с товарищем, после смены, зашли в пивбар, выпили по две кружки пива и пошли на автобус, а ваши люди привезли нас сюда.

- Правильно сделали. Вы, в таком виде, представляете угрозу для нашего общества. Поэтому, на старости лет, вы оба пойдёте по одинаковым статьям.

Слюсаренко! Покажи этому писателю синяк, который тебе поставил его друг по литклубу.

Милиционер сделал шаг вперёд, повернулся к Тарасу.

- Смотри, что тот гад натворил!

Тарас повернул голову, посмотрел вверх – на широком, красном лице, под левым глазом, фиолетовым пятном маячил синяк.

- Виссарион мухи не обидит, не то, чтобы метку в глаз зарядить. Следовательно, его тоже «отделали», - подумал Тарас.

- Фамилия?

- Шевченко Тарас Григорьевич.

- Уже не смешно, - раздался над ухом спокойный голос Кухаренко.

- Действительно. Уже не смешно. То, что вы на шахте душу тешите своими анекдотами – это одно дело. Но здесь ты должен чётко и правдиво отвечать на поставленные вопросы. Сегодня упёртые деды попались: один возомнил себя Белинским Виссарионом Григорьевичем, второй представляется Шевченко, который Тарас Григорьевич. Маньяки какие-то! Или добавить? - капитан спросил угрожающим тоном.

Тарас замотал головой:

- Достаточно. Вполне хватает. На всю оставшуюся жизнь хватит!

- Тогда назови свою настоящую фамилию.

- Шевченко Тарас Григорьевич.

За его спиной раздался возмущённые голоса:

- Довольно с ними возиться, утром обоих отправить на «дурочку»; пусть там докторам голову морочат.

Два Григорьевича под окном пряли поздно вечерком, - попытался съюморить милиционер с подбитым глазом. Стражи порядка во главе с капитаном дружно засмеялись.

- Да, я – Шевченко! А мой напарник – Белинский! И я, и он – носим эти фамилии почти по пятьдесят лет. И наш начальник, давая нам наряд, обращается к нам не иначе, как: Григорьевичи. Не то, что вы – сразу по бокам. А если не верите, позвоните на шахту – там подтвердят. Могли бы и сразу позвонить.

Кухаренко со товарищи переглянулись, затем все трое посмотрели на капитана. Тот вскинул руку, посмотрел который час.

- Уведите, только в другую камеру. Кухаренко, понял?

- Так точно, товарищ капитан!

Проводив взглядом уходящих, капитан ещё раз посмотрел на стрелки часов, незаметно подкравшихся к девяти часам вечера. Зазвонил телефон. Разговаривая по телефону, он не отрывал взгляда от циферблата:

- Да. Да. Хорошо. Сейчас…

Ладно, дедов оставим на завтра, не до них сегодня. Пусть пока отдыхают.

Выходя из комнаты, капитан оглянул её. Глаз задержался на стуле.

- Нужно будет его завтра на своё место определить, а то, действительно, некрасиво получается. Неудобно.

Прошла ночь.

Наступило утро рабочего дня для всех советских людей. Капитан уже находился в своём кабинете.

- Так, десять минут девятого. Наверное, девочки губки накрасили, приготовились работать, усевшись на своих рабочих местах. Пора звонить в отдел кадров шахты – дедов проверить.

- Здравствуйте! Это вас беспокоит капитан… На вашей шахте, работают: Шевченко Тарас Григорьевич, табельный номер… и Белинский Виссарион Григорьевич, табельный номер?..

- Минутку, а что они к вам попали?

- Нет. Простая формальность.

- Это наши рабочие. Участок № 45, начальник Карелов Э. П., телефон нарядной участка…

- Спасибо, - капитан положил трубку. - Ну, пеньки старые! Ну, в следующий раз…

Немного отведя душу из-за промашки, посетовал, затем улыбнувшись, пробормотал:

- И на старуху бывает поруха, - затем позвонил на пост. - Дежурный, вчерашних классиков – ко мне по очереди.

Возле двери камеры зазвенели ключи. Два раза лязгнул замок, резким звуком ударил засов, и тяжёлая металлическая дверь отворилась с таким страшным скрипом, что можно было, смело утверждать – петли, со дня постройки здания, специально не смазывали для усиления угнетающего эффекта. В светлом проёме двери возник сержант, и, с наигранной весёлостью, скороговоркой произнёс:

- Ну, что, хулиганы, тунеядцы, алкоголики, отдыхаете? Вчерашний Шевченко на выход, - чуть помедлив, добавил. - С вещами.

По лицам задержанных пробежала грустная улыбка. Тарас, не торопясь, вышел из камеры. Лицом к стене встал на место, молча указанное милиционером. Не поворачиваясь к охраннику, он тихо спросил, не особо надеясь на ответ:

- А почему вчерашний?

- Потому что позавчера привезли тоже Шевченко Тараса Григорьевича. Документов у него нет, говорит, мол, временно безработный. Разве с сокамерниками не познакомился? Развелось вас, словно… Давай, - он слегка толкнул в спину Тараса. - Становись на путь домой.

Вскоре они подошли ко вчерашнему пыточному кабинету. Дверь открылась, и оттуда, наперегонки с запахом кофе и табака, стремительно вышел Белинский, подмигнул Тарасу:

- Я подожду на улице.

- Разговорчики! - прикрикнул конвоир. Открыл дверь. - Можно, товарищ капитан?

- Заводи.

- Доброе утро, гражданин капитан.

Капитан недобро усмехнулся.

- Для кого – доброе, а для кого – не очень. Я смотрю – быстро освоился, и отдохнуть успел наш Тарас Григорьевич?

- Не жалуюсь на сон.

- Это хорошо, когда в здоровом теле – здоровый дух.

Я скажу вам, Тарас Григорьевич, больше, чем может сказать на моём месте любой офицер милиции. В данном случае поведение милиции зависело от того, как именно поведёт себя задержанный, т. е. вы. Своим нежеланием сотрудничать с нами, вы спровоцировали нас на неадекватные действия. Только поэтому мы отпускаем вас. Стоит заметить – вас, обоих, из уважения к вашим годам, не купали, хотя это является нарушением содержания в вытрезвителе задержанных, в нетрезвом состоянии, лиц.

Получите личные вещи, проверьте – всё ли в наличии.

- Да какие там вещи, с работы – на работу, - пробормотал Тарас, рассовывая по карманам обиходные мелочи мужского туалета.

- Распишитесь здесь, и вот здесь. Ну, вот и хорошо. И запомните на будущее – обычно случаи, произошедшие, в этих стенах, вчера с вами, всегда зависят от конкретных ситуаций.

Старайтесь теперь больше не появляться в нетрезвом виде в общественных местах. Индульгенции мы вам, естественно, не выписываем. Следующий раз получите пятнадцать суток с обязательными работами по уборке общественных территорий…

Тарас закрыл за собою дверь вытрезвителя; в стороне от крыльца стоял Виссарион, ожидавший его. Неожиданно мир предстал совершенно другим. Шевченко глянул на улыбающееся солнце, на огромные зелёные шары раскидистых тополей, пытавшихся утопить в своей тени здание, предназначенное для перевоспитания взрослых людей, и ему показалось, что вчера он прожил совершенно чужую жизнь. Полной грудью вдохнул свежего воздуха, и моментально, в обоих боках, отдалась боль, заработанная двумя кружками пива и славным именем однофамильца.

- Ну, что ждёшь? Никак заведение понравилось – не можешь расстаться? - с улыбкой спросил Белинский. - Может быть, Пантелеевича на шахте ещё застанем. Давай быстрее, классик!

- Это ты – горе-классик, а я – великий поэт! - гордо выпрямив голову, ответил Тарас, сходя с нижней ступеньки. - Моя жизнь целиком и полностью принадлежит, - не договорив фразы, тут же, слегка склонившись в одну сторону, он схватился рукой за левый бок.

- Это точно! - поддакнул Белинский. Бегло оглянувшись по сторонам, он направился к другу, но, споткнувшись о маленький камушек, достаточно громко выругался; повторил манёвр Тараса, но в противоположную сторону, приложив руку к правому боку. - Я ударил ефрейтора в левый глаз. Видел? А ты, что-то необычное сотворил?

- Да, мне очень тонко намекнули, что я – редкостная сволочь; ведь руку поднял на самого Кухаренко.

- Ну, ты и отважный? - удивился Виссарион. - И вообще я давно хотел сказать: нехороший ты, человек. Они – правы.

Напарники рассмеялись, пожали руки, здороваясь; пошли в сторону шахты; время от времени, вспоминая того, кого следует, при этом автоматически хватаясь за места, где недавно прошёлся «милицейский валенок»…

Примечание:

* Реальный случай, произошедший в семидесятых годах с людьми, которых знал автор.

19.01.2009