На книжных полках, в картонных рамках стояли рисованные портреты, на стенах висели полиграфические репродукции; рядом с зеркалом прикреплён большой, красочный календарь, десятилетней давности, тронутый уже временем и солнцем; на тумбочке, вблизи кровати, стоял небольшой бюстик. В уютной спальне нашлось место почти двум десяткам изображений одного человека. Ещё в этой комнате существовала одна святыня – в древний оклад была вставлена довольно старая, писанная маслом, небольшая картинка всё того же персонажа. Эта своеобразная иконка доставалась лишь два раза в год. Хранилась она в коробке из-под гравюры на металле, тоже нашедшей своё место в коллекции.

В изголовье, прикрепленная прямо на ковер, касаясь подушки, висела в рамочке большая фотография двухлетней давности. Внешнее сходство мужчины на фотографии было поразительно со всей этой «картинной галереей». Здесь даже больше чем сходство – для непосвященных, вся эта «живопись» и фотография принадлежали одному человеку. Это был великий М. А. Булгаков.

В каком бы расположении духа не просыпалась хозяйка этой спальни, она всегда ложилась лицом к фотографии, потом, открывая глаза, целовала её со словами: «Здравствуй мой любимый! Здравствуй Вадик! Ах, бедный мой друг, если б мои слова могли коснуться твоего слуха». Затем следовало продолжение утреннего ритуала – она поворачивалась на спину, или на другой бок, чтобы из любого положения на кровати можно было увидеть изображение её кумира: «Доброе утро, мой Булгаков! Доброе утро, Михаил Афанасьевич!».

Каждое утро женщина чувствовала, как, с этих неживых картинок, великий классик, возведённый ею в ранг божества, воздействует на её мысли и чувства.

Уже в течение нескольких лет, Таня обходилась по утрам без будильника. Вот и сегодня, проснувшись, гораздо раньше обычного, после проделанной ритуальной церемонии, она, тридцатилетняя, симпатичная, полная сил и энергии, лежала, нежась в ожидании звонка будильника. Прозвенит тихая трель соловья, оповещая двухкомнатную квартиру о наступлении нового рабочего дня. И двадцать восьмое апреля войдёт в обычное русло – она подойдёт к своему островку счастья, полюбуется им с минуту, и только потом разбудит десятилетнего Мишеньку, своего вихрастого голубоглазого красавца.

Скоро наступит праздник,  который они уже пять лет встречают вдвоём.

Отчего вдвоём?

Потому, что мужу надоели эти «холсты», как он ехидно выразился, хотя их тогда было в три раза меньше, чем сейчас. Она по крупицам собрала творческое наследие, многие пьесы знала практически наизусть. Перечитывала десятки раз его произведения. Но однажды, не следовало ей вспоминать домкомовцев (Швондера со своей командой) после того, как муж, неудачно забивая гвоздь, прибил палец молотком. Вопя от боли, он собрал вещи в чемодан и ушел к своей маме, напоследок обозвав её «булгаковской нимфоманкой». Впоследствии никто не смог пересилить себя, сделав первый шаг навстречу, или – к официальному разводу, так они и живут поныне врозь. Татьяна не чувствовала себя брошенной, не «рвала волосы на голове».

Сейчас у нее было еще пять минут, а дальше распорядок дня твёрдо займёт своё место. Она проводит Мишеньку в школу, ощутит нектар невинности детского поцелуя на своей щеке: «Возвращайся, мамочка, скорее с работы!». А сама пойдёт тянуть лямку в новой должности старшего инспектора пожарной охраны района.

За две недели Татьяна Владимировна Торошина полностью освоилась с новой должностью. Теперь она – не помощница, никто не ткнет ей пальцем в кучи промасленного тряпья, не заставляет пересчитывать огнетушители с фантастической скоростью, чтобы одна нога была здесь, а вторая – там. Дело знакомое, но просто у неё уже сейчас было право выбора, не так, как в старой роли: «Таня, поедешь туда-то. Таня, сделаешь то-то».

Ныне она едет, куда хочет, а главное, сегодня подошло время проверки состояния противопожарного оборудования на шахтном лесном складе, где начальником работал человек, фотографию которого каждое утро целовала. Два с лишним года тому назад, она впервые увидела его во время проверки на объекте, и до последней минуты, Татьяна ходила за своей начальницей по лесному складу, ничего не соображая. Появление «ожившего» кумира подействовало на неё, словно наркотик. Схожесть была идеальной.

- Интересно, знает ли он о своем фантастическом сходстве с великим классиком? - два с половиной года её мучит этот, казалось, элементарный вопрос. - Возможно, сегодня  я смогу спросить его об этом?

Вадим Аркадьевич был старше Торошиной на десять лет. Она про него знала практически всё: знак зодиака, дату рождения, привычки, марку любимых сигарет. Из газетных гороскопов черпала сведения – не грозит ли виртуальная опасность ее обожаемому человеку (словно Татьяна смогла бы изменить сложившуюся ситуацию). Глубокой ночью она сняла его фотографию с доски Почета, мотивируя, мол, ничего страшного – мне нужнее. Позже из своего поступка сделала своеобразный вывод: «Мне можно было бы во внешней разведке работать».

Малейшая информация, косвенно касавшаяся Вадима, откладывалась в её голове. Правда, при встречах на работе, он всегда держался официально.

- Даже если встречал мой взгляд – просто не обращал внимания, сухарь чёртов. Хоть бы раз глянул, как мужчина, а не управленец, которому надоели бесчисленные проверки.

Игорь, сын Вадима, был одногодком Миши. Часто вечерами, сидя у кровати сына, она ловила себя на мысли: «Почему наши дороги не пересеклись одиннадцать лет тому назад? Почему природа так жестоко распорядилась моей судьбой?».

Татьяна жила без какой-либо надежды, просто завидовала лёгкой завистью Оксане, жене Вадима, что той достался такой добропорядочный муж. Ни проклинала, не ходила по «бабкам», совесть ни в чем не могла её упрекнуть. Она терпеливо несла свой крест. Иногда по ночам, этот крест необыкновенно тяжелым грузом вдавливал в пустую постель, лишая возможности пошевелиться и подумать о чём-либо другом.

Всего три недели прошло с того момента, когда единственный раз, за все годы, Татьяне захотелось, из-за обострившегося чувства одиночества, бросить всё и уехать. «Куда? А Миша?», - и  мысли о сыне накатывались отрезвляющими волнами прибоя на ее, уже кажущиеся непутёвыми, желания.

Природа слишком щедро поступила по отношению к нам. Женщине достался изумительный дар – всю жизнь окружать своих детей материнской любовью, особенно последнего, или единственного. Какие только жертвы не приносятся ради этого чувства! Но придёт время – детское сердце огрубеет, и бесконечно прекрасная любовь  уведет его за руку из материнского дома. А потом…

- Миша, Мишенька. Мой ангел, когда тебя украдут у меня – новое испытание материнской любви ляжет тяжелым бременем на мои плечи. Избранница будет лучше? А вдруг хуже меня? И если так, что тогда будет с моим сердцем? Как оно перенесёт мучительную разлуку?

Таня повернула голову к портрету, закрыла глаза, мечтательно вытянула тело в струнку. Уже и сердце успокоилось, но каждая клеточка её тела застыла в ожидании. Не мозг – тело жило в предвкушении встречи: «Надо полагать, я сегодня сумею побороть свою проклятую робость?» - и перед глазами начало мелькать лицо классика, словно кадры киноленты.

- Вчера я сказала себе: «Долгожданный момент жизни наступит завтра».

Завтра наступило. Чем ты обрадуешь меня, сегодня? Скажу ли я новому дню: спасибо? И повторю ли я это слово благодарности завтра? Всего лишь через пару часов, я буду разговаривать со своей мечтой, которая раньше даже не смотрела в мою сторону. Сегодня попрошу у него авторучку для подписи акта, и постараюсь затем повесить ее рядом с фотографией.

Татьяна всегда набивалась в комиссию на этот склад (будь он трижды проклят), чтобы постоять рядом с живым воплощением писателя. «Неужели он никогда не читал Булгакова? - она часто задавала интригующий вопрос, разговаривая сама с собой. - Если читал, должен был увидеть фотографию, сравнить себя с ним. Ему бы в любой театр в Москве зайти – сразу и роль, и контракт. Великим актером мог бы стать, благодаря одной только внешности».

Два с половиной года старалась быть у него на виду, закрывая глаза на просроченные огнетушители, мелкие огрехи, лишь бы он, лишь бы…

Два с половиной года сомнительного счастья…

Таня в последний раз нежненько так потянулась, затем несколько раз ласково провела кончиками пальцев по телу: «Эх, Вадик, Вадик, слепой лесовичок-боровичок! Ничего, я тебе сегодня глазоньки открою».

Ровно в девять утра, Татьяна со своей помощницей была в конторе лесного склада. Обещанную автомашину ждать не стали, а поехали общественным транспортом. Такое отклонение от общепринятых правил в их учреждении, сильно удивило её помощницу – молоденькую Зиночку. Наверное, за всю историю инспекции, они в первый раз отправлялись подобным образом на объект. Машину нужно было ждать полтора часа, нашей же героине это время сейчас стоило бы нескольких лет жизни. Игнорируя недоумённые взгляды своей помощницы, инспектор стояла перед кабинетом, забыв про все дела, не в силах войти – миг слабости овладел ею. Внезапно щеки зарумянились, глаза заблестели, лицо расцвело, невольная дрожь, охватившая тело – всё говорило о счастье увидеть живого…

О, если бы сейчас она могла выпустить наружу всю энергию чувств, обуревавших влюбленную женскую душу!

Люди, если бы вы только могли знать!..

Энергии этих чувств, хватило бы «снести» с лица земли весь этот склад с его зданиями и штабелями!

Трижды перекрестившись, чем несказанно удивила начавшую волноваться Зину, Татьяна осторожно постучала согнутым пальчиком в дверь кабинета любимого мужлана.

- Да-да, войдите.

Первое, что кинулось в глаза  в этом небольшом кабинете – на столе, среди кип бумаг лежала коробка конфет «Аркадия».

- Здравствуйте, Вадим Аркадьевич, - еле смогла произнести наша героиня. Десятки раз Таня представляла эту встречу, но к ней никогда, даже исподтишка не закрадывалась мысль, что только начало их общения будет стоить ей таких нелегких сил – ноги стали ватными, дышать трудно.

- Здравствуйте! - вторила ей Зина, с большим удивлением заметив высоко поднимающуюся грудь своей начальницы.

- Здравствуйте, барышни! Вы, по какому вопросу?

- Ты – не лесовик! И даже не чурбак! Ты – чудовище! - в голове Татьяны была полная растерянность. - Чувства растоптаны, утоплены в водоеме за конторой. Очень спокойно взял, повесил камень на мою шею, и так же безмятежно кинул обладательницу очаровательной шейки в этот зловонный пруд, где он разводит рыбу для своих оргий; затем повернулся и ушел, даже не оглянувшись на волны, сомкнувшиеся надо мною...

Здравствуйте, барышни! Классик? Убийца! Потомок Чингисхана – вот ты кто! Он не узнал меня, или издевается над моими чувствами? Нет-нет, я несправедливо нападаю на него – он же не знает, что я его люблю. Я слаба. Я очень слабая и беззащитная женщина. Я неспособна справиться со своими желаниями, хотя сильна своей любовью. Нет, что я говорю? Я не имею такого права. А он, он… Неужели за это время не смог прочитать моего взгляда? Мальчик мой близорукий, - и уже на пике своего волнения громко вздохнула. - Ох-х!

- Вам плохо? Водички дать? - хозяин кабинета вскочил со стула. Он не ожидал такого поворота событий. Сейчас к нему должна приехать инспекция. По такому случаю, с начала рабочего дня, шлагбаум держат открытым. «Только этого еще и не хватало, чтобы незнакомка потеряла сознание, - подумал он. - Хотя эту, старшую, симпатичную, я определенно где-то видел, и, кажется, не один раз. Но где?».

- Спасибо! Но, может быть, сначала вы пригласите нас присесть?

- Да-да, разумеется! - засуетился, подвигая стулья, покрасневший Вадим Аркадьевич. - Так чем я обязан, визиту столь прекрасных дам?

Татьяна, нахмурив брови, достала из сумочки удостоверение и протянула Вадиму, занявшему свое место. Глянув с досадой на знакомое, но совершенно новое удостоверение, он удивленно вскинул брови, покачал головой – теперь понятно, где её видел:

- А…

- Анна Сергеевна ушла на заслуженный отдых, а со мной – Зина. Зинаида Павловна, моя помощница, между прочим, несмотря на свою молодость, очень опытный работник.

- Мы же не знали про Анну Сергеевну. Нужно было бы поздравить, конечно, да… Всю жизнь на боевом посту, - начальник неожиданно слегка расстроился из-за визита этих двух милых существ, явно не вписывавшихся в сценарий сегодняшнего дня.

- У вас, мужчин, всегда так: когда «жареный петух» клюнет, лишь тогда вы начинаете шевелиться, - Татьяна уже оправилась от шока и начинала потихоньку нападать на Вадима, с целью отомстить за свой внутренний позор, но только, чтобы никто ни о чём не догадался.

- Может, чайку? Кофейку? Конфетки  «Аркадия» – угощайтесь. Покойная Анна Сергеевна их очень уважала. Ой, простите! Наша Анна Сергеевна, дай Бог ей здоровья, очень любила, - было видно, что Вадим Аркадьевич окончательно растерялся, отчебучив такое про живого человека. - Берите, берите, пожалуйста! Не стесняйтесь.

Инспектор первая нарушила установившееся неловкое молчание:

- Вадим Аркадьевич, будьте любезны – уберите конфеты со стола. Ненароком кто-нибудь заглянет – подумает: вы нам взятку предлагаете. Как нам потом от такого пятна отмыться? Из-за вас тогда нам будет стыдно людям в глаза смотреть. А вы, такой  галантный, на артиста похож.

Не давая опомниться хозяину кабинета, хотевшему возразить ей, добавила уже официальным тоном:

- Мы пришли сюда не чаи гонять, а исполнить профессиональный долг. Вам же не стоит забывать об этом, - и мечтательно подумала. - Зинку отправить бы на улицу – огнетушители проверять, самой усесться рядом на стул, или, - тут она тихо вздохнула. - На колени к нему усесться, обнять за шею, прильнуть и прошептать: сокровище моё, награда моя… А честь? Но я же…

Наш начальник, без вины виноватый, от стыда готов был провалиться куда угодно. Было бы за что. А всё из-за своего самого человечного недостатка: он робел, теряясь перед чужой наглостью. Одним словом, становился мальчиком-несмышленышем. Ну, допустим, – не совсем мальчиком, но чтобы вновь обрести себя, для этого требовалось некоторое время. Сейчас же, первый раз в жизни, испытывая вдобавок унижение, он вдруг почувствовал себя «мальчиком для битья».

- Как хорошо было сотрудничать с Анной Сергеевной. Подписывала всегда без проверок, зная, – в моём хозяйстве всегда порядок, иначе и быть не может. Конфеты за два рубля – взятка? Не в тайге живём. Даже не презент. Элементарный знак уважения за то, что моё время сберегла. Из уважения к её годам, царствие ей… Тьфу ты! Ну, молодежь довела до ручки. Опять прости!..

Главная и единственная цель у новенькой – необходимо закрепиться в новой должности, поэтому дура начнёт свой нос в каждую щель совать. Конечно, я прав. Пожалуйста, вот она сидит – выпендривается. В её позе, нотках голоса – чувствуется – инспекторша уже осознала силу своего удостоверения. Вон как раздувает ноздри от торжества  удовлетворённого самолюбия. Зовёт на баррикады женская душа. Жаждет «войны и крови» французская революция… Хотя по выражению личика, не скажешь, что она – дура. Волосы красивые – густые и длинные, даже грудь закрывают. Интересно – локоны у неё, или завивка? По возрасту – дети должны быть, но в осанке больше девичьего, ухожена очень, молодец. Но всё равно, наверное, зануда. Первомай на носу, - после мысли о празднике, в горле запершило, и Вадим откашлялся вслух. - Гм!

- Что с вами, Вадим Аркадьевич? То плюётесь, то кашляете, может быть, водички налить? - с еле уловимой ехидцей спросила Таня.

Тяжело вздохнув, начальник поднялся со стула, швырнул в сердцах злополучную «Аркадию», не дождавшуюся Анны Сергеевны, в открытый сейф. Достал из стола новую пачку сигарет:

- Пойдёмте, проверяйте – как мы здесь живем на отшибе. Приходится подчиняться вашему желанию – одним выстрелом убить своё и моё время.

- Наконец, я тебя достала, мечта моя, голубь ненаглядный, - прошелестело радостно на сердце у строгого пожарника.

Аркадьевич открыл дверь, пропуская, вперед женщин. Выйдя следом, он остановился рядом с Татьяной Владимировной. Внезапный порыв ветра буквально швырнул Танины волосы в лицо Вадиму. «Потерпевший» смущённо отодвинулся от неё на шаг в сторону.

- Что, Вадим Аркадьевич, током бьётся? - и, не дождавшись ответа, она продолжила. - Вы только посмотрите – какая хорошая погода, как радостно солнце нам светит, и день только начался. Вы дома книжки читаете?

- Откуда начинать будете?

Зина, с готовностью выполнить любой приказ, посмотрела на свою начальницу. У неё это тоже был первый выход, так сказать, в новой должности. И ей не терпелось ринуться в бой, доказать, что они, носящие форму пожарников, не лыком шиты. А с этими шахтерами, нужно ухо держать востро, тем более на фоне недавних событий, потрясших область – это когда у нас сгорело здание районной пожарной команды.

Не обращая внимания на боевой настрой своей помощницы, Таня обратилась к Вадиму Аркадьевичу:

- Раньше тут почти всегда был порядок. В боксе, в левом углу – вечная куча промасленных тряпок?

- Давно убрали, - угрюмо ответил наш «слепец».

- На втором и третьем пожарных щитах, у вас в прошлом месяце висели просроченные огнетушители. Что на это ответите?

- Вчера получили, и сразу заменили.

- Да-а?! Право, не ожидала. Молодцы! Насколько я знаю этот участок, - на слове «я», наша героиня сделала ударение, - тогда нам  делать здесь уже нечего.

Вадим Аркадьевич облегчённо вздохнул, на лице появилась оттепель:

- Вот видите, Татьяна Владимировна, а вы не испытываете доверия к нашей стопроцентной готовности встретить любой шквал огненной стихии.

- Мы в этом никогда не сомневались, но вы ведь знаете порядок – он и в Африке порядок, - обратилась Торошина к совсем успокоившемуся Вадиму Аркадьевичу.

- Да, я вас прекрасно понимаю, дорогие инспектора, у каждого своя работа, но вместе мы делаем одно общее дело. Я просто немного переволновался. Сегодня-завтра леса понадобится шахте почти в два раза больше, как всегда перед праздником. А тут неожиданно появились новые красивые лица – я и растерялся, - с души Вадима камень упал, и он, окончательно успокоился.

Так они не торопясь, шли по плацу, перекидываясь ничего не значащими фразами, пока не подошли к пожарному щиту, расположенному у въезда.

Вадим Аркадьевич и Зина, равнодушно скользнули глазами по щиту и развернулись; но у Татьяны радостно защемило в груди от единственного взгляда на него: «Это моё счастье сегодня мне улыбнулось. Я смогу быть с ним ещё два часа, не меньше».

- Ну и бардак у вас, Вадим Аркадьевич! Хотели нам голову заморочить? Не выйдет! Думаете – если девушки молодые, так вам и номер пройдет. Зина, доставай бумагу. Так. Пиши.

- Постойте, постойте! Не понял, как это: пиши? Согласно инструкции, здесь всё на своих местах: лопата, багор, топор, ведро, лом, два огнетушителя, бочка с водой и ящик с песком, - взволнованно заговорил обвиняемый.

- А вот вы сейчас узнаете настоящую инструкцию. Зинаида Павловна, пишите. На пожарном щите № 1 обнаружены следующие нарушения. Написала? Молодец! К нарушениям добавь – злостные, - Татьяна Владимировна посмотрела на Вадима таким взглядом, что даже помощница, отметила про себя: «Что-то тут не так!». - Продолжаем, Зиночка, фиксировать злоупотребления нашим доверием.

Пункт № 1. Лопата закреплена не под тем углом.

Пункт № 2. Угол заточки лопаты неправильный. Этими двумя пунктами даже не мы должны заниматься, а «Охрана труда». Здесь, налицо явная будущая опасность производственного травматизма. Вадим Аркадьевич, никому не дано право, вы слышите? Никому не дано право нарушать правила, которые вырабатывались десятилетиями. Святая святых! А вы тут бардак развели. Почему вы на нас так удивленно смотрите? Мы вам понравились? Так мы не на смотрины пришли! Я не только отрабатываю свой оклад, но мне, как женщине, и как матери, больно смотреть на то, с какой халатностью вы здесь относитесь к защите, в первую очередь, здоровья своих работниц, и только потом уже – материальных ценностей от пожара.

После короткой паузы, на вопрос: «Вы журнал «Пожарное дело» выписываете?» - оторопевший от внезапной атаки, Вадим Аркадьевич безвольно ответил: «Нет».

- Не хотите ли подписаться?

- Хорошо, Татьяна Владимировна, - и про себя подумал. - Вот Бог «изюминку» послал. Выступить? Пломбы поставит – пропадет шахта без леса. Хана наступит моему Первомаю. Ну, была бы в возрасте – тогда можно списать на старческий психоз. А так, в джинсиках, и фигурка – не у каждой такая, - он в раздумье уставился на её талию…

К действительности его вернул голос инспекторши:

- Вы что – нас игнорируете? Не хотите слушать?

- Я извиняюсь, просто задумался.

- Вы можете ответить, что такое пожар?

- Да! Это неконтролируемый процесс горения, сопровождающийся уничтожением материальных ценностей и создающий опасность для жизни людей. Девочки, подпишите акт, я больше не буду.

- Зинаида Павловна, ты смотри – мы с ними на «Вы», а они над нами ещё издеваются! Девочек нашёл?! Пиши дальше.

Пункт № 3. Держак с лопатой соединяется не гвоздём, а шурупом.

Хорошо, что вы, Вадим Аркадьевич, не в шахте работаете, а то бы уже и шахту давно спалили.

- Хана Первомаю, - прошептали его губы.

- Вы что – ругаетесь? На инспектора – грязным матом? Боже мой, ни грамма совести! Значит, вокруг живут одни дураки, а Вадим Аркадьевич – один умный. Из-за таких нарушителей, - сделав паузу, она глянула ему прямо в глаза, - бездушных, как вы, в Подмосковье уже целый месяц леса горят. Зиночка, доставай пломбы – сейчас будем опечатывать. Только на одном щите три нарушения. Не позволим нарушать.

У Зины победоносно загорелись глаза.

- Святая правда, Татьяна Владимировна, не позволим!

В растерянности Аркадьевич бессильно оглянулся – хорошо хоть рабочих никого нет поблизости. Слабость в ногах появилась. Он оглянулся – присесть не на что.

- За какие грехи, послано мне это красивое «исчадие ада»? Прав все-таки я оказался – зануда. Интриганка! Бедный у неё муж, вот уж кому медаль дать за терпение, и за каждые последующие пять лет автоматически представлять к награде, - потом уже вслух обратился к Татьяне, выдавив из себя подобие улыбки: - Давайте, пожалуйста, пройдём в кабинет, и там обсудим ваши претензии, я уверен – мы сможем с вами найти общий язык.

- Зинаида Павловна, продолжайте регистрировать нарушения.

Пункт № 4. Держак окрашен не в красный цвет, а – в зеленый.

Всё. Будем пломбировать. С таким отношением к труду, в то время, когда весь наш усталый народ будет отдыхать, вы здесь всё спалите. Ваше счастье, дорогой, что не 37-й год, - строго посмотрела на Вадима, и вставила про себя. - Олух, ну посмотри на меня, как на женщину. Хоть бы раз взглядом меня раздел. Как такого в начальниках держат? - кокетливо поправила локон страсти. - Интересно, для чего существует государственный стандарт? Ну, что будем предпринимать?

Пальчики постукивали по папке, словно по клавишам рояля. Звуки от ухоженных ноготков отдавались в голове Аркадьевича ударами парового молота.

- Почему молчим, Вадим Аркадьевич? Вы хотя бы имеете представление о том, как действует Госстандарт на территории всей страны, и как он утверждается государственными органами власти?

- Через три дня Первомай, и если шахта останется без леса – меня директор убьёт.

- Я от вас не это хотела услышать, - Татьяна достала из своей сумочки небольшую  рулетку, измерила держак. - Зина, пиши.

Пункт № 5. Держак, короче стандартного на 25 сантиметров, что не способствует росту эффективности эксплуатации и ремонта. Не для этого был создан «Институт Стандартизации СЭВ», чтобы кому не лень, могли нарушать действующие стандарты. Это ведь не каждому дано, так умудриться – лопату, простую лопату изуродовать до невозможности!

И запомните, Вадим Аркадьевич, наших пожарников ничем купить нельзя, а за лопату придётся отвечать. Если вы сумели только одной лопатой нарушить пять пунктов, чего же можно ожидать от Вас в преддверии майского праздника? А если пожар? Вадим Аркадьевич, не хотите ли выписать ещё один журнальчик «Стандарты и качество» и к нему приложение «Надежность и контроль качества»?

Аркадьевич, до этого времени, словно пребывающий в летаргическом сне, встрепенулся, подошел к Татьяне, вплотную приблизил к ней свое лицо, с первого взгляда показавшееся безжизненным, лишь одни глаза горели непонятным огнём. Они источали не пламя злости раздражённого человека, скорее – желание загнанного хищника броситься за красные флажки. Затем Аркадьевич сделал шаг в сторону от пожарного щита, проглотил комок в горле, и после глубокого вздоха быстро спросил:

- А журнал «Натали» не хотите ли на финской бумаге, в двух экземплярах? А пожарно-прикладным спортом не желаете заняться? - схватил злополучную, тупую, неправильного цвета лопату, размахнувшись, швырнул её, будто молот. - Напиши один пункт – отсутствует лопата. Всего один.

Развернулся и пошёл прочь со склада, в сторону шахтного АБК, проклиная сегодняшний день и ругая нового инспектора:

- Госты, стандарты! Откуда она взялась, такая начитанная? Ей работать только в гестапо – у неё без пыток все разговорились бы.

Таня стояла и смотрела ему вслед. Со стороны эта «игра» могла бы  показаться чудовищной и унизительной. Но что она может сделать более того, что делала: любила и мучилась? Любила это существо мужского пола. Если бы он только мог видеть её глаза – там была любовь, там была мечта. Коротко вздохнув, вслед ему погрозила пальчиком:

- Вадик, мой Булгаков, всё равно ты будешь моим.

Аркадьевич оглядываясь:

- Мало нервов вымотала, ещё и угрожает, садистка.

Влюбленная инспекторша продолжала шептать:

- Какой мужчина! Какой темперамент! Чурбан неотёсанный, точно чурбан с деревянными глазами, - навернулись слезы. - Сколько я ждала этой встречи, а он во мне, кроме пожарника, не смог различить женщину. Почему я так несчастна? Ничего, дорогой, мы не в тундре живем, спустя месяц я к тебе вновь наведаюсь. А там вскоре и комплексная проверка будет, всё равно ты будешь мой.

Захотелось потянуться и закричать на весь мир: «Милый, я люблю тебя!». Сладкая истома пробежала по телу от предвкушения будущей встречи. Вздрогнув телом, она потом повернулась к Зине.

- Дай чистый бланк, я подпишу, остальное заполнишь сама, как положено. У них – полный порядок. Поеду домой. Не могу здесь находиться. Тяжело мне. И, пожалуйста, Зиночка, принеси лопату. Положи её, окаянную, на место…

Зина обмякла, с лица исчез агрессивный вид, стало хорошо видно – патриотические чувства резко оставили её. Смотря вслед удаляющейся Татьяне Владимировне, она, наконец-то поняла всю комедийность ситуации, и глубину чувств Татьяны к человеку, которого, как ей казалось, они выводили на чистую воду.

- А Вадим Аркадьевич, хорош собой, и, кажется, похож на какого-то артиста. Знает ли этот интересный мужчина, что моя начальница к нему питает? Тоже мне выискалась выдумщица – тяжело ей! Любовь, видите ли, у неё проснулась под сорок лет. Мужика соблазнить не может. Довела Вадима до белого каления из-за какой-то лопаты. Старая вешалка! Любила бы – не ушла. А ведь мне нужно его дождаться – акт отдать.

А если?.. Она же меня убьет! Ну и черт с ней – мазохисткой. Полжизни прожила, а не знает, что мужики живут одними инстинктами. Мы, женщины, должны быть для них загадкой, раскрыть которую они могут только с нашего позволения. Нужно не поддаваться чувству, а просто выбирать, сумев найти и затронуть, самые восприимчивые струны мужского сердца. Через пять минут, если я захочу, её страсть будет моим рабом. Ведь прописная истина: «Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины: он хочет»⁵. Была – не была!

И решительно махнув рукой, Зина, уповая на свою интуицию и небольшой опыт в общении с мужчинами, достала из ридикюля маленькое зеркальце…

В это время Аркадьевич уже стоял в кабинете директора шахты.

- Что с тобой случилось, Вадим, не заболел ли?

- Я в порядке.

- На тебе лица нет, сходи в медпункт.

- Пётр Петрович, новый пожарник хочет склад опломбировать, - через силу Вадим доложил о надвинувшейся «туче».

- Какая причина?

Вадим Аркадьевич вкратце рассказал.

- Одна лопата, и больше нет нарушений? - недоверчиво переспросил директор.

- Петр Петрович, единственная точка на карте страны, где полный порядок – это мой склад!

- «Ку-ку» не сработало – молодые женщины, праздник на носу. Конфеты?..

- Предлагал, - вздохнул Вадим, - и не только.

- Странно, - директор задумчиво посмотрел в раскрытое окно, где во всей своей силе буйствовала весна, затем перевел взгляд на Вадима, переминающегося с ноги на ногу. - Иди, работничек, в свое хозяйство, думай сам, - и уже вслед ему, закрывшему за собою дверь, добавил. - Где только я вас понабирал?

Подходя к складу, до сих пор не нашедший выхода из создавшегося положения, Вадим увидел помощницу сумасшедшего инспектора, водворявшую на место выкинутую им лопату…

03.05.2004