Алексей Кузин

МЕРЕЖНИКОВ

   Стихотворение Николая Яковлевича Мережникова «Из школы» я впервые прочитал в средине 80-х годов ХХ века в его книге – запомнил. Не наизусть, а сюжет – этот эпос.

          Из школы

Ни времени, ни смысла нету
Ходить высматривать сюжеты.
Но здесь, когда ты не у дел,
Когда ты лишь досужий зритель,
Ты даже и не подглядел,
А просто – шел и вдруг – увидел.
Брат и сестра. Сестра и брат
В немолчном воробьином гаме
У окон весовой стоят
С портфелями – из школы прямо! –
В два голоса выводят: – Мама.
Она выходит молча к ним,
Берет их за руки обоих,
И вот они идут – все трое! –
К дощатым вымосткам речным.
И там косынкой голубой
Взмахнувши над степенной Камой,
Ладони выкруглив трубой,
Она выводит то же: – Мама!
И ты глядишь, как все они,
На берег противоположный,
Где гряды, пасеки, плетни,
Дома, посёлок притаёжный…
И замечаешь: вдруг одно
В избе весёлое окно
Распахивается на воду:
И вот уж тёмное пятно
Скользит к реке по огороду.
Ты видишь: в лодку кто-то сел,
Размашистым движеньем вёсел
Реку на две реки разбросил
И между ними полетел.
Ждёт мать, ждут школьники-погодки
И даже берег этот ждёт:
Тот берег с этим свяжет лодка
И переправит их на тот.
И лодка – вот она – борт о борт
Готова с вымостями стать.
Вот школьники стоят в ней оба,
А вместе с ними там же мать.
Качнулась лодка, оседая
В тумане лёгком, как в дыму.
На вёсла села молодая,
А пожилая – на корму.
Когда ж в тот берег ткнулась лодка,
То в отблесках зеркал речных
Сошлись берёзы, как на сходку,
Соседей повстречать своих.
И словно жизнь людей – вся, сразу –
В её подробности любой
В её истоках, скрепах, связях
Сейчас предстала пред тобой.
…Лишь встать, на миг глаза смеживши, –
И всё воротится опять:
Бегут с портфелями детишки,
И, вёсла на плечо сложивши,
За матерью шагает мать.

   С конца 80-х я мог наблюдать литературную деятельность этого человека. Он вёл в то время литературный Клуб имени Пилипенко при газете «На смену!». У клуба к тому времени была 25-летняя славная прерывистая история: несколько раз его разгоняли за крамолу. Мережников вёл занятия, как добрый отец. Участливо слушал. По статусу ему было положено завершать всякий разговор, всякое обсуждение – он и завершал, соединяя сказанное юными в один клубок. Обычно на должностях руководителей литературных клубов числятся краснобаи. А Мережников был немногословен. Роста он невысокого, голос – не громовой. Не как у учителя – а по первому образованию он учитель. Его речь – это взвешенные слова человека, что умеет выслушать других, но имеет и своё мнение о предмете разговора. Наверное, он был тем же наблюдателем, что и в стихотворении, на берегу Камы. И действительно, перед ним вращались юные литераторы – каждый, как новый мир. Я назову, кто бывал за столом, подавал радужные надежды – а кто-то даже их и оправдал: Воротников, Дубичев, Зиниград, Ильенков, Рыжий, Санников, Тхоржевская.
   В 1991 году, после битвы за телецентр в Риге, свердловская власть побоялась пускать поэтов в здание издательства на Тургенева, 13. И Мережников увёл литературный клуб в редакцию журнала «Урал», где он работал заведующим отделом поэзии. Клуб существовал до 1993 года, до момента, когда сами его участники ушли по одному в плаванье по широко разлившимся водам свободной литературы. Руководитель клуба Мережников не был политизирован – не сбил себе литературную группу левых или правых, белых или красных.
   Как можно тогда и теперь видеть в стихах поэта, он в политике был за справедливость. Часть справедливых идей была и у новой, и у старой власти. Мережников ни за кого. У жизни, как у реки, всегда есть левый и правый берега. Человеческая любовь должна их соединять. Как он видел это на Каме.
   Впрочем, нам в то время казалось немного странным, что Николай Яковлевич числится в Союзе российских писателей. В Москве такой союз организовали литераторы демократических взглядов, выйдя из Союза писателей России, где верховодили почвенники да антисемиты. На Урале тоже разделились, хотя в местном СПР явления антисемитизма не было. Образовались два дружественных союза. Получилось, что почвенник Мережников вышел из старого союза и вступил в новый. Наверно, потому, что литераторы нового союза больше сил положили на развенчание мрачных сталинских дел. У Мережникова к карательным органам был свой упрёк. Отца его в 1937 году забрали ни за что – и больше он не вернулся.
   На родине поэта в селе Мосино Пермского края его одноклассница Мария Дмитриевна Белоусова вспоминала, что мальчик Коля Мережников был очень спокойный, умный. Отличник. Газеты стенные рисовал и сочинял. Никто из мальчишек его никогда не обижал. И тем, что отца его забрали как врага народа, никто не попрекал. Подружки у него не было.
   Жили без отца трудно. Корову держать не могли, а без молока – голодно. Война была. В 14-летнем возрасте, после окончания семи классов, Николай уехал в Красноуфимск, в педагогическое училище. От Мосиной на попутной машине к югу 35 километров через Тюш и Сарс – до железнодорожной станции Октябрьская, а там еще 35 километров на поезде на восток до Красноуфимска. До пермского города Кунгур от Мосиной – столько же километров, но Красноуфимск промышленной Свердловской области казался деревенским ближе. Так и Мережников в конце концов из Приуралья ушел по жизненному пути на коренной Урал.
   Еще есть дорога от Мосиной по полям да перелескам на северо-восток до Ключей на Московском тракте – всего 40 верст. Теперь она указана только на карте, а проехать по ней нельзя. Всю её лесовозами в годы перестройки испортили – и оставили. Не нужна стала. Пермская власть держит проезжую дорогу от столицы прямо в юго-восточный край области. А чтобы добраться из Екатеринбурга в Мосину – надо по Московскому тракту доехать до Орды – это до Перми останется 100 километров, а потом возвращаться почти столько же на юго-восток. Здесь-то и видно, что в последние времена области не стали ближе: главы их строят и строят «вертикаль», а до сотрудничества (общего труда) с соседом ни руки, ни мысли не доходят. И человеческие, родственные связи так-то порушатся. Одна культура только и может пермяков с уральцами связать. Мы на родину поэта привезли его новые книги. Хорошие, весомые книги. Пусть гордятся пермяки своим земляком, не потерявшемся на Урале.
   В Мосиной считают, что Мережников в последние годы сюда не приезжал. Родных у него здесь нет, а где была улица с отчим домом – там теперь пустырь да лесопилка. И мы так можем подумать: с чем он приедет? – я такой-сякой, теперь известный поэт. Скромный он был, наш учитель. Но о поездке на родину можно узнать у сыновей Николая Яковлевича. А ещё нужно прочитать стихи. В какой это лес входил поэт в стихотворении «Воздух родины»?

Мне удивляться лес не стал…
Привык к подобным появленьям?
Вот воздух – тот меня обстал
И не скрывает удивленья.

Хвать-хвать за щёки – кто ты есть?
Открыть ли, нет ли мне ворота?
Где были люди – там пустоты.
А ты? Как оказался здесь?

А я ему… Но что ты скажешь,
С повинной голову клоня?
Все изменения пейзажа
Произошли здесь без меня.

И я, конечно, не заполню
Образовавшихся пустот.
Но я здесь жил, и всё я помнил:
Дорогу эту… поворот…

И, как любой, кто шел на встречу
С былым, всё тише я шагал.
И воздух вешний обнимал
Меня всё явственней за плечи.
 

   Земляки знают о поэте Мережникове. Книги его стихотворений в библиотеке имеются. В деревне-то у них и теперь есть четыре поэта. Ветеран труда один из них, и девушка-старшеклассница в районном поэтическом конкурсе участвовала. Учительница литературы Любовь Дмитриевна Половинкина проводит литературные вечера, опекает поэтов.
   Церковь в селе большая белокаменная была. Теперь она просто стоит. Колокольня высокая, в два цилиндра, украшенная резным камнем, без купола-крыши. Много десятков лет церковь не действует. Ограда церковная выложена из известняка белого и красного кирпича в высоту до метра, на неё поставлены столбы чугунные, а между ними навешена решётка ажурная из кованого прутка стального. До сих пор на серёдке каждого пролёта крестики высотой в пол-локтя сохранились. Не обломали их ни взрослые, ни дети. Хорошие тут жители: чтут красоту, труд человеческий, веру. Но сил на восстановление крыши да оградки не хватает.
   По другую сторону от церковной ограды – каменная двухэтажная школа. Есть ученики, но многие – из соседних деревень, где школы закрыты. Сельская библиотека располагается в обычном деревянном доме, под одной крышей с магазином. Пища мирская и пища духовная – рядом.
   Возле церкви – парк деревенский. Обелиск с фамилиями солдат, погибших на Отечественной. 102 человека. Мережниковых среди них 18.
   Когда ходишь вот так от дома к дому, от улицы к улице по старой деревне, то вся людская жизнь тоже, кажется, проступает в главных своих чертах, «в подробности любой», в своей драме и радости. Наверное, так я научился смотреть, смотрел на окружающий мир не глазами, но взглядом Николая Яковлевича Мережникова.
   За последнее десятилетие, в преклонном по человеческим меркам возрасте, поэт Николай Мережников написал сотни стихотворений. Причем, ему удались и лирические, и социальные, и философские строки. Наверное, от общения с молодыми литераторами он нашел новые слова, обороты, образы для стихов. Стал более разнообразным, смелым, как молодые поэты:

И что для нас он, мир окольный?
Чередование картин.
Живи, как хочешь, лес прикольный!
Живи, как можешь, стая льдин!

   Мережников – всей суммой сказанного им – поэт эпического плана. Потому что он всегда был сдержан в проявлении эмоций, сосредоточен. То есть мудр. В стихах говорил о сущем, об общезначимом. Разве не видно в стихотворении «Из школы», какой он мощный художник? Брат и сестра у него равновелики, мать ведет их по жизни за руки, старшая мать по-библейски разрезает реку, чтобы вывезти-вывести своих чад, берега реки – живые, березки вышли встречать своих соседей-людей. А в стихотворении «Воздух родины» Мережников на личном – самом убедительном – примере даёт любому человеку надежду участливого утешения – хотя бы от воздуха, что его на каждом, даже последнем шаге – обступает. Нет у поэта и литературы вообще задачи и заслуги большей, чем дать человеку утешение.
   Николай Яковлевич Мережников прожил долгую человеческую и творческую жизнь. А стихи его – вечны.

Декабрь. 2012 г.

Николай Ганебных
О книге Николая Яковлевича Мережникова "Всей чередою лет..."

   У этой книги уже солидный возраст, ей почти десять лет, это очень много для нее.
   Сборник стихов - это книга с особыми свойствами. Надо выстроить единый образ, оперируя сотнями стихов. Они должны быть не просто объединены обложкой, они должны создавать единое целое.
   У каждого стиха своя тема, своя мысль. Открываю книгу в нескольких местах. У такой книги есть замечательное свойство, ее можно начинать читать с любого места. Читать ее непросто: в книге нет сквозного сюжета, и не все стихи читаются с одинаковым интересом.
   С чего мы начинаем? С обложки. С названия. Дать название книге – трудное дело. Не зря говорят: как корабль назовешь, так он и поплывет. Название очерчивает некоторые контуры. И мы видим, что книга задумывалась как субъективная оценка прожитого, в ней спрессовано несколько десятилетий. Книга появилась в непростое время. 2010-ый год – это двадцать лет после распада страны. Срок, достаточный для того, чтобы составить свое суждение о происшедших переменах. Это интересно.
   Я предпочитаю начать знакомство с оглавления. Вчитываюсь в названия или первые строчки стихов:

Во что бы впасть – впадают все во что-то
В запой… разгул… в раскол… и в штопор…

Куда б уйти - уходят все куда-то
В скиты… в бомжи… в бега… в солдаты…

Уходят для того, чтобы уйти?
Уходят для того: себя найти.

В себе найти? В пути?.. Идут до края
Как будто путь России повторяя.

***
Что человек?
Живого слова
Все меньше –
Сплошь казенный слог.
Багровый век, закат багровый –
Не до элегий и эклог.

Но так и тянет, словно в путь,
Когда есть только перепутья,
Сесть, элегически вздохнуть
Над человеческою
Сутью.

   Получив этот заряд философии, пытаюсь уловить архитектуру. Книгу часто разбивают на циклы . Здесь не то. Автор четко выделил 19 частей. Интересно сегодня сказать, ровно столько, 19 лет прошло с 1991 года, когда попытались реформировать СССР, но ясно, что это все же случайность. Автор не расположил стихи в строго хронологической последовательности, это сразу бы разрушило поэтическое единство текста. 
   У меня подспудно родился план исследования и изложения. Кое-что уже сказано. Надо:
   1. порассуждать о названии, о цели книги
   2. внимательно прочесть оглавление, понять архитектуру
   3. оценить общий фон
   4. выделить стилистику авторского текста
   5. найти те стихи, которые явно работают на задачу
   6. как бы это ни самонадеянно звучало, похвалить автора. Потому что у такого автора есть чему поучиться. Ради этого стоит постараться.
   7. Оценить место книги в широком пространстве уральской (или, для другого менее известного поэта - местечковой) поэзии.
   Первые три части я все же собрал в единое целое. Человек живет в простанстве:

Все в воздухе... безвременье… тревога…
Не, не тревога – ужас бытия
И непонятно, вся ль земля полога,
Иль встала на дыбы уже земля.

Не замолчи… Все выскажи, и там, где
Слов не хватает, ветер позови,
И вы плечом вдвоем вдавитесь в дамбу
Живого сердца, ждущего любви.
…
Качается равнина иван-чая,
Роса себя роняет в розбрызг дней
И так же путь в пространстве нескончаем,
Оно все глуше, все оно немей…

   Будучи почти всю свою жизнь городским жителем, Николай Яковлевич всегда помнил свое деревенское детство, был и истинно сельским жителем. Не о городе большая часть его стихов, а о деревенской жизни.

Дует ветер в пустые ворота.
Входит день на порушенный двор.
Жил зесь кто-то и думал про что-то,
Ишь, как крепко всадил свой топор.

Кто он? Где он? К родимым могилам
Возвратитс в какой-то канун?
Здесь едва ль у кого хватит силы
Вырвать всаженный в плаху колун.

   И вот уже поэт – общественное яление:

Был мир – его не пощадили,
был мир, его не сберегли.
Нас не спросили: или – или?
А все, как дар, преподнесли.

Нам жаль его, как все, что рушат
М что могле ще бы жить,
Всплывай, затопленная суша!
Срастайся, порванная нить!

Живи, разрушеннаф Троя,
Живи, дыши, расти героев,
Но нет, она не оживет,
Нит не срастется, не всплывет.

Земля затопленная… Что же
Нам остается? Дальше жить?
Тот мир отдышиывать, чтоб ожил?
А может, новый мир творить?..

   А далее стихов обрывки:

Нас двое, я и ветер. Миг за мигом
Живет предо мной житье-бытье,
Лежит земля как жалобная книга,
И ветер вновь читает мне ее.
...

   А в целом, можно сказать, что большая часть книги хороша как учебник. Читаешь, и понимаешь, что автор не выдумывает жизнь, он ее понимает, лелеет, он живет так же естественно в стихах, как и в самой жизни. Вот, например, послушай, поэт, что говорит тебе автор о детали в стихе:

Что нужно? Только навык малый,
Уменье выделить деталь
Вот, скажем, входит добрый малый,
В купе –
по имени февраль.
И спутница, конечно ахнет,
Ну, а не ахнет, так вздохнет,
А он, дурак, метелью пахнет,
Сробей –
и в шубу запахнет.

Ведь он, поди, ловкач и циник,
Ему то что! Пришел – уйдет.
А у нее и сердце стынет,
И щеки жаром обдает.

Но что мне? Пусть они решают,
Чем удивить им божий свет.
А я на этом завершаю
Непреднамеренный сюжет

Мне в этом вздохе мимолетном
Одна нужда отозвалась-
Сказать, как он уселся плотно,
И как она подобралась.

   Вот это необыкновенно поэтичное описание внутреннего состояния мужчины и женщины. Вот она, любовь с первого взгляда, и вот она, сопричастность друг другу.
  Это уж от меня: Вошел Февраль в купе вагона,/ Как мимолетна близость чувств./ Увидев, скажешь облегченно:/ - Пусть будет Май - счастливый гусь!...

   Двигаемся дальше по плану

   Общий фон – природа, деревенский, городской пейзаж. Автор не располагает стихи в линейной последовательности. Он вообще далек от мысли создать монолит. Давлеют ли над ним законы жанра? Он сам организует восприятие, опираясь на собственный опыт великолепного стилиста, знатока психологии. Лично я сторонник интуиции. Есть общие законы стихосложения, но поэзия - не математика. Конечно, важна отточенность формы, рифма, ритм, тема. От этого никуда не деться. Но главное – мысль. Чтобы не пришла мысль написать «о природе». Для этого уже существует цветная фотография. И с задачей она часто справляется лучше нас. А в стихе должен быть виден человек, без этого стихотворение пустое и неинтересное. Тут важны не законы стихосложения, а эмоциональный подвиг поэта. Человека радует не форма вещи, а сама вещь.    Книжка собрана как лоскутное одеяло, но каждый лоскуток пригнан, подогнан плотно, и утилитарная вроде вещь стала праздником. Читаешь и видишь: вот какую автор мысль во мне разбудил.
   В некоторых стихах автор повторяет государственную риторику своего времени. Но в целом он видит дальше, и душа у него не перестает болеть. Хочется подчеркнуть, похвалить автора: книга заставляет думать и искать, творить и не сдаваться. Предстает красивой россыпью уральских словечек, говорит незабываемым языком. Читайте ее, учите себя.
   Вот что Николай Яковлевич рассказал о себе:

Шел по отмели.
Нашел камушек,
Чтоб не отняли,
Спрятал в пазушку,
Камешек кругленький,
Светленький, гладенький,
Тепленький, щупленький,
Чистенький,
Славненький.

А принес домой,
стал расспрашивать:
- Ах ты, камушек мой,
Кто ты есть такой?

Не рубин ли ты?
Не топаз ли ты?
Не один ли ты,
Счастьем
Насланный?

А он отвечает:
- нет, я простая
Галька
Насыпная.

Ах, ты простая
Галька насыпная,
Голька кругленькая,
Галька светленькая
Галька гладенькая,
Галька тепленькая
Я давно такую гальку
Ищу.
Мне давно такую гальку
И надобно!

***

Меня любила лишь работа,
Ей, верно, было все равно,
Высокого ли я полета,
Высок ли, строен ли, как кто-то
Во мне ей нравилось одно:
Я был пчелой, творящей в сотах
Золотоносное руно

   Хотя любое стихотворение поэта, это часть его биографии.
   Осталось сказать о лучшем стихотворении книги. Я не хочу предвосхищать ваш выбор Найдите и прочтите эту книгу. Самое лучшее вы должны отыскать сами. Вам понадобится пять-шесть вечеров на вдумчивое чтение И дело того стоит.

Римма Копыткова
Две книги

   Очень печальный день... Николай Яковлевич был не только большим поэтом, но и хорошим, добрым человеком.
   Перед тем, как отдать в печать свою книгу для детей «Далёко-далёко за лесом высоким», я обратилась к нему с просьбой посмотреть все, что у меня получилось. Он очень по-доброму делал свои замечания. Если ему что-то не нравилось или о с чем-то был не согласен, советовал, как лучше сделать, что изменить. Но всегда говорил: «Конечно, можете оставить и так, если вы не согласны, но я был сделал вот так». Я прислушивалась к советам, что-то переделывала, исправляла. Когда все было готово и Николай Яковлевич был уже со всем согласен, он сказал, что можно отдавать в печать.
   Редактор Попова Наталья Алексеевна в издательстве «Полиграфист», куда я отдала сначала свою книгу, дала мне очень много советов по верстке: как лучше разместить стихи и рисунки, сократить сказки, чтобы они вошли на страницы, потому что формат книги был выбран меньше, чем изначальный. Ей я тоже благодарна.
   Мы всей семьей рисовали картинки к этой книге. Хотелось, чтобы книга для детей была с картинками и, конечно, цветными. Получалось очень медленно, потому что мы — не художники, приходилось по много раз переделывать. Время шло.
   Николай Яковлевич меня все время спрашивал: «Скоро ли выйдет книга?». Но мы очень долго рисовали. Книга вышла, когда Мережников ушел из жизни. Было очень печально.
   Перед тем, как отдать книгу в печать, мы с Натальей Алексеевной думали: «Что же делать? Николая Яковлевича уже нет, а его вступление в книге осталось». Решили оставить, потому что он прикоснулся к этим стихам, приложил руку, вложил душу.
   Пусть будет память о нем в моей книге. И эта память мне очень дорога. Тем более, что в начале вступления он пишет о себе. Не все, наверное, знают об этих подробностях его биографии. И я не знала.
   Вот что Мережников пишет о себе: «Дорогие ребята! Я уверен: вы любите стихи. Сам я пристрастился к ним тоже с детских лет. Мне нравилось, какие они складные, как легко запоминаются и тем еще, что в них часто встречаются веселые строчки. Стоит, например, вспомнить имена Корнея Чуковского или Агнии Барто, как на лице появляется улыбка.
   Учителя нашей школы знали, как я люблю читать, и когда начинались каникулы, оставляли мне ключ от школьной библиотеки: понимали, что без книг целое лето я прожить не смогу. И вот я приходил в библиотеку, набирал целую охапку книг и уносил домой. Прочту все и снова иду в школу — за книгами. Да и сочинять стихи я тоже начал примерно в том же возрасте. Мои стихи для детей позднее печатались и в «Мурзилке», и в «Веселых картинках». Вышло несколько сборников. А сейчас я вам с удовольствием представляю еще одного поэта, пишущего стихи для детей. Это — Римма Михайловна Копыткова...». В конце вступления к книге Николай Яковлевич подписался так: «Николай Мережников, Лауреат литературной премии им. П.П. Бажова и литературной премии им. Л.К. Татьяничевой».
   Одновременно к Мережникову ходила и моя сестра Элеонора. Она тоже писала стихи. Иногда мы приходили вместе. У нее была большая мечта сделать книгу, пока она еще жива. Сестра очень тяжело болела. Стихов у нее было много, и она все их отдала Николаю Яковлевичу — и отредактировать, и макет сделать, и в типографии отпечатать там же, на Малышева, 24. Сама она уже ничего не могла. Мережников долго работал над ее книгой и сделал все от души и замечательно. Сестра моя получила готовую прекрасную книгу под названием «Страницы дивного альбома». Исполнилась ее мечта.
   Через сорок три дня после подписания книги в печать она ушла из жизни. Сестра успела порадоваться и подержать свою книгу в руках. Спасибо Николаю Яковлевичу. Моя семья всегда будет его помнить.

 
Наталия Никитина
О Мережникове

   Дело было так. Писала я стихи в утилитарных целях: поздравлялки к юбилеям, сценарии школьных праздников, песни для лесных походов, а иногда что-то для души…
   Но вот однажды позвонил мой старый друг, Николай Ганебных, и предложил: «Пошли печататься в журнал «Урал». Я еще засомневалась, возьмут ли? Сама не рискнула, а собрала все свои опусы в тетрадку и отнесла Николаю Васильевичу.
Через некоторое время Ганебных сообщил, что мои стихи понравились Мережникову, и меня приглашают на занятия в редакцию журнала «Урал». Это было в 2003 году.
   Сначала мои стихи напечатали в двух выпусках «Складчины», а потом Николай Яковлевич предложил издать книжку. Подготовили мы ее довольно быстро, я нашла нужную сумму, и в 2005 году сборник лирики «Судьбу, как платье, примеряю…», как говорится, увидел свет.
   Небольшая книжица из 96 страниц практически осталась незамеченной в литературных кругах, зато Николай Яковлевич несколько лет спустя сказал: « Я давно книжку твою не открывал, а на днях взял с полки и не смог оторваться, пока до последней страницы не прочел». Такая похвала дорогого стоила.
Если вспоминать последовательно все эпизоды, связанные с Мережниковым, то не хватит ни времени, ни страниц на сайте, так много разного случилось за 8 лет знакомства с Николаем Яковлевичем.
   В январе 2004 года активисты семинара Н.Я. Мережникова при журнале «Урал» основали Литературное объединение «Петроглиф» при бывшем ДК ВИЗа. Николай Яковлевич приветствовал эту инициативу, т.к. у складчинцев появилось не только уютное помещение для собраний и литературной учебы, но и площадка для пропаганды поэтического творчества самодеятельных поэтов.
   Мережников обладал редкой способностью притягивать людей. Вспоминаю, как отмечали мы пятилетие «Складчины» в ДК ВИЗа. В зале презентаций собралось большое количество авторов альманаха. Приехали гости из самых отдаленных уголков Свердловской области: делегации из Новоуральска, Лесного, Березовского, других городов и посёлков. На празднике присутствовал сам Николай Коляда – в то время редактор журнала «Урал».
   Программу праздника вели Маргарита Бахирева и Николай Ганебных. Гости говорили спичи, пели, читали стихи, а виновник торжества скромно сидел где-то среди зрителей и улыбался. Таких праздников больше не было, так как последняя 20-я «Складчина» вышла уже без Николая Яковлевича.

Наиль Насыров
Мы живём, пока помним...

   На календаре был март 2002 года. Жажда творчества всегда не давала мне покоя. Музыка, живопись, поэзия жили во мне, наполняя душу светом и энергией. Сотрудничество с местным хором «Уральская рябинушка», известным далеко за пределами области, и занятия в изостудии делали жизнь полноценней. Но читая стихи известных поэтов, я хотел достичь высот в своих работах, которых накопилось несколько тетрадей. «Вариться в котле собственных ошибок» не было никакого желания, и я чувствовал, что мне нужен наставник, который «направит на путь истинный». И вот, преодолев все сомнения, я решился поехать в редакцию журнала «Урал», чтобы показать свои стихи профессионалам. Улица Малышева, 24 – дом, где располагается редакция журнала. Время было утреннее, и рабочий день там только начался. Я поднялся наверх и постучал в дверь отдела поэзии.
   - Войдите! – услышал я.
   Открыл дверь и увидел пожилого мужчину, работающего на компьютере. Это был Н.Я. Мережников. Он набирал материал для очередного номера журнала.
   Я и представить не мог, что эта встреча, с человеком, чье сердце щедро открыто для тех, кто любит поэзию и сам пишет стихи, во многом предопределит мою жизнь на годы. Что я познакомлюсь со многими интересными людьми и буду состоять в литературном объединении «Петроглиф». Я не услышал в тот первый день от этого светлого человека пустых назиданий, а лишь ценные для меня советы, в которых я давно нуждался, и когда я ехал домой исправлять недоработки, то понял, что эта встреча не случайна и она дана свыше.
   Восемь лет пролетели стремительно и были богаты на творческие события. Мы были полны энергии и творческих замыслов. Но время не щадит нас, делая старыми, немощными и больными физически, и в этом мы не можем ему воспрепятствовать. Все это воспринимается разумом, но не сердцем.
   Последняя моя встреча с Николаем Яковлевичем в кабинете произошла после его юбилея перед Новым годом. Как всегда, он шутил и в тоже время на полном серьезе делал справедливые замечания по материалу. В кабинет вошел пожилой мужчина, товарищ Николая Яковлевича. Он сказал, что ненадолго. Они говорили при мне. Выяснилось, что тот мужчина серьезно заболел, и, по всей видимости, как показало врачебное обследование, ему осталось жить недолго, и, возможно, они видятся в последний раз.
   Мне было не по себе при таком разговоре, но жизнь есть жизнь. Они попили чай, вспоминая хорошие моменты былого, и расстались. Николай Яковлевич погрустнел и вышел из кабинета. Через пару минут он вернулся и ,спросив: «На чем мы остановились?» - снова принялся за работу. Мы живем, пока помним и пока помнят нас. Сборники стихов, написанных Николаем Яковлевичем, фотографии и видео с наших встреч — все это на полке компьютерного стола на главном месте рядом с С.Есениным и А.Блоком. Ведь все они одинаково дороги мне. Они русские поэты, которые для меня открыли большой светлый мир, наполненный рифмами…
 

    Подборку фотографий Н.Я.Мережникова разных лет можно посмотреть здесь.

   Видео с празднования 80-летия Н.Я.Мережникова (2009 г.) - здесь.