Кукла валялась возле помойки. Бесхозная, никому не нужная. Ее ярко – красные губы – бантики бессмысленно улыбались. Черные пышные волосы, заплетенные в толстые косички, слегка топорщились. Она абсолютно не была похожа на Барби, это была кукла времен социалистического реализма, довольно неплохо сохранившаяся, но выброшенная за ненадобностью. Дмитрий Васильевич подобрал ее, принес домой…
Долго возился, чтобы привести куклу в порядок. Он давно уже жил один в маленькой двухкомнатной квартире на Волгоградском. Работал в кукольном театре, мастерил куклы, общался с коллегами. А по вечерам… унылое самодостаточное одиночество с «ящиком», книгами и редкими набегами друзей, которых у Савина было немного. Дмитрий Васильевич был непьющим, не любителем танцевать и тусоваться. Самым большим развлечением для него была работа, его куклы. Создатель подарил ему талант изобретать и конструировать новые типы кукол, поэтому, несмотря на пенсионный возраст, Савину в театре были рады, и позволяли работать в любое время суток в театральных цехах.
Савин привел куклу в порядок и задремал в кресле. В дверь позвонили. Дмитрий Васильевич открыл дверь и увидел своего школьного друга Яшку Гольцмана, балагура и сладкоежку.
- Привет, Митек! – сказал Яков, - Ставь чайник, у меня есть шикарные заварные пирожные. А еще коробка самарских шоколадных конфет. Поразвлечемся, дружище!
Савин отправился на кухню, а Яков расположился в кресле.
- Счастливый ты, Митек, никто тебе на мозги не капает. Мои детки совсем обнаглели. С тех пор, как умерла Кларочка, в домработницах меня числят. Считают, что я большего не стою. Азохен вей, а не жизнь. Прости, Митек, что я жалуюсь, но больше некому.
- Жалуйся, старик, я сам неприкаянный.
- Но это не единственный твой недостаток, Митька.
У Якова уже почти год назад умерла жена, сын уговорил отца съехаться с его семьей. Гольцман всю жизнь проработал хирургом – кардиологом, но после смерти Клары, которую очень любил, работать не смог и ушел на пенсию.
Оглядевшись по сторонам, Яков увидел куклу.
- Как зовут ее, Митек? – спросил он, зная, что Дмитрий любит давать своим созданиям имена.
- Нет пока имени, Яшка. Придумай, как мы ее назовем?
- Давай назовем ее Ева, она так похожа на твою первую любовь, - предложил Яков, - Ева, Ева – Королева. Смотри, какая милашка: точно Ева. На днях Галку Зюзину встретил, еле узнал, постарела… Спросил про Еву, а она ничего о ней не знает. А Еву я пожилой дамой не представляю. Ева – это Ева.
- Ну, конечно, Ева. Я назову ее Евой. Ева Савина – красиво, правда, Яшка?
Яков выпил чаю и ушел, а Савин сел в кресло, прикрыл глаза и начал вспоминать. О том, как поженились его родители, ему рассказала мама.
Молодой летчик Василий Савин влюбился в Мотеньку Гусеву с первого взгляда. Это случилось на уборке картофеля. Поженились Савины за несколько лет до Второй мировой. Молодая жена родила Васе одного за другим трех сыновей: Митю, за ним Толика и младшенького Ивана.
Недолго выпало Матрене быть счастливой женой: в сорок первом пришла на Васю похоронка. С трудом поднимала молодуха троих пацанов, но в сорок шестом проведать семью друга приехал Васин однополчанин Сергей Коровин, предложил Моте руку и сердце, расписался с ней и увез свою разросшуюся семью в Москву, где у него была большая комната в коммуналке. Но и тут счастье длилось недолго: Сергей скончался от ран, полученных на фронте.
Жизнь шла своим чередом. Дети учились в школе, а Матрена Вавиловна работала санитаркой в больнице, не брезговала и ночными дежурствами, чтобы прокормить семью. С грехом пополам выживали.
Братья Савины были абсолютно разными, у каждого был свой характер и интересы различные. Даже друзья были разные: у каждого свои.
Толик – бойкий и озорной доставлял маме больше всех хлопот, учился плохо. Но рисовал лучше всех в классе, если бы не обычная «русская болезнь», может, стал бы… Если бы… Толик умер, не дожив до сорока, убили в пьяной драке. Иван имел математический склад ума, побеждал на различных олимпиадах, работал в ракетной промышленности и был самым благополучным из братьев Савиных. А говорят, что Иван – дурак…
Митя с детства обожал возиться с куклами, в семье это вызывало удивление, а Толик, в открытую, смеялся над братом, девкой называл.
- Митя, займись спортом, в Доме Культуры полно секций. Почему ты, как девочка, играешь в куклы? – спрашивала его мама.
- Мне это интересно, хочется знать, как они устроены. Хочется самому научиться делать такую красоту, - отвечал сын.
Дмитрий был спортивный и крепкий парень, но любовь к творчеству была сильнее всего, и он не изменил своей любви, также, как не изменил Еве, Евочке Шейнберг. Митя Савин был человеком постоянным. Ева, одноклассница Мити, была чернокудрая красавица с синими глазами, опушенными длинными смоляными бабочками – ресницами. У нее была кличка «королева», так прозвали ее ребята после того, как она в школьной постановке «Снежной королевы» сыграла заглавную роль. Родители Евы – профессора – химики, постоянно пропадали в своих лабораториях, а домовничала у них в квартире Герасимовна, старая домработница, нянчившая еще Евину маму. Ее давно уже считали кем-то вроде бабушки, а она отвечала семье своей любовью и преданностью.
Дружба Евы и Мити началась с пустяка. Ева, ее подруга Галка Зюзина и трое мальчишек, в том числе и Митя, пошли на каток. Накатавшись, пошли к Еве домой пить чай с пирогами, которые напекла Герасимовна. Включили патефон, потанцевали. Вскоре стали расходиться по домам. Мите не хотелось уходить из этого теплого и уютного дома. И вдруг…
- Митя, ты можешь немного задержаться? У меня есть красивая немецкая кукла, ее зовут Моника, папа привез ее из Германии, когда я была малышкой. Она немного поистрепалась, надо ее привести в порядок, а я не умею. Сделаешь?
- Попробую. Может, получится.
Он провозился с куклой почти час, сделал ее снова красивой, собрался уходить домой. Тут случилось необъяснимое: Ева подошла к Мите, поцеловала его в губы и сказала просто:
- Митя Савин, давай с тобой дружить. Мне с тобой очень интересно.
Тело Дмитрия стало невесомым. Он давно хотел сказать это Еве, но стеснялся, боялся показать свои чувства, думал, что красавица просто посмеется над ним – сыном простой санитарки, одетым в одежки, отданные матери сердобольными сотрудницами. Оказывается, его одежда не интересовала девочку, ее интересовал он сам, его внутренний мир, даже любовь к куклам была понятна новой подружке. Митя был счастлив до умопомрачения. Ева, красавица Ева сама предложила ему свою дружбу!
Теперь Митя и Ева всюду стали появляться вдвоем, не боясь насмешников и сплетниц. Яшка Гольцман сказал Мите Савину:
- Митька, у тебя теперь много завистников, никто не смог уговорить Евку на дружбу.
- Она сама мне предложила дружбу. Знаешь, Яшка, пусть завидуют, я сам себе завидую, понял?
Они ходили вместе на каток, в музеи, на выставки, на концерты. Любили бывать в Сокольниках, спорили, кто красивее: Любовь Орлова или Марина Ладынина?
- Евочка, когда окончим школу, выйдешь за меня замуж? – спросил Митя.
- Это решено и подписано,- отвечала Ева.
Они целовались в укромных уголках парка и представляли свое счастливое будущее: учебу, семью, любимую работу, детишек…
За год до окончания школы Евиных родителей перевели на работу в Ленинград. Расставание было болезненным. Ева плакала, а Митя с трудом сдерживал слезы. Мужики не плачут, так часто говорил дядя Сережа Коровин.
- Я буду писать очень часто, милый, а ты?- спрашивала Ева.
- Я тоже… буду часто,- чуть не плача, отвечал Дмитрий.
Шейнберги уехали, Митя умирал от тоски, ждал письма.
Однажды он услышал разговор между матерью и тетей Нюрой, соседкой.
-Мотя, - говорила тетя Нюра,- Зачем тебе сноха – еврейка? Это низший и преследуемый народ. Мало того, что Яшка черномазый к нему ходит, что у Митьки за страсть к жидам? Пусть девка пишет, а ты Митьке писем не показывай. С этими жидами будут одни проблемы. Жизнь уже показала это. Вытаскивай из г… пацана. Скажи, чтобы держала от них подальше. Вспомни историю: это они нашего Иисуса распяли, пархатые.
- Скажу тебе правду, Нюра, - отвечала мать, - конечно, русскую сноху иметь лучше, у нас евреев в роду никогда не бывало. Но Ева- девочка воспитанная, трудолюбивая, мне она нравится. Я против не буду. Яшка Гольцман тоже парень добрый и друг преданный. Так что, может, у тебя неправильное мнение о евреях? Смотри, в семье Евы живет домработница, а Ева не чурается никакой работы, пока меня не было дома прибрала и супец пацанам вкусный сварила. Нет, Нюра, не буду я делать, как ты советуешь.
- Эксплуатируют жиды домработницу, а ты рада,- наступала Нюра, - Нет, негоже нашему русскому парню к евреям в примаки лезть.
- Отстань, Нюра, что тебе от меня надо? Недобрая ты баба, скажу тебе. Охаиваешь людей, которых почти не знаешь. Нельзя так,
Анна.
-Ты – фашистка, подлая и гнусная женщина, - выскочил Митя из комнаты на кухню. Еле- еле удалось Матрене заглушить конфликт.
С тех пор Дмитрий с Нюрой не здоровался и не разговаривал, а, когда соседка попала под машину и осталась инвалидом, сентиментальный и сердобольный Митя жестоко сказал:
-Это ее Бог наказал за мою Евочку. Правильно сделал, так ей и надо, подлой.
От Евы пришло только два письма, больше от нее писем не было. Никогда.
Поработав на стройке, Митя собрал деньги и выехал в Ленинград, но по данному адресу уже проживали другие люди, о Шейнбергах они ничего не знали. В адресном тоже такие не числились.
Вернувшись, Митя узнал, что матери дали квартиру на Волгоградском.. Несколько раз он прибегал в свой старый дом, спрашивал про письма, но их не было. Надежды на встречу таяли…
Давно завели семьи Толик и Ваня, а Митя… Были у него женщины, так сказать, для здоровья, менялись, он даже сам не успевал запоминать их. Да и зачем? Эти женщины не могли сравняться с Евочкой.
После смерти мамы остался в квартире совсем один. Он и куклы. Даже раз пытался создать семью с одной актрисой, но выдержал истеричку – жену только два месяца. Потому, что не любил, наверное… Брак обошелся ему дорого: попал в больницу со стенокардией и неврозом. Что бы ни делал Дмитрий Васильевич, мысленно думал: а как бы поступила в этой ситуации Евочка? Ева – это было его личное, дорогое, интимное, только Яшке Гольцману он позволял иногда вспоминать о ней, другим – ни в коем случае. Вот сегодня Яшка рассказывал о Галке Зюзиной, а ему представлялась Ева. Зюзину он помнил плохо, ее портрет размылся со временем.
- Интересно, какая она теперь? Ей ведь уже тоже под 70, как и мне. Есть ли у нее дети, внуки? Хочу ли я встречи с ней? Не знаю. Возможно, разочаруюсь, она теперь, скорее всего, нескладная, седая, может располневшая и неуклюжая, как многие женщины в ее возрасте. Седая Ева. Смешно даже подумать. А, может, она одинока и прекрасно выглядит? Вдруг не изменилась? Нет, время беспощадно ко всем
людям, Ева - не исключение. Но я бы все равно ее боготворил. За что мне это наказание: любовь на всю жизнь? – рассуждал Дмитрий Васильевич, - А, может, это держит меня на плаву и помогает творить…
Он бросился к телефону, чтобы позвонить Якову.
- А что я ему скажу? – спросил он себя, - Посоветуюсь, искать или нет Евочку? Глупо…глупо…
Жалкий недалекий старик, полвека живу памятью… и люблю, несмотря ни на что. Ах, Ева… Нет, не буду беспокоить Яшку. У него много проблем, которые он не в силах решить.
Рассуждая, Дмитрий Васильевич заснул. Ему снилась молодая красавица Ева в розовом воздушном платье. Она держала в руках немецкую куклу и шептала:
- Найди меня, Митенька, найди. Я тоже люблю тебя…я люблю только тебя.
Дмитрий Васильевич смеялся во сне, протягивал ей руки, а она повторяла: - Найди меня, найди меня, Митенька…
|
