Это кажется странным, но даже строфа

Здесь не хочет рождаться. Лежу – и софа

Заменяет покорному телу луга и аллеи,

Так на ней обитаю – лишь выпью вина,

Съем копеечный коржик. И вновь тишина.

И опять – как вчера и намедни – страну пожалею.

Не сказать, что тут худо: в квартирах – ковры,

Можно выкроить деньги на банку икры,

Можно к Новому году потешить себя "Амаретто"...

Но какой-то в мозгах тут безудержный мрак,

И сквозь евроремонт проступает барак,

И на мягкое сев, ощущаешь углы табурета;

Высочайшим указом сменили конвой –

Почему же ночами всё слышится вой

– Или так специфично себя проявляет пространство?

Или, может быть, это от игрищ ума?

Или, может быть, здесь неизбежна сума

Арестанта, и злобная ругань, и общее пьянство?

Почему тут для счастья жуют эфедрин,

Почему Достоевский и М. Е. Щедрин,

До молекул истлев, остаются в плеяде пророков?

Почему здесь всё меньшему хочешь – Ура! –

Закричать, и лишь чёрного цвета дыра

Жизнь глотает в себя, без причин, объяснений и сроков...

Это выглядит странным, но здесь умереть

Многим кажется легче, чем чайник согреть,

Чем пойти по грибы, или в зиму заквасить капусты,

И ты можешь смотреть в небе майский салют,

Или как трое пьяных прохожего бьют,

Или как, что в душе, что на улице, грязно и пусто...

Я лежу словно в высохшем русле реки,

Я не чувствую пальцев замёрзшей руки,

И немеет лицо от касаний небыстрого снега,

А на площади глухо стучат топоры,

И Чума не ушла, и всё длятся пиры.

И, набита битком, погребальная едет телега.