Вот уже и 40 дней минуло, как ушел из жизни журналист Сергей Крысанов. Говорить о значимости человека, когда он только что ушел, невыносимо трудно. Можно говорить только о личном…

  Шапочно знакомы мы с Сергеем Николаевичем были еще до «Каменского рабочего», по его возвращении из Москвы, а сблизились на одной из «Зеленых карет». Увидев знакомое лицо, он подошел к нашему семейному костерку, да так и остался, прикипев к нашей компании. Даже стал соавтором сочиненного к детскому конкурсу дочками семейного опуса: пару строчек «шлифанул», пару недостающих дописал. С той песенной поры мы, по выражению Крысанова, «стеснились», впустив в ближний круг своего общения, когда, особо не напрягая друг друга, всегда помнишь, что рядом есть  человек, к которому при случае можно обратиться. И обращались при случае и необходимости.

  Бывало, он добродушно журил меня за несерьезное отношение к собственным стихам, за неряшливость недоделанных строк. Я принимал это, понимая, что претензии его направлены, прежде всего, к самому себе…

  Мне нравилось его письмо, ярко-живописное, по-набоковски дотошное и внимательное к деталям. Казалось бы, неуместная в журналистике многословность не раздражала, а представлялась необходимой и обильно окупалась разлитой по строчкам любовью к описываемым людям, к своему делу, к родной газете. Читатели и газета отвечали взаимностью: С.Николаев (так он любил подписываться) совпадал с любимой газетой во всем: от идеологии до стиля. Именно благосклонность «КР» к его метафорическому почерку сделали возможным появление в городе такого уникального «специального корреспондента».

  Стихи же, наоборот, поражали легкостью, афористической лаконичностью, отточенностью слога, хотя поэт не особо корпел над строчками, чаще доверяясь безудержному и, казалось, неисчерпаемому потоку вдохновения. Стихами, обычно на беглых случайных бумажках, на поздравительных открытках для юбилеев и семейных событий, на салфетках во время банкетов, щедро одаривались окружающие. Поэт мало проявлял интереса к судьбе своих детищ.

Рукописи не горят, но они теряются. Когда для первой посмертной публикации срочно потребовались стихи поэта Крысанова – их попросту не оказалось. Выяснилось, что и опубликовано-то при жизни было совсем ничего: одна юношеская небольшая подборка в московской заводской многотиражке, давшая «путёвку в жизнь» нескольким последующим «дублям» - в журнале «Урал», в юбилейной страничке «КР», да своду стихотворений на городском литературном портале «Феникс»

Многочисленные поздравительные открытки, впрочем, сохранились и возможно до сих пор пылятся в сервантах, только вложенные в них поэтические вкладыши «от Крысанова» порастерялись. Такова наша жизнь: часто после нас остаётся только никому не нужный открыточный «глянец», а «суть», до которой человек доискивался всю свою жизнь, «благополучно отправляется на свалку вместе с остатним хламом повседневности». Но остаётся наша память. И светлый свет в душе, оставленный человеком.

(с) Сергей Симанов (газетный вариант)

(с) "Каменский рабочий" 2 октября 2014 г. № 78 (20072)

Сергей Крысанов

      * * *
Ах, эта женщина!  Она...
Она меня не понимает,
В объятьях горестных сжимает,
Всю жизнь любить обречена.

И выплетает кружевной
Непрочный коврик-паутину.
И хочет быть моей женой.
И знает: я её покину.

      Сухая гроза

Над мучимой жаром и жаждой округой,
Над лентою пляжа, слепящей глаза,
Над высохшей речкой, над выжженным лугом
Прошла, прокатилась сухая гроза.

И вихрем пожухлые травы пригнуло,
И рыжую пыль на дороге взмело.
Потом попритихло…
     Потом полыхнуло…
        Потом громыхнуло…
И мимо прошло.

      Осень

Мокрых крыш насупленные брови.
Обозлённых галок мятежи.
Зябкое, сырое нездоровье
Слабой и растерянной души.

Голых веток жалкие изломы.
Палых листьев горькая гнильца.
Отчуждённость сытого и злого,
Некогда любимого лица.

        * * *

Однажды станет мир добрей,
Придет конец обидам кровным,
И у людей, как у зверей,
Не станет зла к себе подобным.

Однажды света и тепла
Достанет всем в ночи холодной.
Однажды пепел и зола
Землею станут плодородной.

И птицы в молодых садах
Засвищут звонко и отважно...
— Когда же будет так? Когда?
— Однажды, юный друг... Однажды.