27 октября известному уральскому поэту Михаилу Минину исполнилось бы 85 лет.

   Михаил Минин - поэт народный. потому, что из народа, и потому, что многие мотивы его творчества созвучны струнам народной души. Часто поэтические строки Минина плавно, словно бы сами собой, перетекают в напевы. И Михаил Афанасьевич на многочисленных выступлениях с удовольствием исполнял свои стихи на собственные неприхотливые мелодии. Ибо музыка живёт в его стихах изначально, её даже не нужно изобретать, нужно только услышать и не сфальшивить. Поэтому, начиная читать новый стих, поэт постепенно, словно поймав нужную тональность, переходил на пение. Этого требовали сами стихи. Этой поэтической особенностью обладают немногие, ибо она свойственна только настоящим поэтам - вспомним Есенина, Рубцова, Бориса Рыжего. Музыка - едва ли не главное достоинство поэтического творчества. У раннего Пастернака, например, в его черновиках поэтическая строфа могла завершиться нотной записью. Но у него таким образом разрешался внутренний конфликт - разрывание творческой личности между поэзией и музыкой. У Михаила Минина музыка и поэзия — одно. И это счастливое содружество.

   В поэзии каждого настоящего поэта существует свой поэтический космос — тот мир, который заключён в его словах, образах, между строк. Мир этот построен волей и талантом поэта и живёт по законам своего создателя. после смерти поэта вселенная его поэзии не исчезает вместе с ним, продолжаясь в читателях. диалог продолжается - диалог между поэтом и читателем. Поэтому-то и принято говорить об ушедших поэтах, как о живых людях. 
   Поэтический мир каждого крупного автора можно объединить - объяснить - презентовать одним или несколькими глобальными образами - символами. Макрообраз поэзии Михаила Минина - храм, или, если быть более точным, - дорога к храму, путь к нему. В поэзии Минина почти всё - храм: и природа, и окружающий мир, и поэтическая атрибутика.

                             Солнце тёплыми лучами
                             землю гладит — не палит,
                             костерок мой, будто в храме,
                             в небо синее курит.
   И если единение природы и человеческой души уже достигнуто: «На весенний гимн природный откликается душа», путь к вере непрост и мучителен. Но и тут поэт чётко знает себе цену, место и свою скромную, негромкую миссию: «Тропу вот протопчу угодным Богу — всё польза небольшая от меня...».
   Этот трудный путь поэт совершает не один, а вместе со своим народом, вместе со всей страной. Кажется, что всё живое в стихах Михаила Минина совершает движение к утраченной некогда вере, как подсолнух к солнцу, тянется к Богу (даже Ленин у него «идёт замаливать грехи» в новостроящуюся часовню).
   Сейчас, когда поэта уже пять лет нет с нами, его строки, его высокодуховная поэтика обретает особый смысл, новую глубину, завершённость.
   Жизнь поэта продолжается в его стихах. Кажется, что и сейчас поэт Михаил Минин среди нас, его читателей, он, словно растворён в массе, неотделим от неё, ибо ничем не отличается, помимо дара, от неприметных, обычных, привычных нам людей - ни мыслями, ни поступками. Вообще, поступок поэта - его стихи. Стихи М.Минина отвечают народным представлениям об окружающем мире. Минин народен, потому что со всеми: был в своё время отлучён от веры и, как все, постигал то, чего был лишён в силу известных обстоятельств. Поэт жил и поныне живёт среди нас, живёт в своих произведениях. Его лирический герой прост, он отнюдь не витает в облаках, поэтических воздушных замках символизма. Ареал его поэтического обитания узнаваем. Это наш город – Каменск-Уральский.

   Существуют пушкинские места, булгаковские. Петербург Достоевского так же реален, как и, собственно, сама Северная Пальмира. А в нашем городе имеются, так называемые «мининские места». Так, Фаиной Садовниковой, учителем литературы 32 школы, в которой учился поэт, ещё при его жизни проводились литературно-краеведческие уроки-прогулки по уголкам нашего города, воспетых Михаилом Мининым. Частым гостем на таких экскурсиях был и сам Михаил Афанасьевич. А примерно пять-семь лет назад в телекомпании "Гонг"  снимался сюжет «Литературные места Каменска-Уральского», полностью построенный по стихам поэта Минина. Не случайно, исключительно благодаря поэтическому творчеству Михаил Минин - и это уникальный случай – в своё время вошёл в состав и городского общества краеведов.
    Без всякого сомнения, добрый десяток стихотворений поэта Минина останется в каменской поэзии, а значит и в российской словесности, навсегда. Это наша каменская классика. И «Возвращённый звон», и «Тропинка к храму», и «Ленин и часовня», и «Соловей», и «Последняя ромашка», и «Осенняя встреча».
   Говорят, первоначально сборник стихов М.Минина «Времена» должен был выйти в серии «Народная книга», собственно и открыв её. Деньги на книгу, как встарь на Руси на храмы, собирали всем миром.
   У нас в городе эта добрая русская традиция возрождается: деньги с миру по нитке, копейка к копейке собирали и на часовню Александра Невского, и на перинатальный центр, и на сердечно-сосудистый, и на рояль…. И на поэтическую книгу тоже. На возведение поэтического храма народного поэта Михаила Минина. Храма, тропинка к которому не заросла до сих пор…

Сергей Симанов

   ***

  Михаил Афанасьевич Минин родился 27 октября 1932 года в Каменске-Уральском, на улице Крестьянской.

   В 1947 году окончил 7 классов школы № 4 (ныне 32). В 1953 году, окончив Свердловский горно-металлургический техникум по специальности металлург тяжёлых и цветных металлов, попал по распределению в г. Глазов, где до 1955 года работал мастером на Чепецком механическом заводе. Стихи он начал писать в армии, когда проходил службу в морской авиации на Дальнем Востоке, Сахалине и в Приморье.

   Демобилизовавшись, устроился в литейный цех тридцать третьего завода, на «почтовый ящик № 33», как тогда говорили. Однако первые три года после возвращения со службы на родину стихов не было. Потом перевёлся из «литейки» в отдел главного технолога инженером-конструктором. Вот там-то однажды и «выдал» себя, написав по просьбе товарища рифмованное поздравление. «Юбилеи, дни рождения, свадьбы, 8 марта – так и затянуло, - вспоминал Михаил Афанасьевич. - Сначала заказные стихи, затем в стенгазету пописывать начал, а затем уже и в заводской многотиражке «Сигнал» публикации появились».

   В 1973 году стихотворение Михаила Минина опубликовала газета «Каменский рабочий». Именно по объявлению «Каменского рабочего» в 1987 году, в возрасте 55 лет Михаил Афанасьевич пришёл в городское литературное объединение. Приняли «начинающего поэта» хорошо, и уже в 1991 году несколько его стихотворений попало в коллективный сборник каменских поэтов «Перекрёсток». С тех пор стихи Михаила Минина публиковались в газетах «Пламя», «Новый компас», «Содействие», «На смену!» и в журналах «Урал», «Веси», «Юнона и авоська», в семи коллективных сборниках.

   В 2004 году вышла книга стихов Михаила Минина «Времена». В 2009 году Михаил Афанасьевич получил гран-при городского Рождественского поэтического конкурса. В 2010 году вышел его сборник стихов «Пора созревания звёзд». 15 июля 2012 года поэта не стало. Похоронен поэт на Ивановском кладбище.

Стихи Михаила Минина

СОЛОВЕЙ

Создатель напутствовал птицу:
«На землю лети, соловей,
Пусть пеньем твоим насладится
Отныне всяк сущий на ней!»

С тех пор серо-бурый комочек,
Творца исполняя наказ
В гастрольные майские ночи
Печалит и радует нас.

Ни нот у него, ни пюпитра,
А песня верна и чиста.
Чарующих звуков палитра
С живого берется листа.

СТРИЖИ

Мир широк. А еще – многослоен.
Над домами, у верхней межи –
Крупнопчельным крутящимся слоем
Вьются жители неба – стрижи.

В пору летнюю пенье-скрипенье
Слышу я от утра до утра.
Неустанное птичье стремленье –
Чистить небо. Держись мошкара!

В этом море небесного света
Все сложней молодых виражи…
… Не прошло, не кончается лето,
Если вьются в лазури стрижи.


МАРТОВСКИЙ ВЕЧЕР

Ворон говорливая стая
У старых снижается гнезд.
Ночь близко. На землю вступает
Пора созревания звезд.

Хруст за день намокшего снега
Пока еще робок, нечаст,
Но видно по ясному небу:
Окрепнет на зореньке наст.

Так тихо сегодня в природе!
В долине залег ветерок,
И долго висит в огороде
Моей сигареты дымок.

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ

На кошку досыта полаяв,
Прилег вздремнуть мой пес у ног.
А мне – бессонница ночная.
Уселся рядом на пенек.

Все дремлет в предрассветной неге:
Ни звука и ни ветерка,
И, словно куры на ночлеге,
Сидят, нахохлясь, облака.

А солнце от избытка силы,
От нетерпения дрожит,
И отблеск ярого светила
На небесах всю ночь лежит.

Но вот рассвет. Земные тени,
Не загустев до черноты,
Послушно и без сожалений
Ложатся тихо под кусты.

И, подрумянивши бока
До цвета золотого снега,
Ушли к востоку облака,
Очистив свежий купол неба.


ПОСЛЕДНЯЯ РОМАШКА

Нет удач в местах привычных:
Отошла грибкам пора.
Лес в покое безграничном:
Ни людей, ни комара.

Воздух свеж. Брести не жарко,
Не беда, что нет опят.
В лужах чайною заваркой
Воды тёмные стоят.

В них слетают для настоя
Запоздалые листы
Скоро всё снега покроют –
И поляны, и кусты.

…Чудо! Впору снять фуражку:
Над ложбинкой, близ ракит
На весь мир одна ромашка
Белой свечкою горит.

Взять? Сорвать? Свезти не в тягость
В городскую кутерьму –
Только как такую радость
У поляны отниму?!



ОСЕННЯЯ ВСТРЕЧА

Сбил ветер тучи в плотную отару,
Пора дождей на солнышко скупа.
По чёрному от влаги тротуару
Нечастым крапом – снежная крупа.

Средь встречных робко движется старушка.
Под шляпкою седая прядь видна.
Глазам не верю… Это ведь…Неужто?
Поверить трудно, но идёт – Она!

Теперь, конечно, на неё из окон
Завистливо и страстно не глядят.
А как струился непослушный локон
На стройный стан, как был дурманен взгляд!

Поклонником её я не считался,
А сколько было их в златые дни!
Мы не знакомы. И сейчас остался
Я для неё – в неведенья тени.

Но, отступив по крупяному крапу,
Я встал в сторонке в думе непростой
И снял воображаемую шляпу
Пред проходящей бывшей красотой.


ОСЕННЯЯ ЖИВОПИСЬ

Давно ль ушёл июль с лугов
В цветочном ладане?
Но вот уж ярмарку плодов
Открыли яблони.
Прессуют в пласт осенний лист
Морозцы-инники.
Страдуют в парках – вверх и вниз –
Дрозды-рябинники.
А у рябины верх горит
Густой зарницею,
Того гляди – сама взлетит
Нарядной птицею.
Тускнеет к ночи разноцвет
Из ярких суриков,
И дотлевает солнца свет
В лимонных сумерках.


ПЕРЕД ЛИСТОПАДОМ


Сжигает лето за собой мосты:
Березняки исходят жёлтым жаром,
И вспыхнули шиповника кусты
Цветною оторочкою над яром.

Спешит огонь по травам и лесам,
Но дым не виден. Воздух горько-сладок.
Раздать сентябрь торопится листам
Весь жар сгоревших в небе радуг.


БЛАГОДАРНОСТЬ МИЛИЦИОНЕРУ

Конечно, в памяти густой туман,
но не совсем ещё сдала позиции
и мне напоминает: «Цукерман,
ну, помнишь: в Каменске служил в милиции?»

Да, помню, был такой в конце войны,
не знаю, кем он числился по должности:
сержантом? Или в званьи старшины?
К чему мальчишке были эти тонкости?

Но к службе был у человека дар.
Вот, вижу: без напарника, без рации
стремительно идёт он на базар,
всегда готов к нештатной ситуации.

Однажды я такой момент застал:
он чью-то нарушал мечту похмельную –
под инвалидский мат ломал-топтал
диск со шкалой – рулетку самодельную.

В другой раз мама денег мне дала:
«Беги на рынок, хлеб дают коммерческий!»
Ну, тут уж надо бросить все дела:
хлеб не по норме, словно дар отеческий.

…Откуда набежало мужиков?
Нахрапистые, совесть всю откинули,
и нас, несчастных очередников,
от «хлебного окошка» отодвинули.

И здесь, как ангел из небесных стран,
посланником добра и справедливости
в рой наглецов ввинтился Цукерман
по-своему, уж тут не до учтивости.

И полетели горе-мужики -
толкал он их с приступочек-приставочек.
…Я нёс две булки в домик у реки.
Вот радость маме! Главное – без карточек.

* * *

С собаками вопрос довольно прост:
Для них необходимость, а не мода -
Подправить уши и обрезать хвост,
И лишь тогда видна у пса порода.

В поэзию пришёл я из «дворняг».
Редактор всё на свой аршин исправил,
И в результате получилось так,
Что слов моих немного он оставил.

И вот – дебют. Сбылась моя мечта.
Есть радость, но и горечь есть при этом.
Я на арену вышел без хвоста,
Но выгляжу породистым поэтом!

ЛЕНИН И ЧАСОВНЯ

Пройти до храмов далеко. И лень.
А будет в центре города часовня –
Ходи сюда, молись хоть каждый день,
И вечерком, и утречком спросонья.

Пойдёшь, попутно глянешь на панно:
Там – Ленин, люди в партажиотаже.
И грустно станет, а потом смешно.
Задашь вопрос: «И ты, Ильич, туда же?»

Поистине, умом нас не понять.
Не знаем сами, что же за страна мы?
И мог ли «вождь великий» предсказать,
Что мы с усердьем будем строить храмы?

Вошла в очередной эксперимент
Излишне легковерная Отчизна,
И бродит – ищет новый континент
Невоплощённый призрак коммунизма.

А мы? А что нам? Снова безусловно
Найдутся нашим мыслям пастухи.
Пока же… Город, строй скорей часовню:
Идёт Ильич замаливать грехи.


ВОЗВРАЩЁННЫЙ ЗВОН.

Под склон горы прижался дом
В заросшем огороде.
Обычным занятый трудом,
Вожусь то с грядкой, то с кустом
В тиши да на свободе.
Народ вдоль Каменки-реки
Селился недворянский:
Пахали землю мужики
Да в кузнях били молотки
На улице Крестьянской.
На высоте сосновых крон,
Опальный и забытый,
Разнёсся колокольный звон
И вниз скатился под уклон
От церкви, вновь открытой.
О многом вспомнили дома,
Опять тот звон услыша,
А церковь в радости сама —
То склад в ней был, а то тюрьма,
Как будто стала выше.
А я растерян и смущён —
Оставлена лопата,
Как будто звоном извещён,
Что был в купели я крещён
В младенчестве когда-то.
Но осенить себя крестом?
А надо ли без веры?
Стою в раздумье непростом:
Ведь осуждались и Христом
Пустые лицемеры.
Чужды мне паперть и амвон.
Искать ли к ним дорогу?
Без шапки около окон
Под возвращенный, новый звон,
Шепчу лишь: «Слава Богу!»

ТРОПИНКА К ХРАМУ

Всю ночь февральским не спалось ветрам,
Над крышами кружили каруселью.
К утру сыпучей замело метелью
Тропу через пустырь в Покровский храм.

И мог бы обойти, да здесь привык.
По бугоркам тропинку различая
(Путь к вере – не дорога столбовая),
Бреду к углу ограды, напрямик.

Во храме Божьем лоб перекрещу,
Куплю там православную газету,
В просящую ладонь подам монету.
Поставлю поминальную свечу.

Подход мой к вере робок, упрощен.
Не знал ни покаянья, ни причастья,
Не утирал святые слезы счастья,
А слышал лишь от матери: «Крещен».

Средь прихожан иные – как родня:
Приходят часто, молятся помногу.
Тропу вот протопчу угодным Богу –
Все польза небольшая от меня…


О ЧУДЕСАХ

Путешествуют по градам чудотворные иконы,
Погостят день-два во храме – и меняют адреса.
Воздадим в благоговеньи целованья и поклоны,
А потом – в недоуменьи: «Ну, а где же чудеса?»
Бог – не фокусник из цирка. Благодать не купишь в лавке.
В соответствии с рекламой: «Шел – увидел – приобрел».
Чудо в том, что жив и дышишь, не затоптан в этой давке,
В каждом дне твоем, который Божьей милостью провел.



НИНЕ


Прошли дожди с ветрами бравыми,
Прибили, смыли пыль с земли,
И ты сказала: «Пахнет травами»,
Когда горою утром шли.

Еще сказала, руку трогая,
Сметая мысли про дела:
«Вот все бы я такой дорогою
С тобою рядом шла и шла».

Тогда еще бедой непрошенной
Болезнь ко мне не добралась,
И думал я: «Моя хорошая
Вдруг что-то в лирику вдалась?»

…Совместно пройдено, измерено
С тобой немало вниз и ввысь,
И мы дорогами проверены
Не раз, не два за нашу жизнь.

И вот теперь, когда открылся нам
Непроходимый косогор –
Того гляди: сорвешься с выступа –
Я вспомнил давний разговор.

Что впереди? Лишь Богу ведомо.
Одна пойдешь или вдвоем?
Но мы дорогами проверены…
Дай руку! Может быть, пройдем?





В МИР ИНОЙ

Под занавес земных хлопот
Шепчу неслышно: «Наконец-то…»
Из тайны в тайну переход
Настал. Душа летит на место.

Где - место? Жил, как довелось,
А ладно ли – Господь рассудит.
Лечу - в надежде на «авось»,
С привычной мыслью: «Будь, что будет…»

***

Впереди замаячил последний привал.
Вот дойду – и на что жизнь потрачена?
Сброшу наземь рюкзак. По пути подбирал –
Сортируй теперь всякую всячину!

Только что там, средь сбитой на дне чепухи
В рюкзачишке блеснуло мне стареньком?
Не сгодится ль? Прижатые жизнью стихи
Светят снизу включенным фонариком…


КАК ТАМ НАШИ?

Он каждый телефонный разговор
Заканчивал вопросом: как там наши?
В виду имея: кто до этих пор
Не смог дожить, испив из смертной чаши?

Такой вот в интересах был наклон,
Но я его ничуть не осуждаю.
И вот ушел. И похоронен он
В подкоп к могилкам родственников, с краю.

Смогла природа напрочь разделить
Тот свет и жизни бравурные марши,
А будь не так, хотелось бы спросить
Ушедшего в тот мир: «Ну, как там наши?»