 Иван Паздников – известная в Каменске личность. Художник, директор художественной школы № 1, гармонист, лауреат городских поэтических конкурсов и автор сборников «Живу», «Мимикрия». Но Иван Васильевич грустно признаётся, что с годами растерял себя как художник; что не большой музыкант, а самоучка; задаётся вопросом, а всё ли удаётся и получается в поэзии. Сам он считает себя в первую очередь учителем. И, наверное, не только потому, что посвятил преподаванию 40 лет. А ещё и потому, что помнит и уважает своих учителей, умеет видеть талантливых учеников, продолжает открывать что-то новое и учиться у самой жизни.
Накануне своего 70-летнего юбилея Иван Васильевич рассказал нам о своём деревенском детстве, выборе профессии художника, родителях и учителях, гостеприимном Каменске, преподавании и директорстве, интересных людях и встречах.
Родом я из деревни Заводчик Артинского района. Очень интересное место, когда-то там работал завод кричного железа. Сколько помню, мужички занимались разными ремёслами. Были пахотные земли, но мало. В основном холмы, бугры, лес, местами напоминавший труднопроходимую тайгу. Я часто убегал на конный двор: там была избушка, где хранились сбруя, хомуты, уздечки. Стояла буржуйка, мужики смолили махру. Мне было интересно послушать их разговоры. Совершенно бессознательно, я не понимал, что меня к ним тащило. Как они воспринимали? Парнишка как парнишка. Ну, любознательный, ходит и ходит. Сказать, что я сразу прикипел к слову? Вряд ли. Всё происходило подспудно, медленно, даже не годами, а десятилетиями.
В деревне была только начальная школа, до «восьмилетки» ходил за шесть километров, до средней школы - 18 километров. Из-за этого какое-то время пришлось жить в интернате. А в тёплое время ходил домой через поля. Вспоминаю, что учеником я был очень разнообразным. В начальных классах учился хорошо. А потом компания юных «анархистов» стала предлагать сбежать с уроков. Солнце, тепло, кругом леса, всё цветёт. Какая учёба? В общем, были знатными балбесами. Конечно, педагоги всеми силами вытаскивали нас с улицы. В средней школе, наверное, всё во мне перестроилось, появилось чувство ответственности. Чем я только не увлекался: рисовал в школьной газете, играл на баяне, увлекался шахматами, лыжами. В старших классах учитель Анатолий Иванович Чусов увлёк меня физикой. В 11-м классе побеждаю в районной олимпиаде и еду на областную олимпиаду в УПИ. Я не стал победителем, но мне страшно понравились задачки: интересные, остроумные.
Почему после школы я выбрал именно Нижнетагильский худграф? В то время рассылали приглашения по школам. Приходит однажды директор школы Василий Николаевич Снегирёв и говорит: «Паздников, это тебе!» Помню, поступал в Высшее подводное училище во Владивостоке, но меня спасло плоскостопие. Ну какой я подводник? А ещё, если бы я себя организовал, мог бы поступить в музыкальное училище. Как-то меня послушали студенты-музыканты и сказали: «Давай приходи к нам». Я мог играть партию на баяне с листа. Дело в том, что в моей семье играли все на гармошке: дед, отец, родной дядя. Кстати, у меня в кабинете есть его гармошка. Дядя – самобытный человек. Он не только играл на гармошке, но ещё и создавал их. Ему привозили корпуса, меха, а он всё собирал, настраивал.
 Родители никак не влияли на выбор моей профессии. Мы жили в деревне. А деревня – это выживание. А советская деревушка – это выживание вдвойне. Почему? Всё шло к тому, что деревни со временем не будет. Мой папка Василий Семёнович за деревню боролся, он писал письма в ЦК, обком, райком. Из райкома приходили неутешительные ответы: «На месте вашей деревни будет крапива». Так и вышло. Деревни нашей больше нет. И поэтому всем нам, четверым детям, родители дали высшее образование. Старшая Нина и младшая Таня закончили лесотехнический институт, а потом много лет проработали в городской администрации в Ревде. Средняя сестра Галя окончила сельхозинститут, проработала в жилищном отделе городской администрации. В чём заслуга отца? Он нас, как из горящего дома, взял и выкинул из деревни, сказал: «Учитесь!»
А я никогда не жалел, что выбрал профессию художника. У меня были очень хорошие учителя. И среди них под номером один для меня - Лев Иванович Перевалов, преподаватель живописи. Это высококультурный, высокоорганизованный человек. Льва Ивановича недавно не стало. Последние 10 лет он преподавал в филиале Глазуновской академии в Перми. Как-то совсем случайно я купил газету «Литературная Россия», в ней была статья о Глазунове. И я, читая, подумал о том, что найти бы мне упоминание о моем учителе Льве Ивановиче. И вот нахожу слова автора о том, что он обнаружил в здании академии панно, выполненное Львом Переваловым.
В дипломе моём написано «Учитель рисования и труда». По соционике я наставник. После окончания вуза меня ждала служба в армии. А после – педагогическое училище в Красноуфимске, так называемый малый худ-граф. Была очень хорошая компания, где я преподавал живопись, композицию.
В 1976 году мой друг-однокурсник директор художественной школы № 2 Виктор Седов выдёргивает меня из Красноуфимска и предлагает работу в Каменске. На тот момент у меня была уже семья, опыт преподавательской работы в Красноуфимском педучилище. Школа находилась на Привокзальной площади, на втором этаже деревянного здания, поднимались мы тогда по приставной лестнице. И вот я приехал с семьёй, нам дали ключи от квартиры, мне – работу преподавателя в этой школе. Но как получилось в итоге: Виктор пригласил меня к себе в августе, а в ноябре того же года уволили директора художественной школы № 1. И меня пригласили в эту школу директором. Во Дворце школьников мы арендовали три помещения.
По поводу новой должности не было ни страха, ни сомнения. Житель я деревенский, привык к тяжёлой работе, не боялся её. И работа директора не тяжелее. На тот период с 1976 по 1980 годы развитие школы было невозможным. Учеников 78 человек, нельзя принять сверх этой нормы. Потом строится нынешнее здание школы. Мы переезжаем в него в 1980 году. Одну половину нам выделяют, а вторую хотят отдать под детское кафе. Но произошли технические ошибки, и половина здания была не пригодна для кафе. В итоге нам предлагают эту часть здания. Я отказался - знал, что там ничего не смогу сделать, дополнительное финансирование никто не откроет.
А потом наступает время перестройки. Была возможность создания хозрасчётных групп, финансирование увеличилось, в школе стали учиться более 300 ребятишек, и мы опять упёрлись в стены. И вот тогда я начал воевать за тот пристрой. А он использовался странно: в нём были группы продлённого дня, камнерезная мастерская, спортивные секции. Когда Виктор Васильевич Якимов стал мэром, он подписал решение о передаче пристроя нашей художественной школе. Потом пять лет переделок, капитального ремонта. А сколько били стёкол! Кошмарное время пережили, конечно. После присоединения пристроя количество ребят увеличилось до 380.
 Считаю, что как художник потерял себя. У поэта Юрия Полякова есть такие строки: «На каждую любовь, так справедливей, отдельная должна даваться жизнь». И вот каждый род занятий: директорство, семья, живопись – это три отдельно взятых жизни. Совместить их я не смог. Остались школа и семья. Но я бы даже сказал, что больше школы. Не то чтобы жалею, просто знаю, что бы я мог. Понимаете, в жизни так: гармошка не заменит живописи, живопись не заменит стихи, стихи не заменят гармошку. Изо всего, чему меня учили, я потерял как раз то, чему меня учили. А чему меня никто не учил, оно и осталось. Цветоощущение – это то же самое как музыкальный слух. Это от природы. Думаю, воспитать невозможно. По каким таким учебникам можно сказать ученику: «Начни писать! Что ты мажешь-то?!» Я знаю своих однокурсников, которые беспощадно красили холсты – страшно! Ко мне пришло удивительным способом, не сказал бы, что сразу, но пришло. Может, по наследству передалось. У меня замечательно рисовала бабушка. Возьмёт карандаш - получается точный силуэт жеребёночка, овцы, коровы – со всеми пропорциями.
В школе я вёл живопись, станковую композицию, позднее скульптуру. Самая большая проблема была не объёмная скульптура, а рельеф. А какая получилась проблема с преподаванием скульптуры? Я пригласил на работу выпускника художественного училища, поначалу он активно преподавал, а потом притомился, задурил, стал пропускать занятия, в конце концов, уволился, а у меня в школе предмет остался. Пришлось проходить стажировку у Бориса Рыжкова в художественной школе Екатеринбурга. Я понял основы рельефа, стал вести предмет. В те времена была готовая министерская программа по рисунку, живописи, станковой композиции и скульптуре. Потом у нас появилось декоративно-прикладное искусство, оно со временем вытеснило скульптуру. По России таких школ было немного.
А ещё я 40 лет занимаюсь выставками. С 1977 года по 2004 годы я этим занимался абсолютно бесплатно. Что значит сделать выставку? Несведущий человек думает, что привезли работы и повесили. Но до того как привезти, работы нужно отобрать, одеть. Я так плотно занимаюсь выставками, что несколько недель подряд у меня просто нет выходных. Я бы сравнил выставку с выпуском книги: важно, с чего начать и чем закончить. А ещё плюс подготовка выставок: когда нужно найти раму, паспарту, промыть стёкла… И такая работа с сотнями картин. С нынешнего года я этим не занимаюсь. Надо успеть хоть что-то своё сделать, в том числе вернуться к мольберту.
Видел ли я среди своих учеников талантливых? Знаете, один из моих первых учеников, кому можно присвоить это звание, был Валера Бутырский. Я очень удивлялся тому, что произнёс задачу устно, а он из дома потом приносит выполненную работу. Таких учеников у меня никогда не было. Но довольно своеобразно добирался он до академии художеств. Сначала не поступил в художественное училище имени Шадра, завалил русский язык. Поступил в Краснотурьинское художественное училище, оно в то время только открылось. Ни традиций, ни кадров. И вот после этого училища он три года поступал в академию художеств - в итоге поступил. Потом сам преподавал в академии. В 1995 году был объявлен всероссийский конкурс на восстановление панно в Храме Христа Спасителя. Заявилось 38 творческих бригад. Бригада, в которую входил Валера, заняла первое место. Возглавлял бригаду Александр Быстров – член-корреспондент академии художеств.
Как-то я приехал к Валере в академию художеств в 1997 году, в весенние каникулы. На Урале - тепло, солнечно, приезжаю в Питер – вьюга. Иду, замёрз, думаю: «Всё, простыл!» Но как-то быстро нашёл общежитие, вижу: Валера спускается с лестницы с охапкой кистей и красок. Пошли мы с ним в мастерскую. На мольберте начатая работа с классной техникой исполнения. Спускаемся вниз, а нам навстречу стайка молодых мужчин. Познакомились. Все академики. Но самое забавное, когда мы шли, один другому говорит: «Да ты рисовать не умеешь!» Я чуть не упал. Передо мной были настоящие мастера!
В 2005 году Валерий Бутырский уезжает в США. Он искал такую работу, чтобы можно было положить в копилку кучку денег и потом не оглядываться. Там перед ним стояла задача: расписать греческий храм. Он выигрывает конкурс, переезжает в Америку всей семьёй. Три года с коллегами расписывает храм. Потом греки выкладывают работу в интернете, называя Валеру русским Микеланджело. Но вот в 2017 году он вернулся на родину, знакомые говорят, ведёт затворнический образ жизни.
Стихи в моей жизни появились гораздо позже. В своё время я к литературе был равнодушен. А когда поступил на худграф, литературу уже не преподавали. Я почувствовал её нехватку. Но потащило меня не просто к литературе, а именно к поэзии. И где бы я ни был, первым делом покупал книги. Вот мои три любимых раздела в книжном магазине: поэзия, ноты для баяна и альбомы. В итоге у меня образовалась такая домашняя библиотека, в которой, на мой взгляд, не было слабых авторов. Хотя тогда я плохо понимал, что такое слабый или сильный автор. Сам стал пробовать писать стихи, когда мне было около 30 лет. Как многие, я тогда писал поздравительные, ироничные стишки.
Хочу сказать, что мне повезло с тем местом, где я родился, в какой семье рос, и, конечно, повезло с Каменском. Ведь здесь моя художественная школа, литературное объединение, куда я пришёл в 1991 году. Я не обижался на критику, старался не принимать всё близко к сердцу, но понимал сам, что делаю что-то не то. Не сразу всё это приходит. Да и пришло ли? Вот в этом вопрос. А ещё для меня счастье – встреча с замечательным гармонистом Александром Петровичем Устьянцевым.
20 января будет открытие моей преподавательской выставки в ДК УАЗа «Второй век с детьми». И мой авторский вечер пройдёт здесь же. Расскажу о своём учительском пути, представлю папкину гармошку, дядькину, свою. На каждой из них сыграю по парочке вещей. А также продекламирую свои стихи.
Я не живу по какому-то девизу. Но для меня важно помогать и не мешать. Не мешать – значит не привязывать кого-то к себе. А помогать – дать всё, что я смогу.
Записала Диана Ахмедулова (фото А.Некрасова), газета «Каменский рабочий», 11 января 2018 года, ЧЕТВЕРГ, № 3 (20417) |
